ь — не нравится он ей!
— Почему?!
— Да при чем тут почем? Не в деньгах дело. Ей какой-то китаец с местного рынка напел, что у этого дома плохой фэншуй! Ты девка современная, в фэншуях должна разбираться. Может, подъедешь завтра, глянешь, врет китаец, или правду базарит?! Я хочу, чтобы сынку, когда вернется, в правильном доме жил!
Я хорошо подумала, прежде чем произнести фразу: «Я ничего не понимаю в фэншуе», поэтому сказала только короткое: «Нет».
— Ну и договорились, — обрадовался Сазон. — Жду завтра в двенадцать часов у банка «Морской».
Спорить было бессмысленно. Разговор продолжать — тоже, но я все же не удержалась и крикнула:
— Бизя живой! — Голос сорвался и я тут же пожалела, что сказала это по телефону. Уж не знаю, что там почудилось деду, только он строго сказал мне:
— Ты давай там распутство свое заканчивай и домой возвращайся. Сынку вернется, спросит меня: «Где Элка?», я что, скажу «С финном гуляет»? Ты ж понимаешь, — начнется война с Финляндией и не факт, что мы победим! Доча, пожалей родину, возвращайся!
— Тьфу! — в сердцах плюнула я и нажала отбой. Полежала немножко и обнаружила, что за окном стремительно, как это бывает только на юге, темнеет, а значит — уже наступил вечер и нужно, действительно, поехать домой, а то Сазон неизвестно чего там еще напридумывает. Я встала, пригладила волосы, поцеловала подушку, которая пахла Бизоном, и вышла из вагончика.
«Харлей» мой застоялся, заскучал на стоянке, поэтому рванул с места так, будто не я управляла им, а он сам решал, как ему ездить — быстро или не очень. Когда я уже выехала на трассу, вновь замяукал мобильник. Я уговорила «коня» сбавить скорость и на ходу схватила трубу.
— Элка, — прошелестел в ухо тихий умирающий голос, — не поминай лихом, прости за все, вспоминай обо мне только хорошее…
— Кто это?! — заорала я, чувствуя, как по спине дружным строем побежали мурашки. — Кто?!!
— Ну вот, ты меня уже даже не узнаешь! — Раздражение прибавило голосу красок и я узнала в нем Бэлку. — Значит, я все правильно сделала, значит, все верно… — снова сбилась она на умирающий тон. В трубке запикали короткие гудки и я почувствовала, как волосы под шлемом встают дыбом.
Не сбавляя скорости, подрезав большой грузовик и чуть не протаранив военный ГАЗик, я развернулась и помчалась в обратном направлении. «Харлей» не пришлось уговаривать прибавлять ходу — он летел как ракета, он даже сам знал дорогу, я могла закрыть глаза и расслабиться.
Я не стала проверять, открыта ли дверь в дом, а сразу сиганула в гостиную через окно.
В комнате царил полумрак. Бэлка лежала на том самом диванчике, на котором я без сна промаялась всю предыдущую ночь. Она не обратила на меня никакого внимания и безучастно пялилась в потолок. С виду Бэлка была цела и невредима, если не считать расцарапанного лица. На ней почему-то было открытое вечернее платье благородно-бордового цвета, и, кажется, она напялила на себя все бриллианты, которые только имела. Они блестели и переливались в ее ушах, на груди, на пальцах, запястьях, даже на щиколотках.
— Бэлка! — подлетела я к ней. — Ты что удумала?!
Бэлка ничего не ответила, продолжая рассматривать потолок. На стеклянном столике у дивана я заметила пустую баночку из-под лекарства.
— Дура! — заорала я. — Ты отравилась?
— Вроде бы да, — Бэлка скосила на меня свой шоколадный глаз. — Элка, я сегодня никуда не смогла выйти из дома, потому что лицо расцарапано. Так вот, я сидела на этом диване и думала про свою жизнь. Элка, я пришла к выводу, что нет никчемнее существа на свете, чем я! Зачем я живу?! Отчего?! Почему?! Просто потому, что какой-то шальной сперматозоид случайно наткнулся на неповоротливую, усталую яйцеклетку?! Детство мое было безоблачным, родители меня любили, но рано умерли. Замуж за своего козла старого я вышла по расчету, не узнав, что такое любовь. Детей не родила, все время думала, что еще рано. И вот, первый раз в жизни влюбилась без памяти в американца — и что?! Он женился на телке, у которой папа глава какого-то там концерна и которая моложе меня на пятнадцать лет! Пятнадцать!!! Элка, я поняла, что никому не нужна! Даже мой бизнес, мои ночные клубы в этом городе прекрасно обходятся без меня — они работают и приносят доходы. С ними прекрасно справляются мои управляющие! Мой муж прокурор появляется у меня раз в неделю, со скучающей миной тащит меня в постель, но засыпает раньше, чем я прихожу из душа. У меня вроде бы все есть, — она потрепала себя за бриллиантовое ожерелье, — но ничего нет! Я сегодня ночью, когда за компанию с тобой рожу о шипы расцарапала, вдруг подумала: кто я такая? Зачем живу? Кому нужна? У меня ни ребенка, ни птички, ни рыбки, ни собачки! Никто от меня не зависит, никто во мне не нуждается, и если я умру, никто, в сущности, этого не заметит! Меня даже не сразу найдут в этом доме. — Бэлка все бубнила и бубнила, уставившись в потолок, но я давно не слушала ее, я терзала телефон простой комбинацией цифр 03. Было беспробудно занято, я нажимала сброс и набирала сначала.
— Не парься, — махнула слабой рукой Бэлка. — Если ты и дозвонишься до «Скорой», они сюда не поедут. У них бензина вечно нет. А как узнают, что в богатейский поселок ехать — так и вовсе пошлют. Считается, что те, кто с деньгами, и без «Скорой» свои проблемы решат. Скорая помощь — услуга для бедных!
Я отложила телефон. Похоже, Бэлка права и на 03 рассчитывать нечего.
— Сволочь, — сказала я Бэлке. — Дрянь. Меня жить заставила, а сама… Что ты пила?! Что? — Заметавшись по комнате, я схватила пустой пузырек и попыталась прочитать название на этикетке. Но оно было написано на французском — какое-то странное, незнакомое слово. — Что это за лекарство?! — спросила я.
— Не знаю, — пожала плечами Бэлка. — Мой прокурор пьет его, когда приходит ко мне. Похоже, что-то сердечное, или от давления. Типа клофелина, наверное.
— Сколько ты выпила?
— Весь пузырек.
Я нагнулась и внимательно рассмотрела Бэлку. Она не была бледной — щеки ее украшал румянец, а глаза блестели не хуже бриллиантов. Я слышала, что некоторые люди непосредственно перед смертью становятся невероятно красивыми.
— Давно ты сделала это?! — заорала я и зачем-то потрясла над головой кулаками.
— Часа два назад, — отрешенно ответила Бэлка.
— Странно, — пробормотала я. — Странно. По всем правилам ты должна уже окочуриться. Что ты чувствуешь?
— Честно?! — усмехнулась вдруг Бэлка.
— Подробно! — заорала на нее я.
— Сердце бьется, в висках стучит, в глазах… блин, в глазах эротические фантазии! И вроде как помирать не хочется. — Она поднесла к глазам руку и полюбовалась браслетом, сотканным из россыпи мелких бриллиантов.
— Сука ты, — сказала я Бэлке. — Еще одна сука сукина! Кругом голодные, сирые, убогие дети, бездомные животные, дома престарелых, куча мужиков, наконец, которых бы ты осчастливила и своим телом и своими деньгами, а ты… Тьфу!
— О мужиках поподробнее, пожалуйста, — слабеющим голосом попросила Бэлка и уронила руку на грудь.
Я перепугалась.
— Где инструкция к препарату? — крикнула я. — Где?
Она не ответила. Я схватила ее за плечи и потрясла. Она зазвенела своими побрякушками, как железная банка с леденцами.
— На кухне, кажется, — прошептала Бэлка.
Я помчалась на кухню, сшибив по дороге торшер.
— Аккуратней, — подала недовольный голос Бэлка.
«На любой яд должно быть противоядие», — припомнилось мне. Если она жива через два часа после отравления, значит есть надежда, что лекарство не так, чтобы очень смертельно.
Инструкцию я нашла быстро. Она валялась на полу, рядом с мусорным ведром. Я схватила бумажку и отчаянно стала пытаться разобраться в французских словах. Потом я нашла шкафчик-аптечку и обнаружила там точно такой же пузырек, только целый.
Когда я зашла в гостиную, Бэлка смотрела на меня, чуть приподняв с дивана голову. Зрачки у нее были расширены, щеки трепал юношеский румянец, а в остальном это была прежняя, совсем неотравленная Бэлка.
— Значит, говоришь, в глазах эротические фантазии? — с усмешкой поинтересовалась я у подруги.
— Ну… что-то вроде того, — пробормотала Бэлка, уронила голову на подушку и вдруг заплакала. Слезы набирали оборот и быстро превратились в рыдания. — Мне хреново, хреново, хреново! — сказала она. — Я не хочу жить! Вернее, не хотела два часа назад, а теперь боюсь! Я боюсь умирать! Ведь если паршивая яйцеклетка позволила найти себя наглому сперматозоиду, значит, был в этом божий замысел?! Был?!!
Я открыла флакончик, ссыпала в рот маленькие розовые таблеточки и запила их стаканом воды, прихваченным с кухни.
— Что ты делаешь?!! — Бэлка подлетела с дивана, и, поставив рекорд по прыжкам в длину, очутилась около меня. — Ты что натворила? — Она начала колотить меня по рукам. Стакан, вылетев из моих рук, звонко и весело разбился о блестящий паркет. — Сволочь, дура, скотина, дерьмо собачье! — дала она пулеметную очередь из всех известных ей ругательств.
— Но ты же прыгала со мной из окна, царапала рожу шипами! Почему мне нельзя отравиться с тобой за компанию? — захохотала я.
— Черт! — Бэлка плюхнулась на пол, схватилась руками за голову и завыла: — Что ж теперь делать—то?! «Скорая» сюда не поедет! Слушай, давай, сами в больницу поедем, сделаем промывание желудка! — Бэлка вскочила и за руку потянула меня к двери. Но силенок у нее не хватило, чтобы сдвинуть меня с места.
— Бэлка, не будь эгоисткой! Я тоже хочу эротические фантазии! — захохотала я, плюхнулась на диван и заняла позицию, в которой пребывала до этого Бэлка — голова на подушке, глаза в поток.
— Элка! — Бэлка присела на край дивана и снова заплакала. — Ну поехали в больницу! Кажется, я в состоянии вести машину!
— Не мешай, — отмахнулась я от нее. — Кажется, началось…
— Да что происходит?!! — нервы у Бэлки сдали, она завизжала и затопала ногами. Я бессовестно насладилась ее истерикой, и только потом заявила: