– Что зачем, миз Блейк?
– Зачем было пытаться подчинить всех? Зачем было идти на риск всех оскорбить? Вот так вот бросать такую здоровенную перчатку? Ты – мастер вампиров. Ты так стар, что у меня прямо кости ноют в твоем присутствии. Подобные тебе вампиры ошибок не делают, Мерлин. У них для всего есть причина.
– Быть может, я не думаю, что человек, едва видевший три десятка лет смертной жизни, сможет понять мои мотивы.
– Испытай меня. А еще лучше – испытай Жан-Клода. Ты это сам сказал: говоря со мной, ты говоришь с ним.
Он застыл неподвижно, и смысл этой неподвижности был ясен. Я сделала что-то такое, чего он от меня не ожидал. У вампиров неподвижность служит аналогом жеста у людей.
– Туше, миз Блейк. – Он опять шевельнул руками. – Вы не поверите, что я всего лишь хотел улучшить качество нашего представления для всех?
– Нет, не поверю.
Он снова едва заметно развел руками. Интересно, может, это он вместо пожатия плеч?
– Вероятно, имея успех в одном городе за другим, я просто стал самоуверен. Может быть, я действительно верил, что смогу победить всех.
– В твою самоуверенность я верю. Могу даже поверить, что по отдельности ты подчинял себе всех мастеров. Хотя в этом я не уверена – пока что. Я ощутила твой разум и не скажу, что ты не мог бы этого сделать, но ты мог и не пробовать.
– Зачем бы я тогда пытался сделать это сегодня?
Я улыбнулась. Сама ощутила эту улыбку не как веселую, а просто губы скривила, как когда злюсь.
– Именно это я и пытаюсь выяснить, а ты уходишь от ответа.
– Я действительно ухожу от ответа? – спросил он.
Я кивнула, улыбаясь уже почти весело:
– Именно это и делаешь.
– Быть может, я уже ответил на вопрос, но ответ вам не понравился.
– Быть может, ты пытаешься не лгать открыто, чтобы Дамиан, или Ашер, или кто-нибудь не учуял или не унюхал ложь. Но ты определенно не дал полного ответа.
– Вы действительно думаете, что если бы я хотел солгать при всех, в этой комнате присутствующих, то не смог бы этого сделать?
Я на секунду задумалась, подавляя желание оглянуться на Ашера. Дамиан поиграл пальцами у меня на плече.
– Я думаю, что мог бы, но используя больше ментальной силы, чем тебе хотелось бы в моем присутствии.
– И почему бы я не хотел использовать ментальную силу в вашем присутствии, миз Блейк?
Голос его звучал пренебрежительно, почти с веселым презрением. Я не оскорбилась: эта интонация, как все, что он делал, была намеренной, просчитанной.
– Потому что ты боишься, как бы Дорогая Мамочка не услышала и не посетила нас второй раз.
Он попытался изобразить высокомерное презрение, и изобразил, но я чуяла в нем перемену. Тончайший, едва заметный оттенок страха.
– А кто это – Дорогая Мамочка?
Я тщательно рассматривала точеную линию челюсти. Ох, хотелось бы посмотреть в глаза, но не стоило рисковать.
– Ты действительно хочешь, чтобы я произнесла ее имя?
– Вы можете произносить все, что хотите, миз Блейк.
Я кивнула, ощутила, что у меня сердце забилось сильнее, рука с новыми шрамами сжалась в кулак.
– Хорошо. – Сама услышала, что голос у меня с придыханием. – Ты боишься, что снова появится Мать Всей Тьмы.
То ли свет чуть потускнел, то ли это мое воображение?
– Она для нас утрачена, миз Блейк. Вы ничего о ней не знаете.
– Она лежит в комнате глубоко под землей, но высоко-высоко. По всей передней стене – окна, выходящие на пещеру или подземное здание. Внизу всегда горит огонь, будто тот, кто смотрит, боится темноты.
– Мне известно, что Валентина была в той комнате, что вы описываете, и осталась жива, чтобы об этом рассказать. Не стоит пытаться произвести на меня впечатление историями из вторых рук.
Кажется, Мерлин не знал, что я вместе с ней была у него в голове. Он не знает, что я видела его воспоминание о том, как она выходит из тьмы?
– Тогда вот еще одна история из вторых рук. Я видела ее в образе огромной кошки, может быть, что-то вроде вымершего льва, больше любого современного. Я видела, как она охотилась за тобой в ночи, когда мир пахнул дождем и жасмином – или чем-то вроде жасмина. Я просто не знаю, давно ли существует на земле жасмин как вид; может быть, мое сознание называет это «жасмином», потому что у этого растения тот же запах.
Я-то думала, что он был неподвижен, но ошиблась. Потому что сейчас он стал неподвижен настолько, что мне пришлось сосредоточенно смотреть ему в грудь – проверять, что он не исчез. Такая неподвижность, что недоступна ни одной змее, ни одному живому существу. Неподвижен так, будто хотел не быть здесь больше ни секунды.
И его голос был так же мертв, как тело, когда он сказал:
– Вы видели сегодня ее воспоминание.
– Да.
– Тогда вы знаете ее тайну.
– У нее их много, но ты говоришь о том, что она и оборотень и вампир одновременно? Тогда да, эту тайну я знаю.
Он сделал вдох, как многие из них, когда выходят из этой неподвижности. Так они себе сами напоминают, что еще не мертвы.
– Но миз Блейк, всем известно, что быть и тем, и другим невозможно.
– Тот штамм вампиризма, что существует сегодня, уничтожается вирусом ликантропии, но, быть может, когда-то он был устойчив, или это был другой вид вампиризма. Как бы там ни было, что я видела, то видела.
– Мюзет привозила сюда к нам нескольких котов Темной Госпожи, – сказал Ашер. – Они были и тем, и другим – и ни тем, ни другим не были.
– Да, Белль Морт говорит, что спящие коты нашей матери просыпаются на ее зов, – сказал Мерлин. – Что вы об этом думаете, миз Блейк? Думаете вы, что Белль Морт стала так сильна, что слуги матери проснулись на ее зов?
– Нет, – сказала я.
– Почему нет? – спросил он тем же пустым голосом, и тело его почти не двигалось. Он перестал изображать человека.
– Потому что силы такого рода у Белль Морт нет.
– Ты никогда ее во плоти не видела, – сказал Адонис, – иначе не судила бы так поспешно.
И сказано было не слишком радостным голосом, что само по себе интересно. В первый раз он не до конца своим голосом владел.
Я глянула на него:
– Она сильна, но не тем видом силы, что Дорогая Мамочка. Просто не тем.
– Если Белль Морт не пробудила слуг нашей доброй матери, то кто это сделал? – спросил Мерлин.
Тут меня осенило – что со мной нечасто бывает. Я сперва подумала, действовать ли по этому наитию или сперва Ашера спросить, а потом подумала: а черт с ним. Я устала. Да, я насытилась, но заживление требовало большего, чем вернуло мне кормление. Устала я от этих игр.
– Ты хочешь ее пробудить, Мерлин? Или ты боишься, что она проснется?
Он снова погрузился в неподвижность.
– Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
– Знаешь.
– Тогда я не стану на него отвечать.
– Ты – шестерка у Совета вампиров?
– Мерлин был исключен из внутреннего круга силы несколько веков, – сказал Ашер.
Я кивнула:
– Да, вы меня по дороге сюда проинформировали. Он стал так силен, что его поставили перед выбором: отдать свою территорию или быть убитым. Он отдал все и растворился в тумане времен. Жан-Клод думал, что ему может найтись место на американской земле.
А про себя я подумала: «Следующий раз, когда Жан-Клод будет предлагать убежище кому-нибудь настолько офигенно сильному, пусть сперва со мной перетрет».
Это я ясно высказала по дороге в лимузине, и Жан-Клод даже спорить не стал.
– Если ты не работаешь на Совет, на кого тогда? – спросила я.
– Если я отвечу «на себя», вы мне поверите?
– То ли да, то ли нет, не знаю. Попробуй.
Моя рука снова легла на пистолет.
– Зачем вы взялись за оружие?
– Потому что, думаю я, если ты не хочешь отвечать на этот вопрос, то можешь снова испробовать вампирскую силу. Зависит от того, чего ты больше боишься.
– Вашего пистолетика я не боюсь.
– Возможно, но ведь Дорогой Мамочки боишься?
Он облизал губы. Этот жест дал мне надежду, что в его фасаде появилась трещина, и тогда я посмотрела прямо ему в глаза. В этот миг встречи взглядов он попытался подчинить меня, и у него могло бы даже получиться, если бы Ашер и Дамиан не коснулись меня одновременно. Этого было достаточно, чтобы меня отвлечь, и я отвернулась.
– Очевидно, в вас двоих есть больше, чем мне рассказывали, – произнес Мерлин снова тем же пустым голосом.
– Он – ее слуга-вампир, – сказал Адонис. – Это не слухи.
И голос его не был пустым – скорее, гулким, с ноткой гнева.
– Но не это ее спасло, – ответил Мерлин.
Он посмотрел на Ашера, и я увидела то, что видала очень и очень редко – как один вампир отворачивается от взгляда другого. Сила вампира, как моя некромантия, защищает его от других вампиров. Они не умеют гипнотизировать друг друга, но Мерлин умел. Или Ашер боялся, что он это умеет. Страшноватый тип.
– Ты был самым слабым из мастеров вампиров линии Белль Морт. Такой вампир не мог бы никому помочь спастись от моего взгляда.
– Я никогда тебя раньше не видел, – ответил Ашер, все еще держа руку на моей руке и отвернувшись от второго вампира.
– Я был к тебе ближе, чем ты знаешь, Ашер.
Мне не понравилось направление, которое принимал разговор.
– Послушай, мы тебя сюда привели, чтобы ты нам дал ответы, а не наоборот.
– И каких ответов, по-вашему, я от вас хочу?
– Ты хотел узнать, насколько мы сильны. Не знаю, зачем, но тебе это было нужно. Ты хотел испытать нас. Зачем?
– Быть может, я давно и долго ищу мастера, которого мог бы назвать своим мастером. Достаточно сильного, чтобы дать мне почувствовать: за ним стоит идти.
– Ты Мерлин, а не Ланселот, – сказала я.
– Ланселот – выдумка, как почти все, что сегодня вы обо мне знаете – и о тех, кому я служил.
Я заморгала:
– Ты хочешь сказать, что ты – тот самый Мерлин? Который король Артур и круглый стол?
– А вы хотите сказать, что я – не он?
Я хотела поспорить, но передумала. Если он хочет притворяться настоящим Мерлином, мне