— Ева… — выдохнул он, а потом…
Сделав шаг, оказался так близко, что у меня слегка голова закружилась. Пользуясь моим состоянием, он развернул меня, прикоснулся к моей спине, и…
Я ахнула, когда его пальцы начали разминать мою шею — так ловко у него получалось, и мне это было так нужно, что…
— Хватит? — послышался недовольный голос.
— Нет, — имела я в виду его недовольство.
Массаж закончился лишь за секунду до того, как лифт открыл двери. И хорошо, что Ковальских проконтролировал этот момент, потому что, судя по непривычному столпотворению в холле, многие ожидали, когда и главное как мы с ним приземлимся. Судя по разочарованным взглядам, ставки делались на то, что я доеду хотя бы без одного элемента одежды. А тут… и одежда вся, и ни одна пуговица не оторвалась, и губы с той же помадой.
— Не было у них ничего, — послышались чьи-то стенания.
— Эх, была такая надежда, что питон подобреет…
Сбоку послышался чей-то испуганный визг, а я бросила взгляд на Ковальских и… Он тоже смотрел на меня.
— По-моему, — тихонько сказала я, — ваша репутация чуть-чуть пострадала.
— Главное, — совершенно серьезно ответил он, — что не пострадала твоя.
Ответить мне было нечего, так как в этом вопросе наши взгляды сходились. Важно кивнув, я направилась к выходу.
— Ева! — окликнул меня охранник, едвая подошла к турникету.
— Привет, Петр, — помахала ему.
— Одну минуту! Не уходи! — он поспешил к стойке администратора, а через пару секунд вернулся с коробкой конфет. — Вот, держи.
— Передать Ларисе? — слегка удивилась я.
— Нет, тебе. Лично в руки, — хохотнул мужчина и подмигнул. — Как просили — так и передаю.
— А кто просил передать?
— А тот же, кто просил держать язык за зубами. — Охранник похлопал себя по карману. — Убеждать он умеет, так что жуй и сама гадай.
— Он?
— Он, — с готовностью подтвердил охранник.
И без того понятно, что женщина передавать сладости мне не будет, так что намек на то, что даритель — мужчина, никак не помог. Вот кто это может быть? Ни одного правдоподобного варианта!
Почувствовав жжение в лопатках, я обернулась и увидела Ковальских, снова заходящего в лифт. На этот раз путь ему предстоял гораздо короче — в подземный паркинг, но вид был такой, словно ему предложили отправиться в кругосветное путешествие, но ограничили суммой в сто долларов.
— Слушай, Петр, — я покрутила конфеты в руках, четко понимая, что брать их не буду, не буду и все тут. — А помнишь, вы нас с напарником конфетами угощали?
— Было дело.
— Баш на баш, — я вернула ему коробку и пресекла возможное сопротивление: — Тебя просили передать — ты передал. А что дальше с конфетами делать — это уже мое дело, верно?
— Верно, — охотно признал он женскую логику.
В приподнятом настроении я вышла из здания. Спускаясь по ступеням, запоздало вспомнила, что лучше было вызвать такси, а то от бизнес-центра до больницы придется пересадку делать, а сейчас час-пик, и еще попробуй втиснуться в маршрутку… Но как-нибудь уж.
Когда люди сильно хотят уехать, они даже в лифте место находят, а маршрутка все же побольше будет. Настроившись на позитив, я двинулась дальше, но до остановки дойти не успела. Только засмотрелась на приличную толпу, как мой внимание отвлекло какое-то движение сбоку.
— Садись, — приоткрыв дверь подъехавшего джипа, скомандовал Ковальских.
Я замешкалась. Снова взглянула на людей на остановке.
— Садись, мне в твою сторону.
И я сожалеюще вздохнула.
— Я не домой.
— А куда? — небрежно поинтересовался он, словно и не слышал моего разговор и не успел сделать неверных выводов на мой счет.
Позади джипа Ковальских стояли уже три машины, ожидая, когда он отъехать, чтобы спокойно выехать на дорогу. Но никто не сигналил и босса не торопил. Только водитель ближайшей машины высунулся из окошка и сложил руки в молитвенном жесте.
— В третью больницу, — призналась я и взялась за дверь авто, чтобы ее закрыть.
— Садись, Ева, — повторил Ковальских. — Это еще более по пути, чем я думал.
Еще раз взглянув на очередь на отсноавке, я села в салон.
— Что-то случилось с кем-то из близких? — глядя исключительно на дорогу, поинтересовался Ковальских.
— Нет, — качнула я головой, а потом вспомнила рыжего мальчика и улыбнулась. — Не знаю. Все может быть.
— Не все, Ева-Ева, — прищурившись, хмыкнул мой босс. — Еще одна вещь, которую тебе предстоит узнать обо мне — я не просто не верю в случайности. Некоторые из них я на корню пресекаю.
Глава № 32
Самоуверенность Ковальских на удивление не раздражала. То ли я к нему быстро привыкла, то ли просто сильно устала. Мне вообще кажется, если бы Лариса хотя бы день просидела в офисе от и до, она бы перестала так хвалить свою бухгалтерию. И скучно неимоверно, и ломит все.
Откинувшись на сиденье и вытянув ноги, я бездумно посматривала на мелькающую дорогу. Мой спутник правильно оценил мое состояние или вдоволь почесал свое ЧСВ, но больше громкими фразами не раскидывался. Молча и сосредоточенно вел машину. Так же молча высадил меня у больницы и уехал. Даже на мое прощание и благодарность отреагировал одним нечитаемым взглядом.
Да, наверное, все же наговорился…
У больницы был небольшой магазинчик, так что я сначала заглянула в него и быстро затарилась сладостями, фруктами, взяла несколько колбасных и сырных нарезок, хлеб, воду и соки. Пакет оказался довольно тяжелым, но своя ноша не тянет. Было немного жаль, что я сама не приготовила ничего, но ладно, день мальчишка как-нибудь да продержится, а завтра утром обязательно занесу ему что-нибудь из домашнего. Теперь-то можно: если папа разрешил посещения, значит, в деле Прохора есть изменения. Не терпелось узнать какие, но увидеть мальчика не терпелось еще сильнее, и по ступенькам я едва не порхала.
Как представила его веснушчатое лицо… и улыбку… и доверчивый взгляд… Хороший мальчишка, добрый, трогательный в своей наивности и стремлении быть храбрым, несмотря на все обстоятельства. Просто удивительно, что его до сих пор не приняли в новую семью!
Споткнулась от внезапной мысли, но удержалась, схватившись за поручень лестницы. Остановилась, выдохнула, а то что-то сердце бойко забилось. И поняла, что эта мысль отнюдь не внезапная, а мелькала уже. Мелькала…
— Соколова! — окликнул меня мужской радостный голос.
Перестав рассматривал подоконник, осмотрелась — ага, я на последнем лестничном пролете. А вверху стоит Тумачев — улыбчивый, невредимый, и какой-то совершенно счастливый. От аварии уже и следа не осталось.
— Вот это ты выдала! — Он бодро сбежал по ступенькам, взял у меня пакет и стал подниматься на этаж вместе со мной. — Ты, конечно, обещала, что придешь еще. Но я даже подумать не мог, что ты так рано заявишься! Да что там, скажу честно, я был уверен, что ты вообще не придешь!
— И правильно.
— А что тут? — не обратив внимания на мои слова, он пытливо заглянул в пакет и расхохотался. — Ну ты даешь, Соколова! Я же не бомж какой-нибудь. У меня все есть! Зачем ты все это набрала? Такие бездумные траты, я в шоке!
Ужасно хотелось вырвать пакет из рук Тумачева и вообще наговорить ему кучу гадостей, которых он, несомненно, заслуживал. Меня бы даже совесть не мучила за сквернословие, но…
Я пока не знала, как именно продвигается дело Прохора. Папа позволил его навестить, а обсуждать эту тему, затрагивать ее вообще… Могу ли я? Вот в чем вопрос.
Сдержать эмоции было неимоверно трудно. Заметив, как настороженно присматривается ко мне Тумачев, я поняла, что правы были мои педагоги: актриса из меня никакая. И все-таки я постаралась выкрутиться.
— Не тараторь, — сумела даже улыбку выдавить, — я только что после работы, и немного устала от шума. А эти продукты не все для тебя.
— А для кого?!
— Купила домой.
— Ну ты даешь, Соколова! С такими тяжестями еще и ко мне пришла! Как-то ты… — Он покачал головой и присвистнул, осмотрев меня с интересом. — Как-то ты внезапно открываешься для меня с другой стороны!
— Ты тоже.
Попытка отвоевать пакет провалилась. Тумачев вдруг заявил, что он джентльмен и уж до палаты его донесет. А потом еще и проводит меня. Ни первое, ни второе предложение мне не нравились. Во-первых, на нас уже косились медсестры, и среди них была и Светлана. А во-вторых, я хотела все-таки проведать Прохора, а не этого небитого балобола.
Эх, знать бы, можно ли говорить, что я в курсе…
Тумачев проводил меня в свою палату, включил телевизор для фона и стал говорить, говорить — о скучных буднях, о том, что его пока не выписывают, хотя он уже здоров, о том, как его все достало, но он терпит, проявляя изумительную силу воли. И чем дольше я его слушала и наблюдала за ним, тем отчетливей понимала, что правильно сделала, не проболтавшись.
А еще пришло осознание, что если и бывает что-то скучнее и утомительней моей работы — так это самовлюбленный мужчина, который привык, что весь мир крутится исключительно ради него.
— Так, все, мне пора, — продержавшись девятнадцать минут, я под новый приступ веселья выудила из кулька маленький пакетик сока с трубочкой.
Заверив Тумачева, что мне будет спокойней, если я увижу, как он отдыхает, а не бродит по коридорам, вышла из палаты. В отличие от актерского, дар убеждения не подвел, и больной следом не потянулся — так что я спокойно направилась в палату Прохора. Под изумленными взглядами медсестер, но без разницы. Не до них. Пусть думают, что хотят.
До палаты мальчика оставалось всего несколько шагов, когда меня снова окликнули. На этот раз женщина и по имени.
Обернувшись, я увидела спешащую ко мне Светлану и недовольно выдохнула. Ну да, конечно, это именно то, чего я хотела — чтобы мое имя прозвенело на весь коридор! И чтобы Тумачев от скуки проявил любопытство, выглянул из палаты и увидел, что я иду в совершенно противоположную от лестницы сторону!
— Ева, я… — приблизившись, Светлана смущенно потупила глаза, и мне стало неловко за свое возмущение.