Но сегодня суббота. Возвращаюсь в спальню – еще 25 шагов. У меня 10 трусов и 5 лифчиков. Все они сложены в определенные ящики, и я беру те, что лежат первыми в стопке. Каждый лифчик надевается 5 раз, трусы – 1 раз. У меня 10 пар брюк и 10 юбок. 10 кофт с короткими рукавами и 10 – с длинными. Брюки и кофты с длинными рукавами предназначены, разумеется, на холодные месяцы, и я ношу их по очереди с 15 апреля (середина осени) до 15 октября (середина весны). Зимой, то есть в июне, июле и августе, надеваю сверху куртку вне зависимости от температуры. Юбки и кофты с короткими рукавами – для оставшейся половины года. Каждая кофта надевается 1 раз; брюки и юбки – 5 раз, если я впервые надела их в понедельник, но только 2 раза, если в субботу.
Я начинаю с левой части шкафа и двигаюсь вправо, потому что после того, как по стираю и поглажу всю одежду, снова вешаю ее в шкаф с правой стороны. Таким образом, одежда выбирается в зависимости от того как ее повесили в шкаф; этот порядок, в свою очередь, определяется тем, в какой очередности вещи достали из стиральной машины, – я засовываю руку в барабан и достаю первую вещь, которой коснется рука. Сочетание вещей меня не волнует, однако в моем гардеробе очень много темных, спокойных цветов. От орнаментов и рисунков одни неприятности. У меня 10 пар обуви: дневные и вечерние туфли на каждую половину года, сапоги, кроссовки, угги, шлепанцы, старые кроссовки и сандалии, которые мне не по ноге, но нужны для ровного счета. Вечерние туфли почти новые, потому что я давно уже никуда не ходила.
Итак, я готова к завтраку. 7.45.
Поскольку сегодня суббота, после завтрака иду в супермаркет. 8.45. Субботним январским утром в Глен-Айрисе супермаркет абсолютно пуст – все еще спят в своих пляжных домиках в Портси, Энглси или на Филип-Айленде, растянувшись рядом с супругами и видя во сне кого-то другого. На кассе меня караулит симпатичный парнишка лет двадцати с чересчур восторженным выражением лица. Либо он всё еще переполнен любовью ко всему человечеству после вчерашней дозы экстези, либо ждет нужного момента, чтобы всучить мне свой товар. Но все остальные кассы закрыты. Парнишка зазывно улыбается. У меня начинается мигрень. Толкаю тележку, которая скрипит при каждом шаге.
В моей тележке 2 упаковки куриных ножек, жирных и глянцевитых, по 5 штук в каждой упаковке. Упаковка яиц, в которой должно быть 12 штук. (Каждую неделю мне приходится убеждать очередного наглотавшегося экстези парнишку или девицу с высоким болевым порогом – новозеландскую бэкпекершу с семью дырками в каждом ухе, – что я уже проверила яйца. Таким образом, им не придет в голову открыть упаковку и обнаружить, что 2 яйца я вытащила и оставила на полке для специй.) Целлофановый пакетик с 100 стручками зеленой фасоли (эти считать сплошная мука), 10 морковок, 10 маленьких картофелин, 10 луковичек. 100 г салатных листьев. (Я принципиально не хожу в супермаркеты, где нет электронных весов.) 10 маленьких баночек тунца. 10 оранжевых бутылочек с шампунем. 9 бананов.
Минуточку.
Пересчитываю еще раз.
Какого черта в моей тележке делают 9 бананов?
Это невозможно. Смотрю под яйцами, под пакетиком со стручками. Не может быть!
Обдолбанный распространитель «Гербалайфа» стоит за прилавком и улыбается. Такая улыбка стоит недешево. Зубы у него, как у сайентологов. Что ж, я возвращаюсь. 9 бананов я покупать не буду. Подождет, пока вернусь в двенадцатую секцию и возьму еще 1.
Только я собираюсь откланяться, как кто-то останавливается позади и стоит, повесив на руку корзинку. Теперь придется заново вставать в очередь. А ведь я первая пришла. Что за чудик явился в супермаркет в субботу в такую рань? Должно быть, в пятницу вечером на славу повеселился – смотрел «Инспектора Морса» на DVD за чашкой горячего какао. Белозубый обдолбыш по-прежнему на месте. Его улыбка меркнет. Он складывает руки на груди.
Парень с корзинкой читает журнал «Неудачная ринопластика знаменитостей» или какую-то подобную удостоенную Пулитцеровской премии публикацию со стойки у касс. Должно быть, он близорук, потому что держит журнал в дюйме от лица. Я вижу лишь его руки – рукава рубашки закатаны до локтей. С внутренней стороны руки гладкие. На одной от веса корзинки напряглось сухожилие. С внешней стороны светло-русые волоски. Волос не слишком много. На тыльной стороне красивых квадратных ладоней волосков уже нет. Рядом с 2 упаковками мясного фарша, 3 упаковками сосисок, банкой с соусом чили и 3 яблоками торчит 1 банан, свисая за край корзинки.
Главное в подобной операции – невозмутимость. Я одариваю сайентолога улыбкой пираньи. Тот теребит галстук. Принимаюсь выгружать покупки на ленту с самого дальнего от сканера конца, – всё, кроме бананов. Лента неумолимо движется вперед. Ей нет никакого дела до бананов.
– Как я устала, – говорю я.
Парнишка подскакивает.
Где бы он ни учился на кассира, должны же их были предупредить, что покупатели иногда разговаривают?
– Вчера весь день собирала мелочь для Красного Креста. Помощь голодающим. Для деток, – подмигиваю.
Он улыбается.
Поманив его ближе согнутым пальчиком, обвожу рукой свои покупки. Снизив голос почти до шепота, говорю:
– Вы не против, если я оплачу покупки пятицентовыми монетами?
Гляделки у него становятся круглыми, как у жука, и надорвавшимся голосом он выпаливает:
– Надо спросить у менеджера.
Он оглядывается в поисках кого-нибудь, хоть кого-то. Пока он отвлекся, я как ни в чем не бывало достаю из тележки бананы обеими руками. Тихонько качнувшись назад, абсолютно невозмутимо разворачиваюсь, вытягиваю руки, хватаю банан чудика за сморщенный коричневый кончик и достаю из корзинки. Тот ни черта не видит за своим журналом.
Когда мой сайентологический друг наконец оборачивается, смирившись с перспективой быть заваленным мелочью, он видит лишь меня со странной улыбкой на лице и с поднятыми руками – я выгляжу так, будто собираюсь водрузить связку бананов на голову мисс Вселенной вместо короны. Бережно кладу 10 бананов на ленту.
– Забудьте о монетах, – говорю я и достаю из бумажника полтинник. – Мне не одни крохоборы вчера попадались.
Операция «Верни банан» завершена. Мои покупки сложены в пакеты и оплачены. Задерживаюсь на минутку, просматривая заголовки в стопке газет у выхода.
Напевая мелодию из «Великого побега», выхожу из магазина с 2 пакетами в руках. На парковке на минутку наклоняюсь, чтобы поправить пакеты, пока они не ампутировали мне пальцы. Выпрямляюсь. Передо мной кто-то стоит.
Чудик. В правой руке у него яблоко. Он подбрасывает его в воздух и ловит.
2
– Что? – Разговаривать высокомерным тоном нас научили в педагогическом колледже.
– Не хотите ли яблочко? – Он улыбается, точно мы с ним друзья, и поднимает одну бровь.
У него хорошие белые зубы. Карие глаза, окруженные морщинками. 12 вокруг одного глаза, 14 вокруг другого. На голове солнцезащитные очки по последней моде года этак 1986-го. Можно предположить, что работает он на воздухе, – он худощав, но бицепсы и мышцы предплечий накачаны. Кожа гладкая и загорелая. На нем красная рубашка с каким-то логотипом и потертые голубые джинсы. Он выше меня на 10, ну, может быть, на 11 сантиметров. Слегка волнистые светлые волосы выглядят влажными, точно он примчался в супермаркет прямиком из душа. А может, просто вспотел? Ноздри у него слегка раздуваются.
Я не отвечаю. Опускаю пакеты и складываю руки на груди.
– Яблоко вкусное. Хрустящее. Можете взять его, только верните мой банан. – И он протягивает яблоко мне.
– Мой банан? Вы сказали: мой банан?
Он кивает. Закусывает нижнюю губу.
– А вы за него заплатили?
Он смеется, откинув голову:
– Не совсем. Но он лежал в моей корзинке.
– Опять вы за свое – мой банан, моя корзинка, – медленно проговариваю я, закатив глаза. – Этот банан принадлежал магазину, потому что вы за него не заплатили. А теперь он принадлежит мне, потому что я его купила. Корзинка тоже принадлежит магазину. Вам… ничего не принадлежит.
– Что ж, это мое яблоко, потому что я за него заплатил. – Он делает вид, будто собирается подбросить яблоко, но вместо этого снова протягивает его мне. – Примите этот скромный дар за то, что объяснили мне закон о собственности.
Яблоко гладкое на ощупь и теплое в том месте, где его касалась ладонь чудика.
– Не стоит благодарности. Также могу объяснить принцип микроэкономических реформ при помощи двух французских батонов, картонки от туалетной бумаги и мышеловки. – Кладу яблоко поверх шампуня, беру пакеты и ухожу.
Он пристраивается рядом. Как будто мы идем вместе.
– А куда вам столько шампуня? Что с его помощью будете объяснять? Законы фондовой биржи? Хотите монополизировать рынок?
Его руки, уже без яблока, засунуты в задние карманы джинсов. Джинсы узкие. Я снова останавливаюсь:
– Вы проводите какое-то исследование?
– Просто любопытно. У вас овощей, фруктов и курицы примерно на неделю на одного. А шампуня намного больше. Вот и стало интересно.
– Супермодели. Я и еще двадцать девять супермоделей живем в одном большом доме, делаем друг другу педикюр и устраиваем подушечные бои в пижамах. Это нам еда и шампунь на неделю.
Он запускает длинную руку в мой левый пакет и достает картофелину:
– Только не подумайте, что я вам не верю. Вы вполне сойдете за супермодель. Но я точно знаю, что супермодели не едят картошку. К тому же вы не купили салатных листьев. И проростков. И «Перье».
– Вы правы. Насчет супермоделей я пошутила. Просто закупаюсь шампунем на черный день. Всадники Апокалипсиса вот-вот нагрянут.
Он качает головой и хмурится, на секунду опечалившись мыслью о конце света. Снова смотрит на мои пакеты, словно их содержимое за последние десять секунд могло измениться.
– А водой-то вы запаслись? Или это волшебный сухой шампунь? К тому же всадникам наверняка наплевать, как вы будете выглядеть.
– А вода и не будет нужна – всадники приплывут на волнах, когда поднимется уровень воды в океане. И им будет вовсе не всё равно, как я выгляжу. Кажется, в Библии что-то говорится о том, что да унаследуют Землю люди с кротким нравом и шикарной укладкой.