— Заезжай, мастер, — приветливо сказал подельник, открывая ворота. — А то мы уж тут тебя заждались.
Ситуация вроде бы и упростилась, но и становилась, по моим ощущениям, все более тревожной. Если здесь Борис, то зачем тут нужен я? Что он, с сейфом не справится?
Но, возможно, я зря психую. Борис, наверно, временно замещал отсутствовавшего по какой-то причине охранника. А пройти в кабинет хозяина он, не вызвав подозрений, не может по-любому.
Так или иначе отступать уже поздно. Но бдительность терять не следует, напомнил я себе.
— Хозяйка отошла, мастер. Пошли, я вместо нее к забарахлившей посудомойке тебя провожу, — и Борис ободряюще похлопал меня по плечу.
Прямо у подъезда стоял шикарный малиновый «кадиллак» с откидным верхом. Я было загляделся на него, но Борис подтолкнул меня к входу в дом.
Он провел меня в огромное кухонное помещение и сам на щите врубил отключенный тумблер — то есть «починил» посудомойку.
— Всё стало гораздо проще. Теперь тебе и охранников вырубать не надо. Я с экономкой трахаться отваливаю. А ты сейчас иди сразу к сейфу. Когда возьмешь конверт с компакт-дисками, принесешь его сюда и засунешь под посудомойку. И тут же — на выход. Мой напарник будет предупрежден, что ты уедешь, как только закончишь работу. Если он вдруг спросит тебя, почему ты не стал дожидаться оплаты, скажи, что расчет — безналичный. Ну я пошел, а то моя подружка уже, наверно, вся соком изошла.
Он дружески, но как-то криво подмигнул мне и был таков.
Я по имеющемуся у меня плану стал искать кабинет хозяина. Шел практически бесшумно, благо повсюду лежали ковры. В одной руке — чемоданчик, в другой — план дома, а в кармане пиджака — «макаров» на боевом взводе: спрей подельника не внушал мне особого доверия.
Сколько ни прислушивался — ни малейшего звука в доме, только на улице был слышен гул мотора. Кто-то отъехал или приехал.
А вот и дверь с вензелем — переплетающиеся буквы «Г» и «В». Кабинет хозяина, знаменитого олигарха.
Легонько толкнул дверь, и она бесшумно открылась.
Рассматривать красоты кабинета не стал, сразу двинулся по диагонали в дальний угол.
Вот она, медвежья голова!
Дернул ее, подалась легко. И действительно — под ней небольшой сейф.
Ну что ж, осталось только набрать знакомую комбинацию цифр.
И тут, к своему изумлению, я, видимо, от пережитого волнения забыл, как набирать шифр! Помню, конечно, — 1, 2, 3, 4, 5. Но в каком порядке? Может, наоборот — 5, 4, 3, 2, 1?
Но тут же выяснилось, что зря я и дергался-то.
— Привет, любимый мой! — раздался сзади голос, вроде бы мне знакомый.
Я резко обернулся: передо мной стояла… Эмма. И держала в руках нацеленную на меня и уже известную мне «беретту» девятого калибра на боевом взводе.
Так вот оно в чем дело…
В своей избенке на холме, что располагался напротив Розового дома, Владимир Евгеньевич торчал уже целые сутки, а может, и того больше — он не следил за временем. Но результата не было.
Да, Дерябин наблюдал разговор своего главного врага секретаря Андрея с его боссом, ну и что с того? Звукоуловитель с такого расстояния не сработал, а из здания собеседники так и не выходили.
Само же по себе визуальное наблюдение — хотя бы для интеллектуального анализа — ничего не давало.
Неясной оставалось и участь Ирины, к которой как-то неожиданно для себя он стал испытывать нечто вроде чувства нежности — сказалось, видимо, то обстоятельство, что он слишком долго думал и гадал о ее судьбе. И эта девушка как бы виртуально стала близким ему человеком. А о том, что с ней могло статься, доктор думал со все возрастающим беспокойством.
В конце концов он решил, что только зря теряет время. Надо пока выкинуть из головы свои неопределенные, толком не оформившиеся планы о мести секретарю олигарха за нанесенное Владимиру Евгеньевичу оскорбление и заняться активным поиском Ирины — девушки ему теперь небезразличной. Вдруг с ней действительно случилось что-то страшное, и ей требуется немедленная помощь? Возможно, именно он сумеет эту помощь Ирине оказать.
Дерябин определил для себя время окончательного отъезда домой — восемь часов вечера, — а пока решил все-таки продолжать наблюдение: вдруг, да напоследок обнаружится что-нибудь интересненькое.
Однако ничего особенно любопытного ни на территории особняка, ни на подъезде к нему по-прежнему не происходило, и это однообразие в конце концов утомило его, и пожилой человек незаметно для себя закимарил.
Во сне он увидел совершенно удивительную картину. Недалеко от Владимира Евгеньевича, на топчане, сидела Ирина и крутила в руках его «вальтер». Она пару раз передернула затвор, вынула обойму, пересчитала патроны, вставила ее назад и заключила, повернув к Дерябину голову:
— Отличная пушка, док. Ты понимаешь толк в оружии. Наш человек. — После чего девушка сделала глоток из большой бутылки «Наполеона», стоявшей рядом с ней, и закусила из пакета с хрустящим картофелем. — Я, пожалуй, позаимствую у тебя эту игрушечку, а то в моей патроны кончились. А тут в трех обоймах аж тридцать штук. — Она вновь повернула к нему голову. — Ты не бзди, старый, я заплачу. Только попозже. У меня сейчас бабок нет. Папуля кислород мне в банке перекрыл. Но ничего — все поправимо.
Специфический коньячный запах ударил в нос Владимиру Евгеньевичу, и он решил, что сон этот чересчур натурален. Дерябин в буквальном смысле протер себе глаза — видение не исчезло. Видение это продолжало сосать из горлышка коньяк и хрустеть картошкой.
— Ирина, вы как сюда попали? — все еще не вполне доверяя собственным глазам, тихо спросил он.
— Наверно, так же, как и ты, старый хрен. Что ты вообще здесь делаешь? Впрочем, это как раз понятно. Лучше скажи, на кого работаешь? А впрочем, и это ясно — на Вельтмана.
— Да я, собственно, ни на кого не работаю. Я о вас беспокоился, потому и… — Владимиру Евгеньевичу действительно трудно было объяснить свое пребывание здесь вместе со средствами наружного наблюдения и прослушивания, и он, окончательно растерявшись, замолчал.
— Не парься, дед! — ободрила его собеседница. — Мне теперь что Вельтман, что собственный пахан — один хер. Мой папуля обложил меня со всех сторон, как дикого кабана. Вот и приходится в такой вот конуре пока отсиживаться. Но это ненадолго.
— А за что он на вас ополчился, Ирина? — обрадовался Дерябин перемене темы.
— Да, можно сказать, благодаря тебе, док. Хороший ты мне курс лечения прописал. Натуральный экстрим. Маялась я душой года два, не знала, куда руки приложить. Все вроде бы в жизни испробовала, и осточертели мне до тошноты — и пьянки, и наркота, и секс во всех видах. Думала уже — ну ее к той самой матери, эту жизнь. Пулю в лоб — и дело с концом. Но тут ты появился на моем горизонте, док, со своим чудо-пойлом. Я, помнится, как хлебнула его разок, другой — и все в моей голове и жизни разом перевернулось.
— И что же вы почувствовали в тот момент, Ирина? — спросил Владимир Евгеньевич не без гордости за дело своих рук.
— Почувствовала новый вкус к жизни, связанный с чужой смертью. Я представила себе, как, должно быть, круто — зайти в некий ресторанчик, подойти к какому ни на есть хмырю, который сидит там, ханку жрет да белорыбицей закусывает, в общем, в отличие от меня, жизнью наслаждается, да в упор прострелить ему башку — так, чтоб его мозги с кровью мое собственное лицо обрызгали. — Тут Ирина в очередной раз приложилась к коньяку, и ее миловидное лицо приобрело мечтательное выражение.
— Я так понимаю, ваши мм… своеобразные фантазии не имели практических последствий? — осторожно поинтересовался Дерябин, уже, однако, подозревая худшее.
— Ты хочешь узнать, шлепнула ли я кого-нибудь на самом деле? Конечно, док! Иначе для чего же ты прописывал мне свое замечательное снадобье?
Дерябин решил больше вопросов не задавать. Ему с каждой минутой становилось все страшнее и страшнее, а вскоре он испытывал уже самый настоящий ужас.
— Я завалила несколько штук мужиков. Хотя мне, в общем-то, до фени: мужики-бабы, просто как-то так по ситуации получилось, — между тем продолжала, не забывая подкреплять себя коньяком, свой, по всей видимости, совершенно искренний рассказ Ирина. — Расстреляла их всех так красиво — как в кино не показывают. Я сама, кстати, все это на микрокамеру снимала. В общем, все шло хорошо, но меня заложил отцу Андрей. Расколол он, сука, моего домуправа Филиппыча и забрал у меня из квартиры отснятый мной материал. Жалко мне Филиппыча — хороший такой старикан был, вроде тебя, док.
— Вы что же, убили и его? — охнул, не выдержав, Владимир Евгеньевич.
— Да нет, мне таких убивать без интереса. Но, конечно, наказания Филиппыч заслуживал. Дала ему пушку, он сам и застрелился.
Теперь Дерябин замолк уже окончательно и, чтобы не впасть в шоковое состояние, чреватое в его возрасте летальным исходом, старался более не слушать свою юную собеседницу, с помощью одного из известных ему приемов аутотренинга психологически отгородившись от окружающей действительности.
Но это не помешало Ирине продолжить свое жизнерадостное повествование:
— Ну а когда этот поганец Андрюха доложил обо всем моему папулечке, тот напустил на меня целую свору всяких шпиков и ищеек. В одном из отелей меня чуть не прихватили, едва унесла ноги. Хотела заночевать в своем микроавтобусе, но сообразила, что его тоже ищут. Пришлось на мотоцикле катить сюда, в эту развалюху, спрятаться в ней на время. — Она допила коньяк и поставила пустую бутылку на пол. — Где-то у меня еще одна есть. — Ирина обвела помещение помутневшими глазами. — Да ладно, потом… А в этой конуре я когда-то с деревенскими парнями трахалась. Да и с тем же Андреем. Сволочь неблагодарная! Но он свое еще получит. Ну, так вот… Давно это было, потом я как-то отвыкла от мужиков. — Она повернула голову в сторону Дерябина и с зажегшимся в глазах интересом взглянула на него. — А тебе сколько годков, док? Чего молчишь, старый козел!!! — гаркнула Ирина, выводя Владимира Евгеньевича из психологического ступора.