Мимо нее прошли несколько облаченных в боевой доспех хазар. Они приглушили голоса, перейдя на шепот, когда оказались рядом с ней. Иштар подавила грустную ухмылку. О да, она и впрямь знала, что порой говорят о ней в лагере. За ее спиной раздался громкий смех, заставивший ее вздрогнуть. Может, она надумала. Может, смеялись и не над ней.
Над ней, поняла она, когда смех оборвался столь быстро и резко, как и начался. Хазары столкнулись со своим военачальником, Барсбеком. Тот направлялся к Иштар.
— Я принес жертву этим утром, — заговорил он, остановившись сбоку от нее. — И порезался о кинжал.
Дурной знак. Очень, очень дурной знак. Иштар прикусила губу. Когда в последний раз воин мог порезаться о свой же клинок? Верно, еще когда был мальчишкой и только учился тому, как держать в руке меч. Как можно порезаться о продолжение собственной же руки?
Тронутые ветром, грустно и печально зазвенели монетки в волосах Иштар, пока она спешно раздумывала, что можно сказать. Она перебирала браслеты на тонких запястьях, крутила между пальцами их блестящие ободки и молчала.
— Я не вернусь из этого похода, — спокойно заключил Барсбек, пока Иштар все пыталась найти подходящие слова. — Надеюсь, Великий Тенгри позволит умереть мне достойно, как подобает воину.
— Он позволит тебе жить! — пылко выпалила она, схватив мужчину за запястье, чем заслужила его хоть и не злую, но снисходительную улыбку.
— Чичек, тебе стоит молиться, чтобы Тенгри позволил жить твоему отцу. Иначе для тебя все будет кончено.
Мужчины глупы. Даже те, которые любят ее, и которых любит она. Ничего не будет кончено, подумала Иштар, прикоснувшись к повязкам на животе, под которыми были сокрыты ее сокровища.
Хазарское войско покинуло лагерь на рассвете следующего дня. Поднятый ими след из пыли и песка еще долго висел в воздухе, не спеша опускаться на землю. По Степи невозможно было передвигаться скрытно, но хазары никогда и не пытались. Они по праву считали себя хозяевами, а какой хозяин станет прятаться в своем же доме? Не было равного им по силе противника ни в Степи, ни за ее южными пределами уже много-много весен, и не скоро он сыщется. Так размышляли они.
Иштар скакала в самом начале войска вместе с отцом и его военачальниками. От стремительной скачки с ее головы упала повязка, и длинные косы летели позади будто плащ, и громко звенели вплетенные в них мелкие монетки. Как и каждый из ее народа, Иштар ездила верхом едва ли не с рождения. Порой бывало, что дитя еще путалось в шагах и шаталось при ходьбе, но уже с легкостью держалось в седле.
Позади остались рабы и свободные слуги, укрепленный лагерь с богатыми шатрами и палатками, вкуснейшие яства на серебряных подносах, изящные кубки и тонкие шелка. Впереди их вновь ждала походная, кочевая жизнь с сушеным мясом и сухими лепешками, бурдюками с водой, навесами, развернутыми под открытым небом, и общей трапезой вокруг костра.
У каждого из воинов вокруг Иштар висел за спиной тугой лук и колчан со стрелами, пробивавшими броню за сотню шагов. Мало кто мог сравниться с хазарами в стрельбе верхом; они всегда били точно в цель, неважно, конные ли, пешие ли…
Тархану русов не поздоровится, думала Иштар. Отец собрал большое войско, и вскоре к ним присоединятся хазары из отряда ее младшего брата. Он никогда бы не решился на такое без сговора с Саркелом. Они принесут на земли русов разорение, кровь и смерть.
Если только не окажется прав Барсбек, и смерть Хазар-Кагана не заставит ее отца повернуть в сторону дома. Иштар не была там уже пару весен и почти забыла, как выглядит их дворец в далеком-далеком Хамлидже, в котором живут жены отца и младшие дети. Она тоже могла бы жить в нем или в соседних дворцах богатых, прославенных военачальников, сложись все по-другому. Но сложилось так, как сложилось, и потому сейчас Иштар скачет вместе с войском отца, провожая его в поход на тархана русов.
За несколько дней почти непрерывной скачки, с короткими привалами на ночлег, войско Багатур-тархана достигло перекрестка, где он условился встретиться с одним из младших сыновей. Они торопились и потому прибыли загодя, когда до захода солнца оставалось еще много времени. Иштар спрыгнула на землю и с наслаждением потянулась, разминая затекшее тело. Она отвыкла от столь долгих и утомительных путешествий.
На скорую руку разбили небольшой лагерь. Хазары проведут тут пару дней, чтобы набраться сил перед решающим рывком. По задумке Багатур-тархана им предстоит еще один такой же длительный переход почти без отдыха, прежде чем они достигнут дворца тархана русов.
Но вечером войско младшего брата Иштар к ним не присоединилось. Отец, заложив руки за спину, мерил шагами степь, изредка посматривая в сторону горизонта, где уже отгорел закат. Намеченное для встречи время наступило и минуло, а вдалеке не виднелось даже пылинки.
В тот вечер Барсбек сидел у костра с улыбкой, которой никто у него не видал со дня, как покинули укрепленный хазарский стан. Он даже шутил о чем-то с Чорпаном, вторым полководцем Багатур-тархана. Тем, кто пошел против него во время совета в шатре. Иштар удивлялась. Она думала, Барсбек не простил тому предательства.
По войску пополз тихий, тихий шепот. Что могло помешать сыну тархана вовремя прибыть на место встречи с отцом? Многое, очень многое.
— Так. Мы будем ждать, — сказал Багатур-тархан, когда окончили вечернюю трапезу. — Будем ждать два дня. А потом пойдем на русов.
Его слова встретили сдержанным, но довольным ропотом. У них хватит сил и людей и без той подмоги, которую они ждали. Брать дворец без осадных орудий будет сложнее, падет больше воинов. Но они по-прежнему превосходят русов и числом, и мощью, в этом Багатур-тархан был убеждён. И потому он рискнет. А после того, как захватит вражеский дворец, разыщет своего сына и строго накажет за неподчинение приказам отца.
В глазах Барсбека, когда он смотрел на Багатур-тархана тем вечером, отчетливо читались все его мысли. Он думал про сорванный удар во время ритуала жертвоприношения и свой порез. Сами боги отринули их жертву. Боги не поддерживают их в этом походе. А теперь не появился на месте встречи и младший сын тархана. Сколько еще нужно ему знаков, чтобы повернуть назад?
Но было уже поздно. Может, если разверзлось бы небо, и грозный Тенгри ниспослал бы на их головы небесный огонь, тогда бы Багатур-тархан остановился.
На следующее утро в хазарский стан на взмыленной, почти загнанной лошади прискакал гонец. Багатур-тархан лично вышел его встречать и, прочитав послание, тотчас его сжег, а гонца на свежем коне отправил обратно, не позволив отдохнуть. Правду о том, что было нацарапано на том кусочке свитка, он не рассказал никому, даже ближайшим своим военачальникам.
— Оно от твоего брата, — настаивал Барсбек. — Дурные вести.
Он и Иштар наблюдали за тем, как Багатур-тархан отправлял в обратную дорогу посланника.
— Оно может быть и от Саркела, — она дернула плечом.
— И его привез хазарин? У него кафтан украшен на столичный манер, — он покачал головой и, сощурившись, поднес раскрытую ладонь ко лбу, провожая гонца взглядом. — Нет, гонец не от, — Барсбек от души сплюнул в пыль, — не от руса.
Иштар равнодушно промолчала. Ей было плевать, от кого прискакал хазарин и с какими вестями. Может, скажи он, что Саркел подох, она бы и заинтересовалась. А так… для нее все едино. Если до завтрашнего вечера тут не появится ее младший брат, она отправится дальше вместе с отцовским войском.
— … а тебе бы хотелось этого, да?
Голос Барсбека прорезался сквозь плотную завесу захвативших ее мыслей.
— Чтобы весточку прислал Саркел? — он сжал и дернул ее за запястье, разозлившись так быстро, что она и моргнуть не успела. — Глядишь, и о тебе бы справился!
— Отпусти меня, — злобно прошипела Иштар и шагнула назад. Браслеты на ее запястье жалобно зазвенели. — Видят боги, ты совсем лишился рассудка!
Он все еще удерживал ее за руку жесткой хваткой и смотрел, набычившись. Уязвленный и рассерженный гордец.
— Я тебе не жена, — выплюнула задетая за живое Иштар. — Не смей меня ни в чем обвинять.
Барсбек стиснул ее запястье сильнее, а после резко разжал кулак и прошел мимо Иштар, задев плечом, отчего она пошатнулась и едва устояла на ногах. Кровь прилила ей к лицу, заставив щеки пылать. Она прижала к ним ладони и покачала головой, и отвернулась, чтобы не смотреть вслед ушедшему мужчине.
Он был великий гордец, и она разбередила рану, которая никак не заживала.
Как и приказал Багатур-тархан, они прождали на том месте два дня и три ночи, но никто так и не появился. Их атака рисковала захлебнуться без осадных орудий, которые был должен привезти его младший сын, и основной удар окажется не таким мощным, как задумывалось, без дополнительной конницы.
Багатур-тархан осознавал все это, быть может, даже лучше Барсбека, ослепленного в последние дни обидной и злобой. Но путь назад для них был отрезан, и потому на рассвете третьего дня он повел своих людей вперед.
Железный меч III
Круту приходилось худо, но, знамо, он и словом никому не обмолвился. Видать, стал совсем уж стар. Он и в тереме-то князя Некраса неважно себя чувствовал, а в дороге еще пуще захворал. Может, и вернула его знахарка из-за Кромки, но вот былая силушка к нему пока еще не вернулась. Верно, уже и не вернется. Тяжко было и на коня взбираться, и трястись в седле день за днем, и на привалах вечерами ходить. Что руки, что ноги делались деревянными, ни согнуться, ни разогнуться воевода толком не мог.
Да и намётанный глаз с прожитыми зимами затуманился, уже не так хорош его совет, как прежде. Вон, выходит, на отрока напраслину взвел, обвинил в дурном, злом деле, а тот не повинен.
Пора ему на покой, нянчить с водимой женой внуков, размышлял дядька Крут, трясясь верхом на лошади позади князя. Есть кому подхватить его место, взошла в Ладоге молодая поросль, уж отыщутся для Ярослава и добрые воеводы, и советники. Полна гридница людей всякий раз, как князь вершит суд али обсуждает грядущие походы. В тереме ждут его возвращения верные, достойные мужи.