— Да на что она мне? — вяло отбивался Владимир Евгеньевич.
— Известно на что! — лукаво подмигнул ему сотрудник «Следопыта», и Дерябин почувствовал, что краснеет. — Ведь то, что увидишь, надо же зафиксировать. Иначе что это за документ! Значит, заворачиваем, — скорее, утвердительно, чем вопросительно, произнес эти слова юный менеджер, и камера нашла свое место в необъятном чемодане Владимира Евгеньевича.
— Спасибо, до свидания, — попятился на выход доктор наук, но не тут-то было.
— Ну и само собой то, что подслушиваешь, — при этих словах менеджера Дерябин вздрогнул, — тоже следует фиксировать. Эй, Федор, немедленно заверни уважаемому клиенту миниатюрный «Сони». Он, что очень кстати, подключается непосредственно к приобретенному ранее нашим дорогим и постоянным покупателем звукоуловителю.
Владимир Евгеньевич вышел из магазина «Следопыт» совершенно ошарашенный, но в финансовом плане не вполне опустошенный. Однако на улице его ждал сюрприз.
К нему подошел молодой человек в черном плаще и с кейсом.
— Дедуля, я видел, что вы там напокупали. И я понимаю, для чего вам все это надо. Дело, которым вы занимаетесь, очень опасно. Я бы сказал — смертельно опасно. А чем вы собираетесь защищать свою жизнь? А? То-то и оно, что нечем. Но я вам помогу. — Он взял Владимира Евгеньевича за рукав и оттащил его куда-то в подворотню. После чего открыл кейс и вытащил оттуда пистолет. — «Вальтер» последней модели. Десятизарядный. С пятидесяти метров пробивает бронежилет. В обращении прост, как веник. Две дополнительных обоймы. И за всё про всё — пять штук баксов.
— Да у меня уж и денег-то, наверно, таких нет, — потеряв всяческую волю к сопротивлению, пролепетал Владимир Евгеньевич.
— А сколько есть? — деловито осведомился человек в плаще.
Доктор полез в карман и вытащил остатки американских купюр.
Продавец «вальтера» коротко оценил их наметанным оком и объявил, что «этого хватит», после чего сделка вступила в законную силу.
Глава восьмая
Не скажу, что у меня вообще не осталось никаких претензий и вопросов к плану Бориса. Зачем, к примеру, привлекать к операции совершенно постороннего человека, то есть меня? Неужели тот, кто достал им код от сейфа, не мог этот самый сейф и вскрыть, имея прикрытие в лице Бориса?
Но в общих чертах план выглядел совсем недурственно, и я не стал напрягать подельника мелочными придирками.
Да и вообще — утро вечера мудренее.
А наутро, 11 августа, мне пришло в голову, что, погрязнув во всех этих криминальных перипетиях, я совсем забыл про Ольгу. Я вообще-то дал себе зарок: сначала разобраться со всем, что на меня навалилось, а потом уж, не отвлекаясь вообще ни на что, в полной мере насладиться (именно насладиться!) ее обществом. Но почему бы мне хотя бы не позвонить ей? Причем немедленно?
— Алло, — раздался ее сонный голос.
— Надеюсь, я не разбудил тебя, дорогая?
— Именно это самое ты и сделал. У тебя, вероятно, есть для такого поступка веская причина?
Да… А я-то, наивный, думал, что доставлю любимой женщине радость одним только фактом общения с ней.
— Конечно, есть, — подавив вздох разочарования, соврал я.
— Какая же? — Что-то не услышал я в ее вопросе жгучего интереса.
— Я вышел на след твоего обожаемого мужа, — продолжал я гнать туфту.
— Господи, что это еще за след?
— След зовут Цикля, — важно пояснил я.
— Да плюнь ты на них обоих!
— На каких таких обоих? — не врубился я.
— И на след, и на мужа. Ты пойми, дуралей: Макса для меня более не существует. Значит, и искать его — занятие не только бессмысленное, но и вредное. А если рассматривать данное дело с чисто теоретической точки зрения, то Максим или уже труп, или в безвозвратных бегах, что, по сути, одно и то же. — При этом моя любовь, как мне показалось, сладко зевнула.
В общем-то, я предполагал, что Ольга в уме именно так и рассуждает, но, услышав ее мысли вслух, я даже как-то растерялся.
— А Светлана Васильевна? Как с ней быть? — сумрачно спросил я.
— Да она сынка своего, подонка этого, терпеть не могла. Видеть его не хотела. Ну и он отвечал ей тем же. Зато теперь, когда его не стало, у нее появились розовые воспоминания о нем. Она ими дорожит, они для нее — всё! У этой женщины, кроме липовых воспоминаний о сыне, ничего в жизни больше нет. И ты хочешь лишить последнего, что у нее есть, найдя этого оболтуса!? До чего ж ты бессердечный человек, Игорь Брагин! Мне ты казался совсем другим.
Учитывая иронический склад ума Ольги, я не мог понять, всерьез ли она так считает, как говорит, и потому предпочел перевести разговор на другую, куда более волнующую, тему:
— Ну а ты чем сегодня занята? Располагаешь свободным временем?
— Вот теперь ты мыслишь в правильном направлении. Узнаю прежнего Игорька, героя-любовника. Но, увы, в гости ко мне напроситься у тебя сегодня, да и в ближайшие дни не получится. Всю неделю ко мне будут ходить по объявлениям всякие скупщики — мебели, антиквариата, картин и вообще какой только ни на есть фигни. Меня ведь скоро из квартиры выселяют. Так что идет массовая распродажа всяческого барахла, нажитого нечеловеческим трудом.
Мне осталось только тяжко вздохнуть и спросить:
— От меня какая-нибудь помощь требуется?
— Пока только моральная, Игорек. Нежно тебя целую.
И отбой.
Пораскинув мозгами, я все-таки не согласился с Ольгой — горе Светланы Васильевны мне показалось вполне искренним. Да и баксы, между прочим, за мои будущие труды уплачены. И я решил вплотную взяться за дело.
Связался с Толяном и напомнил ему про Циклю с РТС. Оказалось, мой приятель с ним уже договорился, и «братан Цикля» ждет моего звонка.
Сообщил мне Толян и последнюю новость: куда-то задевалась дочь Долинского, ее ищут уже и люди Угрюмого.
Ну, такая новость мне, понятно, по барабану, и я, быстренько свернув разговор с Толяном, связался с Циклей.
— А чего я буду иметь с того, если что цинкану по твоему интересу? — задал неприятный, но, в общем-то, ожидаемый мной вопрос «братан Цикля».
— Если цинк стоящий, двести баксов. — Ровно столько у меня и было.
— Грев некачественный, — недовольно отозвался Цикля.
Вот тебе и «братан»! Да он же самый натуральный барыга! Не попутал ли Толян рамсы с этим Циклей!?
Но ответить ему по его базару было бы непродуктивно. Цикля — пока единственная зацепка, и стрелку с ним забить надо обязательно.
— Можно и добавить, если что путное от тебя услышу. — (Там вывернусь как-нибудь). — Где схлестнемся? В «Палермо»?
— Ну уж нет! Там еще и замочат почем зря.
— Да говорят, теперь в любой забегаловке могут загасить ни за хрен собачий. — Я слышал по телику о двух совсем свеженьких убийствах в различных точках общепита. Исполнены они были по типу «Палермо». Входит некто в темных очках и кепочке, валит, кого ему надо, и газует на байке. Только жертвами киллера теперь становились не люди Коха, а простые посетители, явные лохи: какой-то залетный шофер из Калуги да местный безобидный пьянчужка. — Хочешь, давай у меня встретимся или у тебя?
— Не могу, кореш: жена меня к тебе не отпустит, а тебя к нам не пустит. Такие дела…
Вот тебе и крутой братан! Но я сумел сдержать смешок:
— Так она, что ли, всюду с тобой шастает?
— Ну, что-то в этом роде… Провинился я тут перед ней, вот она меня теперь под колпаком и держит… В общем, давай так… Напротив моего дома есть кафе «Шоколадница». Детишки туда ходят, конфетки хавают. А в баре можно коньячку перехватить. Записывай адресок…
Цикля, как и обещал в телефонном разговоре, сидел в левом дальнем углу зала в ярко-красном плаще — чтобы я его мог сразу узнать.
Впрочем, какой-то плащ или зонт был так или иначе необходим — на город разверзлись сразу все хляби небесные, и хлябям этим, казалось, нет ни дна ни покрышки.
Рядом с братаном за столиком сидела женщина, тоже в плаще. Нетрудно догадаться — жена.
Оба пили кофе, но при моем приближении супруга Цикли, как и было договорено, пересела за другой столик в противоположном углу зала.
Я осмотрелся по сторонам. Детишки кушали пирожные с мороженым, их мамы-папы попивали вина-коньяки, а за окном стояла беспросветная стена сорвавшегося со всяких катушек ливня. Поистине райский уголок посреди дикой, необузданной природы!
— Толян базарил, ты — путевый пацан, — обнадеживающе начал Цикля, — поэтому фуфло тебе впаривать не буду.
Я кивнул, вроде как подбадривая его к дальнейшим откровениям.
— Скажу сразу, твоего клиента следует искать среди жмуров.
На моем лице не отразилось никаких эмоций: я и сам не знал, радоваться мне или огорчаться. Конечно, из чисто гуманитарных соображений мне следовало бы опечалиться безвременным уходом из жизни моего сослуживца, но, с другой стороны, смерть Максима Крайнова решала проблему его поиска и делала Ольгу более доступной для меня. Что ни говори, но пока Макс оставался ее официальным мужем…
— А какие имеются основания для такого заключения? — спросил я подчеркнуто недоверчиво. И действительно — мне нужны факты, а не домыслы.
— Хм. Основания ему подавай. Да их сколько угодно! Но главное — Крайнову на бирже впарили липовую инсайдерскую информацию. И он купился, как лопушок. Всадил и свои, и чужие бабки в акции, которые покатились вниз на следующий день. Ему бы сообразить, что его подставили, избавиться от этих бумаг. А он, чудик, покупал и покупал. И потом — крах.
— Но это история его разорения, а не смерти. Я, собственно, ищу тело Крайнова — живое или мертвое.
— Живое? А ты, что же, пацан, думаешь, что кто-то после такого провала в живых остается!? Да за Максом долгов — десятки лимонов! А у каких крутых мочил он бабки брал? Ты кумекаешь?
— Нет, не кумекаю! — довольно резко сказал я. — Это все литература. Мне нужны факты и фамилии.
— Факты и фамилии, говоришь. — Он нагнулся ко мне так, что наши лица едва не соприкасались, и перешел на страшный шепот: — Конечно, об этом деле больше знает Жунт, но и я…