Вот так мы закончили просмотры и обсуждения фильмов «Пока ты спал», «Трамвай “Желание”», «Пираты Карибского моря 3» (в наказание за то, что он заставил меня смотреть «Трамвай “Желание”») и «Блеск» с Мэрайей Кэри (по мере того как мы все глубже погружались в безумие). После всего этого было трудно успокоиться.
Гас предложил поставить еще «Окно во двор», и незадолго до того, как первые лучи солнца пробились в окна, мы наконец перестали болтать. Мы очень тихо лежали на противоположных концах дивана, спутавшись ногами посередине – так и заснули.
В доме было холодно. Я оставила окна открытыми – они запотевали, когда температура воздуха начинала с утра медленно подниматься. Гас лежал сжавшись, почти в позе эмбриона, одеяло беспорядочно накрутилось вокруг него, поэтому я накрыла его вторым, своим, одеялом. И тихо прокралась на кухню, чтобы включить конфорку под чайником.
Было тихое в голубом зареве утро. Если солнце и взошло, то оно уже было в пелене тумана. Как можно тише я вытащила из ящика пакетик молотого кофе и френч-пресс.
Этот ритуал показался мне совсем другим, чем в то первое утро, когда я только приехала, – то ли более обычным, то ли более священным. Уже неделю как я начала чувствовать этот дом как свой собственный. У меня в руке завибрировал телефон.
«Я влюбилась», – написала Шади.
«В Зачарованную Шляпу?» – спросила я, чувствуя, как трепещет мое сердце. Шади всегда была самой лучшей подругой, но влюбленная Шади… это было что-то волшебное. Неожиданно для всех и для самой себя она изменялась, а может быть, наконец становилась собой, еще более дикой и… мудрой. Любовь зажигала мою лучшую подругу изнутри, и даже если при каждой неудаче ее сердце и разбивалось, Шади все равно никогда не закрывалась от мира. Каждый раз, когда она снова влюблялась, ее радость, казалось, переполняла ее и меня, и весь мир в целом.
«Ну, разумеется в него. – Я даже не дождалась ответа. – Давай, выкладывай мне все!»
«Ну, – начала Шади. – Я даже не знаю как рассказать! Мы просто проводили вместе каждый вечер, я даже понравилась его лучшему другу, а он понравился мне. В ту ночь мы не спали буквально до рассвета, а потом Шляпа отошел в ванную, и его друг мне сказал: «Будь осторожна с ним, он от тебя без ума», а я ему: «Хах, я тоже!» Так что у меня еще одна плохая новость».
«Ты уже писала об этом, – ответила я. – Давай дальше».
«Он хочет, чтобы я навестила его семью…»
«Да, это ужасно, – согласилась я. – А что, если они хорошие? Что, если они заставят тебя играть в «Уно» и пить виски с колой на их веранде???!»
«Ну, – написала Шади, – он хочет, чтобы я поехала уже на этой неделе. На День независимости».
Я уставилась на эти слова, не зная, что ответить. С одной стороны, я уже месяц жила на личном острове Гаса Эверетта и ни разу не слегла ни от степного безумия, ни от хижинной лихорадки. С другой стороны, прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я видела Шади, и я откровенно скучала по ней. У нас с Гасом был тот вариант пьянящей и быстроразвивающейся формы дружбы, который часто случается после совместных ночевок в лагерях и ознакомительной недели в колледже. Но с Шади у меня была многолетняя история дружбы. Мы с Шади могли бы говорить о чем угодно, не прибегая к уточнению контекста. Нет, не то чтобы стиль общения Гаса требовал от меня особенного пояснения контекста. Просто кусочки жизни, которыми он делился со мной, слишком постепенно встраивались в свою структуру, пока мы общались. С каждым днем я видела мир Гаса все отчетливее, а когда ложилась спать, то с нетерпением ждала утра, когда встречу Гаса снова.
«Я знаю, как мало у нас времени, – написала Шади. – Но я уже поговорила со своим боссом и буду свободна на свой день рождения в августе. Обещаю, что приеду и сама упакую вещи из вашей сексуальной темницы-подвала».
Чайник начал свистеть, и я отложила телефон в сторону, налила кипяток во френч-пресс и вставила крышку, чтобы дать чаю настояться. Мой телефон загорелся новым сообщением, и я наклонилась над стойкой.
«Мне не нужно никуда бежать, – было в сообщении, – но я чувствую себя так, как будто нужно. Если я тебе понадоблюсь, могу приехать прямо сейчас».
Я не могла поступить так со своей подругой – оторвать ее от чего-то, что явно делало ее счастливее. В последние месяцы она выглядела не особенно счастливо.
«Если ты приедешь в августе, то как долго сможешь у нас пробыть?» – написала я, начиная переговоры.
На мой почтовый ящик пришло письмо, и я с трепетом открыла его. Соня наконец ответила на мой вопрос о мебели на веранде:
Январия,
Мне очень нравится мебель на веранде, но боюсь, я не могу позволить себе купить ее у вас. Так что если ты предполагаешь просто отдать ее мне, то дай знать, когда я смогу прислать грузовик и друзей, чтобы забрать ее. Если же ты хочешь предложить мне купить ее, то спасибо за предложение, но я не могу принять его.
В любом случае, не найдется ли у тебя время поговорить? Было бы неплохо встретиться лично, я так бы и сделала…
– Привет.
Я закрыла электронную почту и, обернувшись, обнаружила, что Гас шаркает по кухне, потирая правый глаз тыльной стороной ладони. Его волнистые волосы торчали на одну сторону, а футболка была смята, как кусок древнего пергамента за стеклом в музее. Один рукав был закручен, обнажая почти всю руку – во всяком случае больше, чем я видела раньше. И я вдруг почувствовала страсть к его плечам.
– Ух ты, – сказала я. – Вот как выглядит Гас Эверетт перед тем, как надеть свою обычную маску.
Все еще сонно щуря глаза, он вытянул руки в стороны:
– А ты как думала?
Мое сердце затрепетало:
– Именно то, что я себе и представляла.
Я повернулась к нему спиной и стала искать в шкафчиках пару кружек.
– В этом ты выглядишь именно так, как всегда, – попыталась пошутить я.
– Я принимаю это как комплимент.
– Это твое право, – не стала возражать я и повернулась к нему с кружками в руках, надеясь, что выгляжу более непринужденно, чем когда просыпаюсь в одном с ним доме.
Его руки снова оказались упертыми в барную стойку. Он как всегда наклонился, а его губы изогнулись в улыбке.
– Спасибо Джеку Ричеру[52].
– Аминь. – Я перекрестилась.
– Кофе готов?
– Очень скоро будет.
– Веранда или терраса? – спросил он.
Я попыталась представить себе приступ кабинной лихорадки. Потом попыталась представить себе, как Гас стареет, как меняется эта улыбка, эта мятая одежда, этот сленг, на котором говорили только мы с Гасом, эти шутки, слезы и прикосновения.
От Шади пришло новое сообщение: «Останусь у вас по крайней мере на неделю». Я написала ей ответное сообщение: «Тогда увидимся. Держи меня в курсе событий, происходящих в твоем сердце».
* * *
Была среда, и мы весь день трудились над текстами у меня дома. На тот момент я сделала книгу на целых 33 процента. А еще мы ждали покупателя, который бы забрал мебель из спальни наверху.
Теперь, когда у нас с Гасом вошло в привычку сидеть на веранде по вечерам, я не торопилась продавать свою мебель. Вместо этого я начала собирать безделушки со всего первого этажа и отвозить их в «Гудвилл» и даже продала ненужную мебель с первого этажа. Так из гостиной исчезли диванчик и кресло, часы с каминной полки, коврики и конические свечи в шкафу у кухонного стола – все это было подарено и продано.
Мой дом стал больше походить на дом, чем на кукольный домик. Может быть поэтому он фактически стал нашим офисом, и когда мы в тот день закончили работу, мы пошли обратно к Гасу.
Гас на кухне доставал лед, а я воспользовалась возможностью изучить его книжные полки так тщательно, как хотелось мне с той ночи, когда я только переехала и увидела их через окно моей гостиной. У него была целая коллекция как классики, так и современности: Тони Моррисон, Габриэль Гарсиа Маркес, Уильям Фолкнер, Джордж Сондерс, Маргарет Этвуд, Роксана Гей. По большей части он расставил их в алфавитном порядке, но, очевидно, одно время он просто не успевал расставлять новые покупки. Они лежали стопками перед другими книгами и поверх них, а квитанции на них все еще торчали из-под обложек.
Я присела на корточки, чтобы лучше рассмотреть нижний ряд на дальней от двери полке, которая была расставлена совершенно не по порядку, и громко ахнула при виде тонкого корешка. Я даже прочла название вслух: «Высшая школа Грегори Л. Уорнера».
Я открыла ежегодник и пролистала его. Смех вырвался у меня, когда мой взгляд упал на черно-белый снимок лохматого Гаса, стоящего на одной ноге на рельсах полуразрушенных железнодорожных путей.
– О боже мой! Спасибо, благодарю тебя, Господи.
– Да ладно тебе. Неужели для тебя нет ничего святого, Яна? – сказал Гас, вернувшись.
Он поставил ведерко со льдом на буфет и попытался вырвать книгу из моих рук.
– Я еще не закончила с этим, – запротестовала я, не отдавая книгу. – Вообще-то я сомневаюсь, что когда-нибудь закончу с этим. Я хочу, чтобы это было первое, что я вижу, когда просыпаюсь, и последнее, на что я смотрю перед сном.
– Ладно, извращенка, читай лучше свои каталоги нижнего белья. – Он снова попытался вырвать ежегодник у меня из рук, но я отвернулась и прижала его к груди, заставляя его обхватить меня с обеих сторон.
– Ты можешь забрать мою жизнь, – взвизгнула я, уклоняясь от его рук, – ты можешь забрать мою свободу, но ты никогда не отнимешь у меня этот чертов ежегодник, Гас!
– Я бы предпочел просто взять ежегодник, – сказал он, снова потянувшись к нему.
Он схватил книгу с обеих сторон, плотнее обхватив меня руками, но я все еще не отпускала ее.
– Я не шучу! – воскликнула я.
Это был слишком яркий свет, чтобы прятаться под абажуром. «Нью-Йорк Таймс» должен это увидеть. GQ должен это видеть. Это непременно нужно представить на рассмотрение конкурса Форбс «Самые сексуальные мужчины».
– Но на этой фотографии мне семнадцать, – сказал Гас. – Я на ней еще почти ребенок. Пожалуйста, перестань рассматривать ее.