Мика скользнул мне в рот, нажимая медленно, проникая постепенно, но он уже был соленый, горьковатый и одновременно сладкий. Ему очень понравилось предыдущее зрелище. Этот вкус значил, что продержится он не так долго, как мог бы, что не так уж плохо при оральном сексе с мужчиной его размера. Соитие – его действительно хочется протянуть как можно дольше, при оральном сексе длительность – не всегда благо. Два совершенно разных умения.
Я подалась навстречу его осторожному движению, и это было как будто я дала разрешение ему. Он стал забивать себя мне в рот, каждый раз ударяя в задний свод горла и выходя чуть прежде, чем я могла бы попросить перестать. Мертвой хваткой вцепилась я в спинку кровати, а другой рукой просто опиралась на Натэниела для равновесия, не вцеплялась в него. Слишком я сосредоточилась на Мике, чтобы думать о себе.
– Давай! – скомандовал Мика, и я не сразу поняла, кому это он.
Жан-Клод сунул в меня пальцы, нашел точку наслаждения, точно зная, где она, и довел меня до оргазма быстрыми уверенными движениями пальцев, еще быстрее, еще быстрее. Я закричала сквозь плоть Мики, кричала и насаживалась на него все сильнее. Будто ехала на нем верхом, как летела на волне оргазма, и вдруг он стал слишком большим, слишком толстым, но как раз таким, как надо. Я орала и тряслась, загоняя ногти в бедро Натэниела, будто пыталась прорыться насквозь.
Орала, орала, орала от наслаждения, но это был звук, который у других означал бы боль. Это не была боль, это было освобождение. Я вся отдалась минуте, ничего себе не оставив – рука Жан-Клода во мне, тело Мики у меня во рту, кожа Натэниела под пальцами. Я отпустила спинку кровати, осталось во мне еще что-то, чтобы вцепиться выше в спину Мики, а другая рука терзала бедро и зад Натэниела.
Послышались голоса. Я смутно знала, что не наши. Жан-Клод сказал «Убирайтесь вон», но я слишком далеко унеслась, чтобы взглянуть или хотя бы подумать об этом.
Он глубже сунул в меня руку, одним быстрым движением, и я снова кончила. Он обрабатывал меня, и тело мое стало дарить мне оргазм за оргазмом, влажное, заведенное, набухшее, тугое, распухшее от удовольствия.
Тело Мики стало выбиваться из ритма, по вкусу ощущалось, что вот-вот. На исходе каждого толчка он влезал мне в горло, потом обратно, слюна текла изо рта – глотать не было времени.
Жан-Клод нагнулся надо мной, все еще не вынимая руки, но ртом он лизал меня между ногами, пальцы входили и выходили. Глубоко сосать, как другие, он не мог – клыки мешали, – но мне это не надо было. Он завел меня до состояния, когда быстрые скользящие движения языка начали меня доводить до оргазма. Внутри меня нарастало, нарастало тепло, будто середина тела моего стала чашей, капля по капле наполняющейся удовольствием, и последнее лижущее движение пролило эту чашу, и снова я заорала прямо в тело Мики. Он ударил вперед последний раз, так глубоко, что я задохнулась, и поняла, что это он еще был осторожен, а сейчас заставил меня принять последние два дюйма, и наконец я коснулась губами его тела больше, чем на секунду. Я попыталась отодвинуться, его рука легла мне на затылок, будто удерживая на месте, но он пошевелился и дал мне отодвинуться, а сам вышел.
Я видела, как он борется с собой. Жан-Клод сдвинулся на пару дюймов в сторону, рот его угнездился на внутренней стороне моего бедра, и клыки Жан-Клода вошли в меня, а я уже была в том состоянии, когда боль в радость, и ощущение протыкающих кожу клыков, присосавшегося рта подбросило меня на кровати, заставило забиться с криком. Телом я зацепила Мику спереди, и это было уже слишком. Я рухнула на кровать, а Мика пролился у меня между грудей, такой горячий, и жидкость густая и тяжелая побежала по ложбине, по боку, струйками потекла по животу. Я заорала снова.
Жан-Клод оторвал от меня рот, измазанный моей кровью, и был он уже твердый и готовый, наполненный моей кровью, чтобы доставить удовольствие моему телу и своему. Обычно он начинал медленно, но на сегодня уже он, как и Мика, с медленным покончил, и вот он оказался надо мной, на руках, будто отжимаясь, но нижняя половина тела была уже опущена, и он вбил себя в меня изо всей силы, как еще никогда не бывало, и мне был виден каждый толчок, каждое движение, когда он входил и выходил. Три движения, пять – и я кончила, бросила бедра навстречу ему, задергалась под ним. Он еще раз довел меня до вершины, и лишь тогда начал терять ритм, и с последним ударом пролился в меня, навис надо мною на дрожащих руках, и смотрел на меня, смотрел, раскрыв губы, ловя ртом воздух. В другой раз он бы рухнул на меня сверху, но сейчас у меня грудь была залита соком Мики – уже меньше, он стекал с меня, как тающий от жара лед.
Жан-Клод навис надо мной, тяжело дыша и улыбаясь все еще измазанными моей кровью губами. Наклонился, осторожно, чтобы не влипнуть кожей или волосами, но поцеловал меня. И вкус моей крови был как сладковатая медь.
Он отодвинулся. Я осталась лежать, моргая, ошеломленная всем этим, и едва он успел сдвинуться, как надо мной оказался Натэниел. Не помню, когда он перелез от изголовья – потеряла нить.
Я смотрела вдоль его тела, поднятого надо мной, и про себя подумала: «Кажется, я пообещала пользоваться презервативами?» Но худшее уже случилось, я беременна, и теперь безразлично. Жан-Клод застал меня врасплох, а Натэниелу я позволил войти в меня голым, плоть в плоть, и ничего нас не разделяло.
Он нашел тот ритм, что у него иногда бывал – будто дрожащая волна шла по его телу, будто он танцевал во мне, и каждая дрожь такой волны вбивала его в меня, прямо по нужному месту. Жан-Клод отдавал себя сексу, а Натэниел проделывал обычную свою тщательную работу, как будто после всей предварительной игры он честно проделывал все, что за мои деньги полагалось. Эмоции у него бушевали, а в сношении он себя контролировал. И не кончал никогда раньше меня – вот не кончал, и все. И доведение меня до оргазма снова и снова было для него игрой, пока я не просила его перестать. Сегодня, кажется, это будет недолго.
Так и оказалось. Я ощутила, как растет между ногами тяжесть, медленно и верно, но быстрее обычного из-за всего, что уже было.
– Скоро, – шепнула я, – скоро…
Бедра у меня приподнимались и опадали навстречу его движениям, мы сталкивались снова и снова, танцуя друг для друга, и оргазм поймал меня, и танец для меня кончился. Остались только крики, и ногти ему в бока, и извивания на постели, но ритма уже не было.
Я пришла в себя, тяжело дыша, в глазах двоилось, а его тело оказалось в том же ритме. Он входил и выходил, будто мог так всю ночь… черт побери, может, и мог. Он снова меня завел, и на этот раз я обернулась вокруг него, притянула его к себе, грудью к груди, ртом ему чуть ниже плеч, а тело его продолжало двигаться поршнем. Я знала, чего он хочет, и дала ему это – укусила его, до крови, прижимая к себе, чтобы он не отдернулся и не поранил себя больше, чем мне хотелось бы. У меня рот наполнился кровью, Натэниел сбился с ритма. С удовольствием он мог бы бороться всю ночь, но от боли кончал быстрее.
Но сперва он заставил кончить меня, и я оторвалась от него ртом, чтобы не сильно искусать, отвернулась в сторону и закричала. Ногами обхватила его, сцепила ноги у него на заднице, притянула его к себе, не давая ему того ритма, что он хотел.
Он приподнялся на руках и коленях, я прилипла к нему спереди, и он подполз, волоча меня за собой, к изголовью, одной рукой поддержал меня под зад, другой схватился за спинку кровати, приподнял меня и прислонил к спинке. Голос его прозвучал придушенным шепотом:
– Хочу еще подвигаться.
И он вдвигался в меня и выходил, снова, снова и снова, а я цеплялась за него руками и ногами. Он снова довел меня до оргазма, и снова, и еще раз, и тогда попросил:
– Пожалуйста, пожалуйста…
Иногда он любил просить, пока я не соглашусь, но сегодня вряд ли кто из нас мог долго выдержать. Я шепнула в сладкий запах его шеи:
– Давай, давай, давай, в меня, кончай, прошу тебя!
Он перестал ловить ритм и вломился в меня изо всей силы, снова заставив кончить, я впилась ногтями в плечи ему и в спину, и наконец он вошел до упора, остался там на миг, на вечность, потом рухнул на колени, а я все еще цеплялась за него.
Мы были скользкие от пота, крови, еще много чего. Натэниел цеплялся руками за спинку кровати, сердце билось так, что это было видно.
– Ух ты, вот это было да! – сказал он, запыхавшись, и голос был почти что не его, еще не вернулся к нему.
Я попыталась согласиться, но не было голоса. Губы забыли, как выговаривать слова, и глаза тоже не хотели работать. Мир заволокла дымка, будто его в вату завернули.
– Анита, – позвал Мика. – Ты как?
Я сумела поднять большой палец – больше ничего. Не в первый раз Мика и Натэниел затрахивали меня до потери речи.
– Черт побери, – сказал Мика. – Я боялся, что втроем мы тебя затрахаем до потери сознания.
В голосе его была добродушная насмешка.
Только с третьего раза я смогла сказать:
– Для этого вас нужно больше.
Мика наклонился ко мне, поцеловал в щеку:
– Это можно устроить.
Я сумела прошептать:
– Не сегодня.
Он снова поцеловал меня в щеку:
– Не сегодня. – И обернулся к Натэниелу: – Тебе помощь нужна?
Натэниел без слов кивнул.
Мика и Жан-Клод помогли нам разъединиться, потом пошли в ванную отмываться. Мы с Натэниелом еще не могли пока сползти с кровати. Лежали бок о бок, касаясь друг друга, но не обнимаясь. Для этого нас еще мышцы недостаточно слушались.
– О Боже, Анита, я люблю тебя, – сказал он, все еще тяжело дыша.
– И я тебя люблю, Натэниел, – сказала я. И так оно и было.
Глава двадцать первая
Я думала, что Мика может возразить, чтобы Жан-Клод лез в постель голым, как остальные, но он промолчал. Если бы к моей голой спине прильнула другая девушка, тоже голая, я могла бы и возразить, но с Микой всегда проще, чем со мной. Ну, должен же быть кто-то, с кем проще?