Шумно втянув носом воздух, Звенислава нерешительно кивнула и взяла кож, закрепив его под поясом поневы на спине. Она услышала, как Нежана что-то втолковывала сыновьям и показывала рукой в ее сторону. Наскоро поцеловав обоих во взмыленные макушки, мать подтолкнула их к княгине и поспешно отвернулась.
Проглотив тяжелый комок, застрявший в горле, Звенислава обняла за плечи княжон и поглядела на смурных, насупившихся мальчишек.
— Возьмитесь за руки.
Она шла и постоянно оглядывалась через плечо, пока в сгустившихся сумерках не перестала различать оставшихся позади. Под ногами трещали палки; гонимые ветром, шелестели тонкие ветви. Где-то вдалеке кричала ночная птица, и от этих звуков у Звениславы по спине разливался мороз.
Она не показывала своего страха, ведь четыре пары испуганных детских глазенок глядели на нее нынче с затаенной надеждой. Они прошли совсем немного, когда ей на глаза попался небольшой овраг в стороне от тропинки. Пробираясь сквозь густые кусты и колючки и шурша сухой листвой, они кое-как спустились в него по пологому склону.
Звенислава завела детей под три поваленных дерева, которые служили надежной защитой от всякого, кто глядел бы вниз с тропинки, и посмотрела поочередно на Любаву и Вячко.
— Обождите здесь. Никуда не уходите, слышите, никуда! — она прикрикнула и сжала ладошки обоих, заставив заглянуть себе в глаза. — Тут сухо, укроетесь за елочкой, — и Звенислава кивнула на молодую хвойную поросль по левую руку.
— Куда ты? — Любава вцепилась ей в поневу. — Мне страшно.
— Мне тоже, — Звенислава погладила ее по грязной щеке. — Я разом обернусь, сидите тихо, как мышки. Разумеете?
Дождавшись от каждого кивка, она развернулась и поспешно зашагала прочь, пока не передумала. Подниматься ей, с тяжелым животом, было куда сложнее, чем спускаться в овраг, но кое-как Звенислава забралась наверх. И пошла в сторону, из которой пришла. То, что она бросила брата с сестрой и Нежану, терзало ее и не позволило уйти вместе с детьми. Может, так и впрямь было бы разумнее всего.
Но Звенислава не смогла. И потому вернулась.
Крики она услышала примерно на середине обратного пути. Женские голоса и яростный рев княжича. Во рту у нее мгновенно пересохло, и трясущимися пальцами Звенислава нашарила за спиной рукоять ножа. Дите в ее животе толкнулось, и она едва слышно охнула. Светлая Макошь, что же это творится…
Замедлив шаг, Звенислава попыталась идти тихо, но под ногами то и дело трещали ветки али шуршала сухая листва. В груди испуганной пичужкой громко-громко стучало сердечко.
— Давай, давай! — услыхав истошный крик Желана, она вздрогнула и заспешила вперед, что было мочи, позабыв, что намеревалась подкрасться к ним тайно.
Страх подхлестывал ее, придавая сил. Когда запыхавшаяся Звенислава добралась до места, то в первый миг увидала, как Рогнеда ползла по земле на спине, извиваясь, словно змея, а к ней неровной поступью приближался Святополк, возвышаясь высоченной горой над лежавшей девкой. Он даже не обернулся, когда услышал позади себя хруст веток и тяжелую поступь княгини.
Не помня себя, Звенислава поднялся с земли толстую палку и бросилась вперед. Кажется, кто-то из женщин закричал, увидев ее, но она этого уже не услышала. Вложив в удар все свои силы, она обрушила дубинку на хребет княжича. Пошатнувшись, тот медленно развернулся и наотмашь махнул рукой. Из носа хлынула кровь, и Звенислава вскинула к лицу руки и едва не свалилась на землю, но удержалась в последний миг.
Пока Святополк замахивался для второго удара, Рогнеда подобрала с земли валявшийся в стороне нож и ползком бросилась к княжичу, целясь лезвие в бедро. Святополк схватил ее за волосы на затылке и потянул на себя, заставив княжну выронить нож, взвыть и вцепиться руками в его запястье в попытках ослабить жесткую хватку.
Мимо Звениславы пронесся Желан, сжимавший копье здоровой рукой. Он влетел в княжича на бегу, словно таран, и вонзил острый наконечник тому в брюхо. Неглубоко, ведь мужской силы ему еще недоставало, но этого хватило, чтобы Святополк отвлекся и отпустил Рогнеду, которая сызнова метнулась к ножу и на этот раз поспела всадить его княжичу в бедро по самую рукоять.
Кровь хлынула прямо ей на лицо, и она в испуге отпрянула. Ноги Святополка подкосились, и он тяжело рухнул на колени, изумленно глядя по сторонам.
— Ах ты… — выдохнул он, увидав Рогнеду. Он зарычал и схватился двумя руками за копье, намереваясь его вытащить, но Желан поспел первее. Он ловко перехватил рукоять и ударил княжича снова: теперь уже в бок.
Вскрикнув, Рогнеда во второй раз обрушила на Святополка нож, угодив куда-то в спину. Княжич заверещал, словно раненое животное, и Звениславе захотелось зажмуриться и закрыть глаза руками. Но она лишь провела ладонью по лицу, стирая кровь, и продолжила смотреть и слушать.
Святополк умирал долго. И Рогнеде, и Желану пришлось ударить его еще несколько раз, пока он, наконец, не свалился лицом на землю и не затих.
В окутавшей их вечерней тишине долгое время не раздавалось ни звука. Они смотрели на мертвого княжича и друг на друга и не узнавали, словно видели впервые. Когда в стороне застонала Нежана, Звенислава словно очнулась от долгого сна. Она бросила на звук голоса и нашла валявшуюся в примятых кустах женщину. У нее была разбита голова, и по левому виску стекала тонкая струйка крови.
Тяжело опустившись рядом с ней на колени, Звенислава, наконец, зарыдала.
Рассвет после прошедшей безумной ночи застал их на берегу. Они забрали детей из оврага, в котором их оставила Звенислава, и все вместе кое-как доковыляли до места, где была привязана лодка. Они не сумели развести костер и потому грелись, завернувшись в теплую одежу, которую дальновидный дядька Крут велел взять им с собой.
За ними больше никто не пришел, за Святополком не последовал никто из его дружины, и это укрепило их робкую надежду, что княжича сумели прогнать из ладожского терема. Потому решили, что поутру попытаются вернуться в городище.
Но незадолго до восхода солнца, когда скорый рассвет уже раскрасил небо в нежные цвета, до них донеслись голоса. По имени звали Нежану и Звениславу, и один из голосов был женским.
— Это Чеслава! — счастливым шепотом прошептала княгиня. — Это Чеслава! Они живы! Живы!
Вскоре на противоположном берегу, где минувшим днем их настиг Святополк, показался конный отряд. Заметив лодку, они остановились, и нынче лошади нетерпеливо били копытами землю.
— Ярослав! Ярослав! — перебудив прильнувших к ней княжон, Звенислава поднялась на ноги. Завидевшие Будимира мальчишки едва не бросились в реку, и Нежана едва их удержала. Сама она стояла на ногах с трудом. Святополк отбросил ее на землю, и по несчастью она налетела затылком на торчащий из земли камень.
— Батюшка, батюшка! — детвора кричала хором, зовя обоих отцов разом.
Прильнувший спиной к лодке Желан пошевелился и запрокинул голову, силясь разглядеть, что творилось на том берегу. Рогнеда мазнула по нему блеклым, пустым взглядом и осталась сидеть на своем месте. Как же она устала…
Скинув броню, Ярослав и Будимир бросились в ледяную воду почти одновременно. Детвора завизжала от восторга, а Звенислава медленно осела на землю, держась руками за живот. Она думала, что после пережитого ночью, ее сердце разучилось болеть. Но нынче, когда она увидела мужа — живого и невредимого — то удивилась, как оно у нее не разорвалось на тысячу частей.
На том берегу Чеслава размахивала руками, приказывая что-то оставшимся кметям. Трое из них рванули в сторону ладожского терема — верно, за подмогой. Сама воительница в воду не полезла, но подошла к самой кромке и не отводила от княгини счастливого, сияющего взора.
Неведомо, как долго плыли мужчины. Время для Звениславы словно застыло. Не отрываясь, она смотрела на реку, наблюдая за водной гладью, до тех пор, пока Ярослав в одних портках да рубахе, босой, не показался на берегу. За ним следом вышел и Будимир, и дети облепили их со всех сторон.
У Звениславы не хватило сил даже одернуть девчонок. Намокнут ведь, едва согрелись ночью, дрожали да зубами стучали почти до самой зорьки. И встать у нее сил не хватило тоже. Ноги просто не шли. Вот она и сидела на берегу, и неотрывно смотрела в серые глаза мужа, пока тот обнимал льнувших к нему дочерей.
А потом она моргнула, и вот уже мокрый, холодный Ярослав прижимал к груди ее саму. Но Звениславе было тепло. Она расплакалась и не заметила этого, пока ледяные пальцы мужа не принялись стирать с ее щек слезы. Он смотрел на нее так внимательно, так пристально, словно хотел навсегда запечатлеть ее лицо в глубине своих зрачков. Словно не мог оторваться, не мог надышаться, словно думал, что она исчезнет, коли он отвернется.
И весь мир для Звениславы сжался до лица мужа. Она гладила его и чувствовала под своими ладонями повязки. Чувствовала его раны, видела проступившую на рубахе кровь, которую не вымыла даже река.
Он жив, жив, жив, жив, жив — стучало в ее сердце и висках.
— Касаточка моя, — шептал Ярослав, стискивая ее плечи. — Ласточка моя.
Княжий отрок IX
Когда впервые после ранения он открыл глаза, на мгновение помстилось, что разучился дышать. Это потом он уже уразумел, что боль в располосованной груди не давала толком ни воздуха в легкие набрать, ни выдохнуть. А тогда-то он шибко испужался. Хватал и хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, а все никак не получалось. Тугая повязка крепко стягивала ребра, и Горазд едва мог шевелиться. Так и глядел на темное, безлунное небо у себя над головой и тихо-тихо дышал через нос. И казалось ему, что положил кто-то на грудь тяжеленный камень, и тот все давил да давил, впечатывал в землю.
Чуть погодя уже легче стало. Но страх этот с ним надолго остался.
И много седмиц спустя, бывало, что вскакивал посреди ночи в промокшей насквозь рубахе и хватался за грудь, уже давно поросшую тугими, выпуклыми шрамами. Мстилось, что задохнулся во сне. Что сызнова не мог ни пошевелиться, ни вдохнуть.