— Почему голову? — закричал сквозь грохот Тимоша.
— Имеем — не жалеем! — закричал АБ, и моторка понеслась.
Брызги и пена, две волны на носу, справа и слева, гладкие, как стружки, ветер в лицо и за шиворот, мы мчимся вперед и вперед — какое это было счастье!
Увы, недолгое — очень недолгое.
Сначала Тимоша понял, что не действует штурвал. Его можно было поворачивать туда и сюда, можно было крутануть несколько раз, а то и вовсе вынуть из гнезда и выкинуть за борт — непотопляемая все равно неслась по прямой. Потом он почувствовал, что у него промокли ноги. Он поглядел вниз и увидел настоящий праздник фонтанов. Вода била из дна десятками струек, а через самую большую дыру успели заплыть две рыбешки, которые тут же начали хватать Тимошу за шнурки ботинок, думая, видимо, что это такие неизвестные им червячки.
И в довершение всего он увидел перед собой остров.
Ни про какой остров на их озере ему не приходилось раньше слышать. Не мог же он вырасти за одну ночь со всеми своими деревьями и кустами? Но он вырос, и моторка неслась прямо на него. Издали он казался довольно зеленым и мягким на вид, но вскоре стало заметно, что со всех сторон его окружают острые камни, торчащие из воды. Только теперь Тимоша понял, почему АБ советовал ему поберечь голову.
Он в отчаянии стал пинать ногами мотор, но тот, конечно, и не подумал выключаться. Если бы удалось найти хоть какую-нибудь подушку или матрас, чтобы не разбиться! Но в кабине не было ничего мягкого, кроме пары старых валенок, засунутых под сиденье.
Камни были уже совсем близко.
И тут Тимоше пришла замечательная мысль.
Какой бы он ни был «бессердечный», но голова-то у него работала.
Он выбрался на нос моторки и лег ногами вперед.
Ему едва хватило времени прикрыть валенками грудь и живот, как эта замечательная, эта обтекаемая и непотопляемая, эта волшебная моторка врезалась со своими рыбами и фонтанами в здоровенный валун и выстрелила Тимошей вперед, как из пушки.
Тимоша перелетел оставшуюся полоску воды и плюхнулся в желтый песочек. Валенки пролетели еще дальше и застряли пятками кверху в прибрежных кустах.
Доктор Минус
И вот теперь он лежал один на пустом песчаном берегу и боялся раскрыть глаза. Потому что в трех метрах от него из воды торчала голова с буграми и шишками, с зубами и клыками, с какими-то гадкими гримасами и ухмылками — да-да, голова настоящего крокодила. Ничего ему не померещилось — он все точно разглядел с первого раза, и больше глядеть ему не хотелось.
«С чего я взял, что он хочет есть, — думал Тимоша. — Пасть можно разевать и от скуки, и от жары, как, например, собаки. А интересно, что он думает обо мне? Может, он боится ружья? Как бы ему сказать, что у соседа Бирюкова есть ружье? Нет, он не поверит. Лучше показать ему, что я тоже хочу есть. Он же не знает, что я не люблю крокодилятины, — может испугается».
Тимоша сел на песке, раскрыл наконец глаза и начал с шумом нюхать воздух, глотать слюни и щелкать языком.
Крокодил, видимо, понял это по-своему.
Он вылез еще больше из воды, закивал, зачмокал, и на морде его появилась этакая мерзкая радость — мол, «ага, точно, хорошо бы чего-нибудь пожрать».
— Буль-буль, — сказал Тимоша и показал руками и головой, как плавают рыбы и какие они вкусные. — Ры-ба. Ры-ба. Поймай, — сказал он громко для пущей понятности.
Крокодил крякнул, сморщился и даже слегка сплюнул — мол, так они ему надоели, что он видеть их не может, а хорошо бы чего-нибудь новенького. И подполз еще ближе к Тимошиной ноге, так что только хвост его оставался в воде.
— Кар-тош-ка, кар-тош-ка, — неуверенно предложил Тимоша, слегка отползая.
«Гадость», — фыркнул крокодил, медленно продвигаясь вперед.
— Клубника! — пискнул Тимоша.
«Сам ешь», — мотнул головой крокодил.
— Мороженое! — завопил Тимоша, вскочил и бросился бежать.
В тот же момент кто-то цепко схватил его за руку.
— Ой-ё-ёй! Я невкусный! — заорал Тимоша.
— А где доказательства, где доказательства? — сказал чей-то голос над его головой.
Очень тощий и длинный человек стоял над ним и разглядывал сквозь очки.
Тимоша оглянулся.
Крокодил, пятясь, уползал назад и так заводил к небу глаза, будто ничего на свете его не интересовало, кроме двух стрекоз, гонявшихся друг за другом над камышами. Тощий человек погрозил ему тростью, и крокодил юркнул в воду, изобразив напоследок такую невинность, что «просто я не понимаю, о чем вы тут говорите». Очки грозно сверкнули, уставились на Тимошу, потом на обломки моторки, подсыхавшие на камнях, — тощий вздохнул и покачал головой.
— А я не виноват, — сказал Тимоша. — Он сам меня засунул в эту моторку, а заворачивать не научил и тормозить тоже. Она как помчалась, а я…
— Помолчи, — сказал Тощий. — Вижу тебя насквозь. Читаю мысли. Не одобряю. Ответа не скажу.
«Во дает, — подумал Тимоша. — Куда же это я попал? Наверно, это и есть пункт Б. А длинный — тот самый Минус. Ну я и влип».
— Верно. Так оно и есть. Я тот самый. Доктор Минус. Неподкупный. Вездесущий. Никому не верящий. Никем не любимый.
«И плешивый», — подумал Тимоша.
— И плешивый, — подтвердил доктор.
Тимоше снова стало страшно.
— Я хочу домой, — захныкал он. — Я устал. И мне еще уроки надо сделать.
— Хорошо. Твой дом в западном пригороде, номер сто двенадцать. Восьмая аллея. Комната три. Электричество, ванна и телефон. Я провожу.
— Нет, я в свой дом хочу. К бабушке. Она меня, наверно, ищет — опять я буду бессердечный. Отвезите меня, пожалуйста, обратно.
— Не говорите глупостей. Невозможно. Вы поступили на работу. С завтрашнего дня начинать. В восемь утра. Без опозданий. Без замечаний. Болеть — только опасными болезнями. Насморк и свинка — не в счет. Вам понятно?
— Какая работа?! Какой насморк? — завопил Тимоша. — Я к бабушке хочу.
— Работа простейшая. Из пункта А в пункт Б. Приятное путешествие. Один раз в день, в воскресенье — выходной. Моторку получите новую.
— А как же АБ?
— Им придется пренебречь. Все. Вопросы есть?
— Да, — сказал Тимоша. — Откуда у вас крокодил?
— Из задачи о трех бассейнах. Их там слишком много развелось — пришлось часть выпустить в озеро. Этот — тридцать восьмой. Самый недоразвитый. Вечно лезет на берег.
«Тридцать восьмой, — ужаснулся Тимоша. — Сколько же их там? Ох, не выбраться мне отсюда».
— Совершенно верно, — сказал Минус. — Не выбраться.
Видно было, что ему очень некогда, что где-то ждут его важные дела, но пока своего не добьется, он ни за что не отстанет.
«Ну, хорошо, — подумал хитрый Тимоша. — Я для виду соглашусь, а завтра мне дадут новенькую моторку, я сяду в нее и… только меня здесь и видели».
— А за такие преступные мысли полагается тюрьма, — сказал доктор Минус. — Ни ванны, ни телефона. Строгая изоляция. Еда — утром каша, в обед — каша, и на ужин тоже каша. Овсяная, — добавил он немного погодя.
«Конец! — подумал Тимоша. — Вот это уже настоящий конец. Даже про кашу знает, про самую ненавистную. Ничего от него не скроешь, все мысли видит, проклятый».
— Ну, вот, сразу уже и «проклятый», — вздохнул доктор Минус.
Он сунул трость под мышку, крепко взял Тимошу за руку и повел его за собой.
Они вошли в лес. Песчаная дорожка, виляя, уходила в глубь острова и вся была обставлена разноцветными знаками, стрелочками и светофорами, которые тихо щелкали и поворачивались, включались и выключались им навстречу. Песок под ногами был какой-то странный — на нем не оставалось следов. Справа и слева ровными рядами стояли деревья — ряд сосен, ряд берез, ряд елок и снова — сосны, березы, елки. Между ними такими же ровными рядами росли грибы. Спрятаться в этом лесу, конечно, было невозможно — он просматривался насквозь. Кое-где на ветвях сидели птицы, оравшие во все горло и махавшие крыльями, но никуда не улетавшие, точно кто-то их приклеил. Одна, правда, попыталась перелетать с ветки на ветку — в тот же момент доктор Минус обернулся к ней и широко взмахнул руками. Полы его плаща, свисая с рук, и трость начертили в воздухе широкую черную полосу — настоящий минус, и бедная птичка под его взглядом быстро начала съеживаться, уменьшаться, пока не превратилась в едва заметную букашку, которую птица, сидевшая рядом, тут же и склевала.
«Пренебрег!» — с ужасом понял Тимоша.
— Вот именно, — холодно сказал доктор, трогаясь дальше.
«Может, у них тут и самолеты есть, — плетясь рядом с ним, мечтал Тимоша. — Например, из задачи о трех аэродромах. Вот бы удрать на самолете — никто не догонит».
— Ты опять? Снова за свое? Лишаю тебя трех выходных.
«И все у него по три. Других, наверно, и чисел не знает».
— Щенок, — сказал доктор Минус. — Мальчишка. Не смей думать обо мне в таком непочтительном тоне.
Тут они подошли к зеленому домику с надписью «Кафе-заправочная». Навстречу им выбежал невероятно хмурый человек с полотенцем в руке и низко поклонился доктору.
— Добро пожаловать, — забормотал он, горячая и холодная заправка, всегда в большом выборе, ешь не хочу, только что с плиты, вкусно и питательно, дешево и сердито…
Доктор Минус, ничего не отвечая, выжидательно смотрел куда-то над его головой.
Тогда человек спохватился, кинул на плечо полотенце и обеими руками растянул себе рот до ушей, изобразив счастливую улыбку.
— Вот это другое дело, — сказал доктор Минус. — Вечно вы забываете о приветливости, Заправщик. Значит, так. Молодой человек. Новый служащий. Зовут — Путник. Кормить три раза в день по пятнадцатой норме. Ему нужно скорее повзрослеть, поэтому как можно меньше сладкого. Все ясно?
— Дудет сделадо, вилости тосим, дады стадаться, — забормотал Заправщик, не выпуская растянутых губ.
Доктор Минус кивнул ему, и они пошли дальше по песчаной дорожке. Навстречу им проехали пять велосипедистов, причем каждый из них, проезжая мимо, отпускал руль и растягивал губы в улыбку. Только последний не выпустил руля, потому что у него улыбка была закреплена какими-то специальными зажимами, зацепленными за уши.