– Проклятье, – буркнул Рой при виде Мака и Хавроши, когда те вышли из-за угла. – Я был уверен, что Дом поймает его на подступах. Где ты его отыскал, Хавроша?
– Не твоего ума дело, – ответил тот. – Выкладывай денежки.
Рой был приземист и лыс, тощий зад прикрывали присборенные на резинку купальные шорты в полосочку. Он сунул руку в карман и вытащил несколько купюр.
– Эй, Дом! – крикнул Рой. – Хавроша нашел Мака первым. И не спрашивай как.
Доминик шагал по парковке, разбросанные на асфальте раковины похрустывали. В отличие от друзей он был канадцем, и в его речи то и дело проскакивали французские слова. Одевался Доминик изысканно и элегантно. В то утро он предпочел отглаженные синие слаксы с лимонно-желтым поло и мокасины на ремешках.
– Проклятье, – буркнул Доминик. Раскрутил на указательном пальце бейсболку и запустил ею в Мака. – Надень-ка завтра.
– Нет, завтра мою, – заспорил Рой.
– Держись победителя, Мак, – возразил Хавроша. – Останься с «Рейнджерами».
Из парадной высунулась голова Тони Коматис с прической медового цвета, высокой, как моток сахарной ваты.
– А ну-ка, мальчики, по домам! Я не намерена целую неделю слушать, как вы петушитесь. – Заметив Мака, она просияла. – Мой хороший, – обратилась она к нему и чмокнула в щеку, оставив на ней жирный отпечаток рубиново-красной помады. – Ой, какой ты измотанный!
– Толком не проснулся еще, – ответил Мак.
– Да нет, ты выжат до мозга костей.
– Тоня, да что ты пристала, – вступился Хавроша. – Раздобудь-ка нам, Мак, биту и парочку дельных мячей. Поучу этих клоунов кое-каким приемам.
– Нет, ты посмотри, уж кажется, на что им отпуск – чтоб отдохнуть от бейсбола. Так нет! Ни на секунду не могут забыть. Они от него без ума.
– Был бы бейсбол женщиной, – проговорил Хавроша, – я бы женился.
– Я первый, – встрял Рой.
– Да она не пошла бы за вас, – вклинился Доминик. – Оба вы страшные.
В пять часов того же дня, когда солнце стало клониться к горизонту и мальчики разбирали зонты, Хавроша с Роем наметили на песке базы и линии. Тоня с приятельницами – жена Доминика была молчаливой блондинкой по имени Женевьева, а супруга Роя в этом году носила задорные хвостики и выглядела на восемнадцать – натянули поверх купальников шорты и притащили на пляж бутылочки с холодной минералкой. Объединились в команды. Обычно Хавроша с чужими благоверными играл против Роя, Доминика и Тони, но иногда Хавроша и Тоня играли против всех остальных. Одно не менялось из года в год: победа оставалась за командой Хавроши.
Первые два мяча улетели в море.
– Этот сгодился бы на стадионе «Ригли-филд», – заявил Хавроша, закончив пробежку. – А этот – на «Кэндлстик-парк».
Тогда Тоня придумала правило: автоматически засчитывать как «хоумран» любой мяч, оказавшийся в воде.
– С твоими замашками, Хавроша, – сказала она, – в следующий раз ты залепишь в верхние ряды стадиона «Янки», и мы лишимся последнего мяча.
Хавроша на поле был неудержим. Подавал так быстро, что мяч казался размытой линией. Рою, Доминику и дамам приходилось взлетать в воздух, и если им все же удавалось коснуться мяча, тот начинал бешено крутиться и попадал прямехонько в руки Хавроши. Он был словно заговорен, этот парень, и обладал таким бешеным магнетизмом, какой не приобретешь за целую жизнь, как ни старайся.
За час Хавроша расправился с девятью подачами. Когда игроки уходили с поля, Рой отирал лысину носовым платком.
– И ведь даже не борзеет, – пожаловался Рой Маку. – Даже возненавидеть не за что.
– А я ненавижу, – сказал Доминик, хлопнув Хаврошу по крепкому заду.
– Пропусти с нами по коктейлю, – предложил Маку Хавроша. Он не вспотел и не запыхался, был свеж, как морской бриз.
– С радостью, – согласился Мак.
Стрелка часов перевалила за шесть, и он планировал провести последний вечер с Андреа – назавтра она уезжала. К тому же обещал помочь Джеймсу с бритьем. Мак думал побродить с ними по пляжу, однако теперь эта мысль стала его угнетать. Ну, отыщет он в песке изумительную ракушку или морского ежа и подарит на прощание Андреа, прекрасно зная, что этот подарок не доедет до Балтимора – сломается или потеряется. Не лучше ли провести время с людьми, которые поднимают ему настроение?
Вместе с Хаврошей Мак зашел в первый номер. Хавроша всегда именно его бронировал (у него был пунктик по поводу первенства). Друзья расположились в шезлонгах на террасе. Откуда-то появилась Тоня, принесла два запотевших прохладных пива, и Хавроша выпил половину единым глотком. Воистину, он жил со вкусом.
– Давай, выкладывай. Как прошла зима?
– Хорошо, – ответил Мак. Невыразительный блеклый ответ. На большее он оказался не способен. К тому же это не было лукавством. Зима действительно выдалась путевая, лишь с мая все пошло кувырком. – Мы с Марибель снова жили на Сансет-Хилл возле самого старого дома этого города.
Хавроша пригладил усы.
– Мне хотелось поговорить с тобой насчет Марибель. Когда я услышал, что ты живешь у старушки там, на отшибе, меня одолело беспокойство. Ты у нас, конечно, парень не промах, но и Марибель нам с Тоней по душе.
– Марибель хорошая, она всем нравится, – согласился Мак.
На террасу вышла Тоня.
– Так мы с ней увидимся? – спросила она. – Мы хотели пригласить вас обоих на ужин.
– Я понимаю, что ты занят, – сказал Хавроша, – но у нас есть серьезный разговор.
Тоня похлопала Хаврошу по руке.
– Не дразни, – сказала она. – Руби с плеча.
– Не обязательно все рассказывать сейчас, – запротестовал Мак. – Понимаете ли, у нас с Марибель…
– Ну ладно, все же скажу, – решился Хавроша. Вторым глотком он прикончил бутылку. – Есть для тебя работенка.
– Для меня?
– Да, в нашей команде, с «Рейнджерами». Когда это место освободилось, я сразу подумал: «Кроме Мака Питерсена мне никто не нужен».
Мак засмеялся:
– Но у меня есть работа, Ховард, ты ведь знаешь.
Ховард повернулся к Тоне и хохотнул.
– Я ж говорил, что он так скажет.
– Не томи, выкладывай остальное.
Хавроша подался вперед.
– Я знаю, сынок, работа в отеле тебе по душе. То, что я предложу, тоже связано с отелями. Надо будет резервировать номера, бронировать рейсы, рестораны, перелеты. Все, что касается переездов. Будешь запанибрата с игроками, повидаешь страну. – Выдержав театральную паузу, он добавил: – Я утраиваю твой оклад. На зиму будешь уходить в отпуск, как и привык. Свободная зима, летом – путешествия и куча денег. – Хавроша откинулся в кресле. – Ну, как тебе такой расклад?
Первое, что пришло Маку в голову, – нелепость. Нелепость чистой воды. Потом возникла другая мысль: «Почему? Почему, собственно, нелепость?»
– Звучит заманчиво, – произнес он.
– Но ты сомневаешься, – заметил Хавроша. – У тебя сомнения, потому что я предложил тебе перейти в высшую лигу. Это нормально. Я хочу, чтобы ты все обдумал. Покумекаете с красавицей Марибель и посмотрим, что она скажет.
– Даже не сомневаюсь, что она будет в восторге, – добавила Тоня.
– Точно одобрит, голова у нее светлая. Марибель способна отличить победителя. Ведь тебя же она выбрала, в конце-то концов, – сказал Хавроша и хлопнул Мака по спине.
– Ну вроде того, – пробормотал тот. Как-то глупо теперь было признаваться Хавроше. Ему не интересно знать, чего Мак лишился, он настроен исключительно на победу. И все же Мак сказал: – Марибель выставила меня из дома. Я оплошал.
Тоня потянула себя за мочку.
– Появилась другая? – шепотом спросила она.
Маку стало жарко на загривке.
– Типа того.
Хавроша со всей силищи хлопнул себя по ноге.
– Так я и знал, – сказал он и, поддев Тоню локтем, добавил: – Я ж говорил, Мак впал в немилость, вот и живет теперь на отшибе.
– Это хуже, чем немилость, – произнес Мак. – Я запутался. Все сложно.
Хавроша сцепил пальцы за головой и откинулся в кресле.
– Конечно, сложно. Любовь – вообще сложная штука. Поверь мне на слово, я женат уже двадцать семь лет.
– Он прав, – поддержала Тоня и чмокнула мужа в лоб, оставив два красных отпечатка. – Любовь – тяжкий труд.
– Это как запустить крученый, не касаясь большим пальцем, – проговорил Хавроша. – Как играть центровым на сорокаградусной жаре. Нет, даже труднее.
– Ага, – согласился Мак.
– Знаешь, я тебе что скажу, – продолжил Хавроша. – Ты свою Марибель любишь? Ну? Любишь ее?
Мак кивнул.
– Да.
– Нет, скажи громче, пусть все слышат. Говори.
– Люблю ее, – проговорил Мак.
– Громче, – подначивал Хавроша.
– Я ее люблю, – повторил Мак.
Хавроша подался на краешек кресла.
– Еще громче.
Мак заколебался. Наверное, так Хавроша распаляет игроков, дает им выпустить пар, сбросить тестостерон.
– Я люблю ее!
Тут Тоня зашептала:
– Громче, мой хороший, громче.
– Я люблю ее! – крикнул Мак.
Хавроша поднялся.
– Громче! – напирал он. – Кричи изо всех сил, чтоб шло из нутра.
Мак обратил взгляд на воду. По пляжу гуляло несколько зевак. Ну так что с того?
– Я люблю ее! – заорал он. – Я! Люблю! Ее!
Хавроша зааплодировал.
– Вот так, – сказал он. – Ты ее любишь. Теперь я верю. Любишь как пить дать.
На террасе второго номера показался Рой Сильверштайн.
– Я смотрю, Хавроша опять играет в баптиста, – проронил он.
Мак рухнул в кресло и засмеялся, впервые за много недель. Пока он разрывался между Нантакетом и Айовой, даже представить себе не мог, что наклюнется третий вариант. Все ждал подсказки острова. Так может, это она и есть, долгожданная подсказка, и судьба ответила ему, преподнеся Хаврошу? «Интересно, какая в Техасе вода?» – подумал Мак. Что ж, если получится помириться с Марибель, он может быть, еще узнает.
Вскоре Мак попрощался с хозяевами. Пожал Хавроше руку, поцеловал Тоню в щеку и пообещал серьезно подумать над их предложением.
– Сперва разберись со своей девочкой, – посоветовал Хавроша. – Сейчас это важнее.