Удача улыбнулась Святополку, когда, изрядно заскучав, он уже намеревался уйти в свою горницу. Прямо возле всхода встретилась ему братнина приблуда. Безумная девка, которую тот пригрел зимой да после остаться дозволил. Видно, вдоволь нанянчившись с княжьей невестой, Чеслава спешно спускалась по всходу, когда столкнулась в узком проеме со Святополком.
Была она, конечно, уродлива. А какова еще может быть баба, вздумавшая воинский меч тягать? На мужское занятие посягнувшая! Высоченная, едва ли не вровень Святополку. Вечно хмурая, вечно недовольная, вечно с пристальным прищуром, да еще и одноглазая. Дырку на месте второго глаза Чеслава скрывала под круглой кожаной повязкой.
Ходила она в мужицких портках да рубахе, еще и подпоясанная воинским поясом. Девку в ней выдавала лишь коса, да и та — короткая, жидкая. Немудрено, что девка без волос осталась. Так позорить себя, от естества отрекаться! Кого токмо робичич на своем подворье не привечал, кого токмо не одаривал вниманием — всякую чернь! Лучше бы о седоусых боярах своих так пекся.
— Здравствуй, княжич, — сказала Чеслава и посторонилась.
Была у нее надвое рассечена старым шрамом нижняя губа, и когда она улыбалась, то становилась еще уродливее.
— Обиходила княжну? — с издевкой спросил Святополк, наслаждаясь гневной вспышкой на лице глупой бабы.
— Как князь велел, — отозвалась она, потупив бесстыжий взгляд, и тут уж Святополку потребовалась вся выдержка, чтобы не поддаться на издевку.
Князь.
— Вот и славно. И тебе заодно нашлось занятие. А то негоже просто так есть княжий хлеб.
Он запахнул полы плаща и собрался уйти, не дожидаясь ответа девки. Вот еще. Он княжич, не ровня ей.
— Брат.
Святополк не успел и пары шагов сделать, когда услышал голос робичича.
Ярослав стоял в сенях, а подле него крутился тот щенок-отрок, которого он подобрал по зиме. По виду — токмо вышел из бани: рубаха навыпуск, ворот не завязан, портки кое-как заправлены в стоптанные сапоги. Святополк невольно провел ладонью по своей рубахе из шелка и поглядел на сапоги с острыми, подбитыми железом носами.
— Здравствуй, брат, — он отозвался не сразу.
— Княже, — настырная девка и тут влезла в их разговор, хотя давно ей следовало уйти. Но нет же, осталась и поклонилась своему князю.
Как и его брат, Ярослав тоже медлил: так и стоял в дверях сеней и смотрел на Святополка тяжелым, немигающим взглядом. Но все же шагнул вперед, подошел к нему и коротко обнял, похлопав по спине.
— Давно не виделись мы, — отстранившись, Ярослав сжал плечи молодшего брата и легонько, с укором потряс. — Добро, хоть на свадебный пир мой приехал.
Отрок робичича все топтался позади него возле стены и поглядывал исподлобья на Святополка. Наглый, зарвавшийся щенок.
— Ступай, Горазд. Повидай мать, — Ярослав словно почувствовал что-то. Повернулся к отроку и кивнул ему.
Тот поклонился — один раз! — и был таков.
— Княжну устроили? — Ярослав поглядел на замершую в паре шагов от них Чеславу.
Некрасивая девка поспешно кивнула. Она отчего-то не сводила со Святополка пристального взгляда, и тот чувствовал, как внутри вскипает бешенство.
— Ступай и ты, — велел ей князь.
Коли и заметил он, как непочтительно безродная девка глядит на его брата, на княжича, то ничего не сказал, чем еще пуще разозлил Святополка.
Помедлив, Чеслава все же повиновалась, склонила голову и ушла. Когда она скрылась в сенях, Ярослав сказал:
— Идем, потолкуем с глазу на глаз.
Он железной хваткой сжал плечо Святополка и увлек за собой вверх по всходу. На ходу приказал теремной девке принести кваса, меда и хлеба в княжескую горницу. Святополк молча шел следом за Ярославом, буравя его спину тяжелым взглядом. Раскрытой ладонью он ласкал рукоять меча, вдетого в ножны. Один удар, всего лишь один удар… И будто насмехаясь над ним, робичич ничуть не опасался поворачиваться к нему спиной! А еще тот хромал, приметил Святополк. И жалко пытался это скрыть, поменьше припадать на правую ногу. С чего бы? Неужто его непобедимого братца ранили какие-то наемники, повстречавшиеся на пути?..
Ярослав жил в горнице, в которой когда-то жил их отец, князь по праву. Немало неприятных минут провел тут Святополк в детстве, когда отец наказывал его за очередную проказу. Впрочем, робичичу доставалось куда как сильнее. И Святополка потом утешала мать, а этого просто выкидывали из терема, как выкидывают зарвавшихся щенков.
— Мать сказала, ты привез не ту княжну? — заговорил он, садясь за широкий дубовый стол подле стены.
— Княжну же, — Ярослав пожал плечами и потянулся отпить холодной воды из ковша.
Мало что изменилось в отцовской горнице. Тот же стол да те же лавки, те же покрытые шкурами сундуки служат Ярославу постелью. Разве что на стенах висели нынче его, а не отцовские луки да кинжалы, да на полу валялись две шкуры, которых Святополк прежде не видал.
Ярослав сел за стол напротив него, и два холопа как раз втащили в горницу кувшины, кубки и поднос с еще теплым караваем.
— Из какого хоть она княжества?
— Да все из того же.
От злости Святополк едва не заскрипел зубами. Коли робичич не хотел о чем-то говорить, вытянуть лишнего слова из него было никому не под силу. Ярослав разломал пышущий жаром хлеб на две части и плеснул себе холодного кваса.
— Такой токмо на Ладоге делают, — опустошив одним махом весь кубок, сказал он вполне миролюбиво. — Как полюдье?
— Скудновато, — Святополк встретился с братом взглядом.
— Вот как, — Ярослав склонил голову набок.
Тот смотрел вроде бы обычно, даже как-то спокойно. Сидел расслабленно, пил неторопливо квас, отламывал от каравая небольшие куски. Рубаха нараспашку, рукава закатаны по локоть, а в глазах — усталость. Того и гляди, уснет прямо за столом. Но что-то царапалось внутри Святополка, не давало успокоиться самому. Его чутье никогда прежде не подводило. Коли свербит, стало быть, что-то не так.
— Отчего скудновато? Тот год урожайным выдался, не должны были оскудеть запасы в хранилищах.
— То пожар у них, то потоп. Отнекивались, мол, много зерна погибло.
Святополк отвечал беспечно и лениво, не выказывая ни малейшего интереса. Но внутри него бушевали беспокойство и страх. Отчего робичич стал так любопытен, какое ему дела до братниного полюдья?.. Неужто ведает?
Нет, он не может. Святополк гнал от себя тревожные мысли. Никак не может робичич про то ведать. Иначе не сидел бы он нынче вот так спокойно с ним за одним столом.
— Останься на боярское вече. Поговорим. Не дело это, чтобы земли наши беднели, али люди нам неуважение выказывали.
— Не могу я, братец. Негоже терем свой надолго оставлять.
— Так я и не прошу, — с прежним спокойствием Ярослав пожал плечами. — Я твой князь.
— Круто берешь, брат, — не выдержав, оскалился Святополк. — Надел-то мне отец выделил.
— Как и мне.
Коли и был миг, когда он ненавидел бы робичича сильнее, то нынче Святополк не мог его припомнить. Вся воинская выдержка потребовалась ему, чтобы сдержать себя, не сказать наперед лишнего. Его время еще придет.
— Я слыхал, в твоем наделе пропал кузнец. Нехорошо. С кузнецами сам Сварог говорит, они запросто не пропадают.
Святополк дернулся поправить новый перунов оберег на шее, но вовремя опомнился и заместо смахнул со лба темно-русые волосы. Откуда робичич прознал?! Он вновь посмотрел брату в глаза, силясь понять, ведает ли тот о чем-либо. Но он словно заглянул в безмятежную пустоту. Взгляд Ярослава не выражал ничего.
— Он пьющий вроде был, — Святополк брякнул первое, что пришло в голову. — Может, утоп.
— Может. Хорошо бы дознаться. Станется еще, кто-то чужой с ним расправился.
— Шибко ты распереживался, брат, — Святополк хохотнул. — У тебя свадебный пир нынче, совсем о другом думать полагается.
Ярослав не улыбнулся в ответ. Он перевел взгляд на свои ладони, между которых катал пустой кубок, и ничего не сказал.
— Ты на одну ногу припадаешь, — поспешил заговорить Святополк, пока они не вернулись к разговору о кузнеце.
Робичич кривовато усмехнулся.
— И впрямь, — отозвался он.
И снова замолчал.
Святополку сделалось не по себе, и он поспешно отмахнулся от этого чувства. Еще не хватало! Коли хочет его брат в тишине хлеб жевать — на здоровье.
— Помнишь, как-то отец нас в погребе запер? — спустя время спросил Ярослав, и его взгляд потеплел впервые за весь разговор.
— Как тут не помнить, — хмыкнул Святополк.
В тот день они сцепились с робичичем, их не поспели вовремя разнять, и все зашло гораздо дальше, чем обычно. Закончилась их драка в кровь разбитыми носами и губами, порванными рубахами и многочисленными синяками. Князь Мстислав, не разбираясь, кто прав, кто виноват, и невзирая на слезы жены, велел бросить обоих в погреб, малость охолонуть.
Святополк до жути, до дрожи боялся мальцом темноты. В погребе же было темно и холодно, и ужасно тихо. Весь мир тогда сжался до крошечной ямы под дощатым полом. Он боялся, что отец никогда не вызволит их оттуда, и они проведут там всю оставшуюся жизнь, и умрут. Он глотал беззвучные слезы все время, пока Ярослав, наконец, не дознался, что младший брат ревет от страха. Робичич его даже утешал тогда, научил, как не бояться темноты. На одну ночь Святополк позабыл, что Ярослав был отцовским бастрюком. Он заснул головой на коленях у робичича, а тот все утешал его и гладил по волосам.
Затем наступило утро, и вся святополковская привязанность и благодарность развеялись, как туман над водой.
— Ты-то пошто вспомнил? — прищурившись, спросил Святополк.
— Само вспомнилось, — уклончиво отозвался Ярослав и вылез из-за стола.
Он сменил рубаху на нарядную, выбеленную и украшенную вышивкой по подолу, рукавам и вороту. Затянул потрепанный воинский пояс, приладил к нему ножны с мечом и кинжалом. На правом плече он застегнул плащ-корзно, отороченный золотой нитью, с яркой красной подкладкой и меховой опушкой.