– Я бы не была зачарована, Анита. Я бы каждую ночь, когда он бы касался меня, на меня ложился, знала бы, что я его ненавижу. Реквием тебя обожает, и будет обожать, пока не найдет – если это случится – истинную любовь. А до того он будет в постели женщины, которую обожает, будет наслаждаться потрясающим сексом и радоваться каждой минуте его. Это не то же самое, Анита, можешь мне поверить.
– Но это вроде метафизического наркотика для изнасилования на свидании – когда тебя вот так используют. Оттого, что ты радуешься изнасилованию, оно изнасилованием быть не перестает.
– Ты так думаешь, ma petite?
Я покачала головой:
– Для Реквиема уже поздно, я это признаю. Так что я попытаюсь питать на нем ardeur.
Он поцеловал мне руку:
– Благодарю тебя, госпожа!
– Без «госпожи», – сказала я. – Анита, просто Анита.
– Благодарю тебя, Анита, – повторил он и снова поцеловал мне руку.
– Пожалуйста, Реквием, встань с пола.
Он встал.
– Я бы очень был рад сесть рядом с тобой.
Я вздохнула и кивнула.
Он сел рядом со мной по другую сторону от Жан-Клода, но так плотно, что его ноги меня коснулись. Ну-ну, только этого мне сейчас не хватало.
Глядя на его грудь, где остались раны от ножа, почти оказавшиеся смертельными, я спросила:
– Что будем делать с Менг Дье? Она показала, что очень опасна, и в команде играть совсем не хочет.
– Убить, – предложила Элинор.
Я посмотрела на Жан-Клода.
– Я бы предпочел найти другое решение, но, быть может, придется.
– Ты слишком сентиментален, Жан-Клод. Чувствуешь свою вину, что украл ее смертную жизнь. Но это великий дар, а не проклятие.
– Уж что чувствую, то чувствую, Элинор.
– Проследи, пожалуйста, чтобы из-за твоих чувств нам всем не погибнуть. – Она посмотрела на меня. – Итак, я думаю, что если Анита действительно будет оборотнем-универсалом…
– Быстро расходятся вести, – сказала я, глядя на Жан-Клода.
– Я хотел услышать мнение кого-нибудь достаточно сильного, чтобы иметь свое мнение.
Хотела я поспорить, но не могла. Элинор сейчас была самым сильным вампиром в его группе. Видно хотя бы из того, что она проснулась первой.
– Как я уже сказала, если Анита действительно будет оборотнем-универсалом, то это могут быть не просто львы, волки и леопарды, кого она привлекает – это могут оказаться все оборотни, или многие из них. Почти все приехавшие мастера привезли своих подвластных зверей, так что эту теорию нам надо проверить до того, как подпускать ее к ним. Огюстин, я думаю, спустит такое оскорбление, поскольку одержим вами обоими, да и напал первым. Нарушение протокола на его совести, а не на нашей. Но если Анита переманит от мастера еще какого-нибудь оборотня, тот может и не простить.
– Согласен, – сказал Жан-Клод, – и мы должны проверить, как мастера вампиров не из линии Белль реагируют на ardeur Аниты.
– И где мы достанем мастеров вампиров и других оборотней для проверки наших теорий? – спросила я.
В дверь постучали.
– Жан-Клод, это я, Римус.
Римус вошел и закрыл за собой дверь. На этот раз он смотрел прямо на нас и смотрел сердито – я решила, что этим и объясняется прямой взгляд.
– Я вам говорил, что если сюда еще придут, я не впущу никого без присутствия меня и моих охранников.
– Я помню, – ответил Жан-Клод.
– Я говорил о любом другом вампире, но уж эти двое точно сюда не войдут, если у вас не будет телохранителей по эту сторону двери.
– Какие двое? – спросила я.
– Истина и Нечестивец пришли, – сказал Римус.
– Истина и Нечестивец, – повторила Элинор. – Вот это интересно. Они сильны, и они не из линии Белль.
Я покачала головой:
– Истина уже отведал вкус ardeur'а, когда я привязала его к Жан-Клоду. И он не бегает за мной вот так.
Я ткнула пальцем в сторону Реквиема.
– А ты питала ardeur от Истины? – спросила Элинор.
– Нет.
– Тогда надо попробовать.
– Нет, – отказалась я.
– По крайней мере, предложи им, – настаивала она.
– Нет, – ответила я с чуть большим жаром.
– Они клялись в верности Жан-Клоду. Они не покидают нас.
– Нет, – сказала я. – Нет – и все.
– Хорошо, не кормись от них. Пусть посмотрят, – предложил Жан-Клод.
– Что это может значить? – спросила я.
– Сэмюэл смотрел, как ты питаешься, и его не тянуло так сильно ни к тебе, ни ко мне. А Хэвена притянуло так, что его пришлось оттаскивать, почти как Огюстина. Быть может, если Истина и Нечестивец будут в той же комнате, где ты питаешь ardeur, это нам подскажет, выходит ли эффект за пределы линии Белль.
– И еще нужен будет кто-то в той же комнате из линии Белль, близкий по силе. – Я посмотрела на Элинор.
Она улыбнулась мне:
– У меня любовь, Анита, настоящая любовь. На меня не подействует.
– Некоторые виды ardeur'а все равно действуют, – сказала я.
– Очень ненадолго. Но то, что я сейчас влюблена, делает меня непригодной для испытания.
В дверь снова постучали. Римус открыл, кому-то что-то сказал и обернулся к нам, на этот раз уже не глядя прямо.
– Там Лондон. Он из линии Белль, если не ошибаюсь?
– Да, – подтвердила Элинор.
– Так что, – спросила я, – я буду питать ardeur, а они скажут, насколько их тянуло?
– Такой вот способ тестирования без слишком большого напряжения твоих нравственных чувств, – сказала Элинор.
– Ага, просто заниматься сексом в комнате, где на меня будет глазеть целая группа мужчин?
Жан-Клод покачал головой и улыбнулся:
– Можно просто питать ardeur, ma petite. Это не обязательно должен быть секс, если ты его не хочешь.
– Стыдно как-то вызывать нарочно ardeur, когда я не голодна, – сказала я.
Он вздохнул:
– Может быть, но куда лучше вызывать его сейчас, когда мы можем его контролировать, чем потом, когда прибудут гости, а контролировать мы не сможем.
В такой формулировке это имело смысл, но…
– А от кого мне кормиться?
Жан-Клод показал на Реквиема:
– Он уже попал под огонь.
– Класс. Я теперь еще и огонь.
– А питание от крови столь сильной, как твоя, поможет ускорить заживление его ран.
И это было правдой, но…
– Хорошо, но только если ты объяснишь каждому условия эксперимента. Участники должны согласиться, иначе я не стану этого делать.
– Разумеется, ma petite. Я ни за что не поступил бы по-другому.
Глядя в это красивое и непроницаемое лицо, я была почти на сто процентов уверена, что это ложь.
Глава двадцать шестая
Пройти тест согласились все. И даже каждый был довольнее, чем я. О’кей, каждый, кроме Римуса и некоторых из охранников. Наверное, они просто не сомневались, что какая-нибудь разразится фигня, а им потом подбирать куски. Я с ними была согласна.
Отчасти я надеялась, что когда-нибудь перестану так чертовски смущаться подобных групповых сцен, отчасти надеялась, что не перестану. Второе – благодаря той же части моей личности, что горевала насчет того, что я теперь могу убивать и не переживать по этому поводу. Вот та же самая часть личности думает, что заниматься метафизическим сексом на публике, по любой причине, – это еще один шаг по скользкой дороге к погибели. Но если альтернатива – это взрыв ardeur'а как метафизической бомбы посреди сегодняшней вечеринки, – то приходится из двух зол выбирать меньшее. И все же хорошо было бы хоть раз для разнообразия не иметь выбора из двух зол. Хотя бы раз – нельзя ли выбирать меньшее добро?
Реквием лег навзничь на свежие простыни, волосы рассыпались вокруг торса темным ореолом. В свои рабочие дни – точнее, в рабочие ночи, – он был стриптизером в «Запретном плоде». По телу его это было видно, но сейчас я видела только раны. Менг Дье очень, очень близка была к тому, чтобы навсегда погасить ему свет. Когда я провела пальцами по порезу под грудиной, он судорожно вздохнул – не знаю, от боли или от удовольствия.
Обычно я умела читать по лицу Реквиема, но сегодня это лицо ничего не выдавало. Он смотрел на меня как на величайшее чудо света; это было на ступеньку выше – или ниже – любви. Поклонение – вот единственное для этого слово. У меня сердце сжималось от такого выражения на его лице. Совершенно ничего не осталось в нем от Реквиема – Реквиема с его меланхоличными, красочными речами. Он свое имя заработал за поэтичность, но весьма угнетающего свойства. А теперь в нем не осталось совершенно силы личности, ничего, кроме этого всепоглощающего голода.
– Помоги мне Боже, – сказала я.
Жан-Клод подошел ко мне, к кровати.
– В чем дело, ma petite?
– Скажи, что он будет лучше, чем сейчас, – сказала я.
– Лучше – в каком смысле, ma petite?
– Посмотри на него.
Жан-Клод придвинулся, задев мой рукав рукавом своего халата, и стал смотреть на Реквиема вместе со мной.
Взгляд Реквиема на секунду метнулся на него, тут же вернулся ко мне, будто все остальное не имело значения. Но Жан-Клода он заметил, потому что сказал:
– Неужто заставишь ты меня разделить свою благосклонность с другим, Анита? Или я буду как небо, раскинувшееся меж жаром солнца и холодным поцелуем луны? В том же блаженстве, что пришлось испытать Огюстину?
– Ну, хотя бы он снова многословен и поэтичен, – заметила я. – Уже что-то.
– Он предложил себя одновременно тебе и Аните? – спросила Элинор, все так же свернувшаяся в кресле.
– Думаю, что да, – ответил Жан-Клод.
– Реквием не любит мужчин, – заметил из угла Лондон. Он, как всегда, занял самый темный, самый неосвещенный угол. Не только за черноту коротких кудрей и пристрастие к черной одежде прозвали его «Темный Рыцарь». – Против этого он всегда сильнее всего сопротивлялся.
– Да, – подтвердила Элинор. – Он непреклонен был в том, что с мужчинами он не спит.
– Белль наказывала его за отказ обслуживать мужчин. – Жан-Клод смотрел на Реквиема с грустью и сожалением.
– Тогда он не должен был бы предлагать нам такого, – сказала я.