Вообще, он Дадаев по маме. У папы фамилия была Рисман, но в то время человеку с такой фамилией выступать на эстраде, а уж тем более стать не то что народным, но даже заслуженным было не просто!
Поэтому он взял фамилию мамы – Дадаев!
И в первых же гастролях в Минске, сойдя с поезда, увидел огромный плакат с надписью: «Концерт артистов Дагестана в Белоруссии. Концерт ведет Феликс ДадаеР!»
Он потрясающе травил разные байки, и отличить, где он говорил правду, а где выдумывал, было совершенно невозможно!
Я был у него за «оруженосца». Он таскал меня за собой и был прямо-таки отцом родным! И сколько я его знал, этот балагур и весельчак каждый раз поражал меня своими поступками.
Ему было уже под семьдесят.
Однажды в каком-то городе в Забайкалье мы стояли в гостиничном буфете в очереди. Вдруг с улицы ввалилась приблатненная троица. Кепочки, походочки, папироски, ножички за голенищем сапог.
«Да вы! «Да мы!», «Закрой пасть, сука!» и так далее.
Перед нами в очереди стоял молодой паренек, радист какого-то коллектива. Худенький такой.
Они его по-хамски за шиворот и шварк в сторону!
Феликс сначала пытался их угомонить, дескать, товарищи, ведите себя прилично, встаньте в очередь и все такое. Естественно, был послан в …, и дальше я даже не успел толком уследить, что было!
Он гнал их стулом в хруст, в кровь, кепочки в одну сторону, ножички в другую, так, что было страшно смотреть!
Потом как ни в чем не бывало встал в очередь, поставил перед собой этого паренька и еще при этом извинился перед онемевшей публикой!
Как сейчас помню, Архангельск. Концерт во Дворце спорта. Проводит Смольный. Красная строка на афише чуть не полметра. Весь эстрадный синклит!
Почти вся ночь перед этим в номере у Вити Ильченко. И рассказано и выпито немало. Уж за полночь пошла тема, кто кого и как разыграл! Повспоминали, похохотали, и тут Феликс говорит:
– Это все детский лепет! Я вам завтра покажу, что такое розыгрыш!
На следующий день за кулисами на стене повисло объявление со списком: «Артистов, приглашенных для участия в правительственном юбилейном концерте в Баку в честь дня рождения первого секретаря ЦК компартии Азербайджана тов. Г. А. Алиева! Просьба срочно всем сдать номера паспортов Ф. Дадаеву для получения аккредитации!»
И там не вся «красная строка», а выборочно пять известных фамилий. И Максимова, и Ляховицкого там тоже нет.
Тут один нюанс. Максимов – брат Аркадия Исааковича Райкина. Ляховицкий – один из артистов в его театре миниатюр. Оба известны по рассказам как участники «бунта на корабле», когда они вдруг вознамерились высказать мэтру все, что они думают о нем, о работе с ним и о том, что они тоже «имеют право»… Ну, и так далее. Райкин молча выслушал их, потом сказал: «Взбесившийся гарнир!» – и ушел. И с тех пор оба, по слухам, в некоторой обиде на всех и вся.
А тут еще их нет в списке!
Они – к Феликсу!
– Как же так, мы же заслуженные артисты? Почему нас нет? И все такое.
Он им говорит:
– Ребята, я тут совершенно ни при чем! Мероприятие правительственное, списки утверждались в ЦК! Там представители от каждой республики, утвержденные местными товарищами! От Москонцерта список курировал Шимелов. К нему и обращайтесь.
Левушка Шимелов! Лев Палыч! Один из лучших конферансье на советской эстраде!
Ах, сколько бессонных преферансных ночей в его небольшой квартире на первом этаже на улице Усиевича! А какая была компания!
Сам Левушка, Жора Териков, Леонид Броневой и я. «Броневик» ненавидел проигрывать, рвал «пулю» и смешно орал, что он «просил Гитлера оставить в живых пару евреев, так они, нет чтобы сказать спасибо, так еще его и обыгрывают!».
Так вот, сразу после выступления Максимов с Ляховицким бросились звонить Шимелову.
Шимелов, которого Дадаев уже успел предупредить, им говорит:
– Ребята, я ничего не знаю! Кандидатуры утвердил партком Москонцерта! Вы поймите, там же еще кроме гонорара предусмотрены в качестве именных подарков золотые часы с дарственной надписью! Фамилии уже переданы гравировщикам! Не знаю, что можно сделать!
Как, еще и золотые часы?!
Они стали ныть, что «нам позарез! Лева, ты же знаешь! да мы что хочешь, только помоги!». Он им говорит:
– Тут еще вот что! Концерт вроде как семейное торжество, все будут выступать на родном для Алиева азербайджанском языке! У вас же ничего нет на азербайджанском! Как вы поедете, с чем?
– Мы выучим, Лева, мы все выучим! – они уже прямо чуть не в слезы. – Только включи нас в список!
– Ну, не знаю, – говорит Шимелов. – Попробую! Вы только вот что! Завтра дайте телеграмму в Министерство культуры Азербайджана, что вы не возражаете против участия в концерте! Телеграмма должна быть заказная, с уведомлением о вручении! А я тут постараюсь вас включить в список! И тексты! Учите тексты на азербайджанском! Без этого никак!
Эти двое с утра рванули в библиотеку искать русско-азербайджанский разговорник или хотя бы словарь!
Но сначала сбегали на почту и отбили телеграмму, что они «не возражают»!
В Азербайджане несколько, естественно, обалдели, получив это сообщение. Мало того что никакого юбилея Алиева и связанного с этим правительственного мероприятия нет вообще, так еще они, видите ли, «не возражают»!
Справочника не нашли и опять бросились к Феликсу: что делать?
Он мне велел где хочу, но достать: а) справочник и б) приволочь ему какой-нибудь непростой бланк телеграммы с почты.
Никакого азербайджанского справочника я не нашел, но милейшая старушка в центральной библиотеке Архангельска под расписку выдала мне на два дня «русско-турецкий разговорник для начинающих». И на почте я за две шоколадки, рассказав умирающим от хохота девчонкам ситуацию, получил специальный бланк, на который приклеили полоску со словами «kabul et gravür için soyadlarını gönder!» (согласны, высылайте фамилии для гравировки!), взятыми из этого разговорника!
И три дня гастролей самым большим удовольствием было слушать под дверью, как эти двое мучительно учат свои эстрадные скетчи на турецком языке!
В Москве был грандиозный скандал с походом в партком, в дирекцию, с обещаниями подать в суд, и все такое прочее!
Больше ни Максимов, ни Ляховицкий с Шимеловым и с Дадаевым не разговаривали!
Еще где-то Смольный узнал, что у местного секретаря обкома какая-то годовщина чего-то.
Тут же все народные артисты были отряжены с ним во главе идти поздравлять. Плюс еще, для массовки, несколько остальных.
Длиннющий коридор обкома, вереница народных во главе со Смольным, мы с Дадаевым в конце процессии.
Как только все вошли в приемную, Феликс дернул меня за рукав и велел «смотреть в оба»!
Достал из кармана наборный складной ножичек, вытащил пилку для ногтей и, к моему ужасу, вскрыл дверь кабинета рядом с приемной.
Вошел, огляделся, очень спокойно взял вазу с цветами, цветы вытряхнул, вазу протер салфеткой, вышел и закрыл за собой дверь.
И с этой вазой вошел в кабинет секретаря обкома и, дождавшись, когда Смольный, закончив свою поздравительную речь, выступил вперед и, держа эту вазу, на полном серьезе сказал:
– Позвольте мне! Я как представитель маленького, но гордого народа Дагестана хочу преподнести вам в дар эту вазу, которую просил меня вручить вам наш великий поэт и мой друг Расул Гамзатов!
И сунул эту вазу в руки хозяину кабинета!
Пошло братание. Секретарь обкома улился слезами радости! У остальных от удивления полезли глаза на лоб. Я лично не знал, под какой стол залезть от страха. Один Дадаев гордо пил на брудершафт с секретарем обкома уже как старый добрый приятель!
Ах, какое это было время! И ах, какие это были люди!
Через много лет, когда я уже вел программу на телевидении, мне выпала честь познакомиться с Гамзатовым.
Поразительный это был человек.
Дом его в Махачкале, который, по слухам, ему подарил Брежнев, был открыт всегда и полон народа.
Он очень тепло ко мне относился. Когда меня первый раз привезли к нему, он повернулся и вдруг сказал:
– Я знаю, ты кто! Ты заведующий лабораторией радости в нашей стране!
Я облился потом от смущения, а он позвал меня к столу, посадил рядом и так, как будто знал меня много лет и знал обо мне все, сказал то, что я буду помнить всю мою жизнь!
– Послушай, что я тебе скажу! Жить нужно только со своими! Можешь уехать на заработки, можешь жить, уехать куда-нибудь, или что-то делать можешь, где захочешь, на здоровье!
Но жить вернись к своим! Потому что когда-нибудь где-нибудь, кто-нибудь все равно даст тебе понять, что ты тут чужой! Или ты сам это почувствуешь! Только свои всегда все поймут и все простят, только свои! Запомни это! Только свои!
Я запомнил! Навсегда запомнил!
И все было замечательно!
И тут как гром среди ясного неба Маркуша заболел. Плохо заболел.
Это был жуткий год.
Я как-нибудь напишу об этом.
В общем, почти через год его не стало.
И я остался один.
Но! И опять это «но», которое нет-нет да подбросит мне судьба!
Стали организовывать семинары Министерства культуры РФ для молодых «авторов». Руководила семинарами от министерства некая Стельмах, хорошая такая тетка, как звали, убей не помню.
Снимался какой-нибудь санаторий или дом отдыха под Москвой, и туда на неделю съезжалась вся «авторская» братия со всей страны!
Там читались и обсуждались произведения для эстрады и, главное, распределялись заказы на работу.
Лекции и семинары до четырех, а потом!..
Потом начиналась разудалая вольница!
И вот там познакомился и подружился раз и навсегда с дорогими моими, тоже светлой памяти уже, Витечкой Биллевичем и Вовой Николенко! Были тогда такие ленинградские авторы!
И они уговорили меня влиться в питерскую программу «Шоу-01».
И я уехал с ними в гастроли по Союзу.
«Шоу-01 – программа-розыгрыш!» – так это именовалось на афише.
Ее придумали Семен Альтов, Городинский, Виктор Биллевич и Вова Николенко!