Я как-то читала об одном человеке, у которого в челюсти разрослась опухоль размером с апельсин. Вот и у меня теперь будет то же самое – это как библейская кара. За то, что плохо отзывалась о людях. А я постоянно плохо о них отзываюсь, но лишь потому, что они того заслуживают. И теперь я должна буду понести наказание, должна буду мучиться. Я буду ходить по улицам и смотреть в лица людей, зная, что умираю, а они будут думать, что всё в порядке. Или мне сделают операцию и вынут половину челюсти, и я перестану быть красивой. Стану уродиной. Никому не будет дела, живая я или мертвая. Моя челюсть пульсирует. Наверное, опухоль уже дает метастазы в легкие, печень или кости.
Ну всё, хватит. Пойду спать. Он как-нибудь переживет: это же не школьный бал, в конце концов. И не знакомство с его родителями. Поужинает себе спокойненько и пойдет домой. Моего номера у него всё равно нет. Я рано лягу спать, ведь это вполне оправдано в некоторых обстоятельствах – например, когда находишься при смерти.
Начинаю приготовления ко сну. Беру зубную щетку и вдруг вижу их. Неудивительно. Неудивительно, что у меня опухоль. Как же я была слепа! И какая же я идиотка!
Моя зубная щетка сделана из прозрачного твердого акрила с мягкой фиолетовой резиновой насадкой на ручке. На ее головке из маленьких отверстий торчат белые и сиреневые нейлоновые щетинки. Но сколько там отверстий? И сколько щетинок?
Как вышло, что я не знаю их числа? Как это мне никогда не приходило в голову узнать? Столько дней, каждое утро и каждый вечер! Зубы пульсируют в такт с сердцем, и я вспоминаю, что боль в челюсти иногда является первым предвестником инфаркта.
15 щетинок с краю головки. Белого цвета. В середине 6 рядов сиреневых щетинок той же высоты, что по краям; между ними по 4 ряда белых щетинок покороче. Сажусь на пол в ванной, меня всю трясет. Пальцы слишком толстые, чтобы разделить пучки щетинок на отдельные волоски. Как же это долго. Я считаю, и всё время приходится начинать сначала.
34. В первом пучке – 34 волоска. Как ни странно, во втором столько же.
Перебрав половину щетинок, понимаю, что считать становится всё труднее. Это потому, что на улице стемнело и света не хватает. Осторожно отделив пальцами сосчитанные волоски от несосчитанных, вытягиваю другую руку и включаю свет.
Когда наконец поднимаю голову, все 1768 щетинок посчитаны во второй и в третий раз, и я чувствую, что мои плечи задеревенели, а шея затекла. Вечер, тишина.
У меня в голове тишина.
Часы показывают 21.24. В ресторане как раз подают десерт. В моей квартире почти настало время готовиться ко сну. Сижу на полу и жду, пока пройдут 6 минут.
В 21.30 встаю у раковины. На этот раз, держа щетку в руке, я преисполнена уверенности. Я знаю, сколько нейлоновых волосков касаются каждого моего зуба. Я вижу их. Моим челюстям ничего не угрожает. Мои зубы в безопасности.
А потом я смотрю на щетку. Первого числа каждого месяца я покупаю новую щетку, но у этой уже потрепанный вид. Щетинки вытянулись и загнулись по краям, некоторые под ужасными углами – еще бы, ведь их столько раз тормошили и раздвигали пальцами. Моя щетка похожа на ершик для унитаза.
Я не могу чистить зубы такой щеткой.
Но я не смогу лечь спать, не почистив зубы.
Приготовления ко сну начинаются в 21.30, а уже 21.30.
Я покупаю новую щетку первого числа каждого месяца, но сегодня не первое.
Делаю глубокий вдох, потом выдох.
Я знаю, что у этой щетки 1768 щетинок, и вряд ли кто-нибудь, разве что работник фабрики по производству щеток, может похвастаться такой же осведомленностью. Вот что я сделаю. Поскольку сегодня вечер пятницы, а не обычный вечер, я начну готовиться ко сну не в 21.30, как обычно, а в 22.30. В последующем такой распорядок будет действовать каждый вечер пятницы и субботы. Хотя первое число месяца только через 6 дней, я пойду и куплю 2 новые щетки – одну буду использовать до конца месяца, а другую начну с первого числа. Эта смена щетки не в начале месяца будет происходить лишь тогда, когда мне придет в голову посчитать щетинки. Более того, я прямо сейчас пойду в супермаркет и куплю все щетки этой модели, потому что, если ее снимут с производства и введут новую, мне снова придется пересчитывать волоски.
Выполнять обычный ритуал по приготовлению к выходу из дома необязательно – я же не иду за продуктами, это всего лишь продолжение нового ритуала отхода ко сну на тот вечер, когда кончаются зубные щетки. Поэтому я просто беру ключи и сумочку и выхожу. Прямо в той одежде, которая на мне. Серых спортивных штанах на несколько размеров больше моего из ящика, помеченного ярлыком «удобная одежда». (Ярлык приклеен изнутри ящика.) Темно-голубых кроссовках. Просторной спортивной кофте, темно-синей, из того же удобного ящика. Футболке, черной. Волосы забраны в хвостик. Никакой косметики.
В супермаркете беру зеленую корзинку и кладу в нее все щетки нужной модели, которые у них есть. Их 14. Цвет не имеет значения, но щетина должна быть полумягкой и ни в коем случае не мягкой и не жесткой, потому что тогда число щетинок может различаться.
На нем хлопковые брюки и рубашка. На этот раз его волосы сухие. Он покупает половину жареного цыпленка, расчлененного продавщицей при помощи кухонных ножниц, и какие-то квелые овощи. Рубашка заправлена в брюки, а один хвостик сзади вылез.
Я вижу его лишь у кассы.
Я вижу его только со спины, но знаю, что это он.
Я словно чувствую его запах.
Но он не чувствует мой.
Надо стоять очень тихо. Может, тогда если он обернется, то не увидит меня.
Он оборачивается.
Он меня видит.
6
Я сплю на узкой кровати – двуспальные пугают меня своими размерами. Перед свадьбой сестры мы останавливались в пятизвездочном отеле в городе игроков и влюбленных парочек, и у каждой подружки невесты был отдельный номер. Я спала на королевской кровати, предназначенной для дебелых богатых американцев, и всю ту длинную ночь боялась пошевелиться, потому что при каждом движении ноги соприкасались с неизвестным участком холодной простыни. Нельзя было с точностью определить, где край.
Я знаю, где край моей узкой кровати. Мне известны ее длина и ширина, измеренные моими руками и ногами. В этой кровати нет ни единого участка, не согретого теплом моего тела. Двуспальная кровать – это вызов, вопрос, на который нет ответа. Односпальная – нечто завершенное, в ней помещаюсь всего лишь я. Двуспальная кровать таит в себе возможности. Мрачные возможности превратиться в мисс Хэвишем[6]. При одной мысли о двуспальной кровати в моем доме у меня ноет поясница. Я не буду знать, как в ней спать.
Вот как я чувствую себя сейчас. Я-то думала, что знаю этот супермаркет. Мне известно, сколько шагов от одной его стены до другой. Какой ширины проходы. Но, когда он смотрит на меня, я словно оказываюсь в вакууме. Все правила испаряются из головы. Его присутствие раздвигает стены. Они не на привычных местах. И воздух рябит.
Между нами 5 шагов. Точнее, я уже не знаю – мир кажется каким-то другим.
– Ужин, – произносит он и показывает на свою корзинку.
– О! – отвечаю я.
– Умираю с голода. – Его лицо не выражает эмоций. Ни гнева. Ни удивления. – Обычно я не ем так поздно, – продолжает он.
– Ясно.
– Но сегодня я очень устал. У меня новое хобби. Учить наизусть строчки в меню.
– Послушай, Шеймус… – Мне так трудно объяснить ему, что в моей жизни есть вещи поважнее.
– И это меню было что надо, кстати. Ризотто пескаторе, спагетти маринара, спагетти делла нонна. Это спагетти с куриными фрикадельками. Даже фетучини калабрезе с дополнительной порцией чили, совсем как я люблю. Когда-нибудь я непременно их попробую.
Супермаркет словно куда-то отодвинулся. Он занимает всё пространство.
– Послушай, Шеймус, у меня возникли… дела.
Он краснеет. Удивительно, как быстро цвет лица может измениться.
– Если не хотела встречаться со мной, могла бы сказать. Или позвонить. Или прислать сообщение.
Верно. Я могла бы позвонить или прислать сообщение, но тогда мне пришлось бы развернуть салфетку и увидеть цифры, набрать их, нажимая на соответствующие кнопочки. И тогда они засели бы у меня в памяти и стали частью меня, и через много лет я всё еще помнила бы 10 цифр Шеймуса.
– Не в этом дело. Просто мне стало плохо. Это случилось очень неожиданно.
Он моргает, и его губы складываются в полуулыбку, при этом он не отводит взгляда. У него тихий голос. Он кивает:
– Ничего. Необязательно объяснять. Вся жизнь состоит из если бы да кабы.
Свет в супермаркете слишком яркий. Вокруг меня сплошь жесткие поверхности: блестящий пол, сверкающее стекло. Один лишь Шеймус не жесткий, не блестит и не сверкает. Он мягкий и хмурится. И он прав. Наша жизнь и впрямь состоит из если бы да кабы. Неожиданно я жалею, что не пришла в ресторан. Я заказала бы ризотто пескаторе с бокалом белого вина, а потом мы с Шеймусом Джозефом О’Рейлли съели бы тирамису на двоих и болтали бы до тех пор, пока официанты не принялись складывать стулья. У меня вдруг возникает чувство, что я упустила что-то важное.
– Мне так…
– О боже! Неужели ты и впрямь живешь в доме с супермоделями?
Он смотрит на мою корзинку. Я прячу ее за спиной.
– Не совсем. На самом деле я – начинающий дизайнер зубных щеток. Они нужны мне для исследования рынка.
Он улыбается, на этот раз глазами. Затем кожа на его висках разглаживается.
– Значит, ты или супермодель, или готовишься к концу света, или безуспешно пытаешься придумать новый дизайн зубной щетки?
– Или всё вышеперечисленное. А может, у меня хобби такое – коллекционировать предметы гигиены. Фигурки героев «Звездных войн», тарелочки с изображением принцессы Дианы… всё это такая скукотища. Вот эти малютки через пару лет будут стоить целое состояние.
Тут я понимаю, что сказала это для того, чтобы увидеть, как он улыбается.