Лариса моргнула, все так же изумленно рассматривая Тумачева. А тот, хмыкнув, поправил выбившийся локон из ее светлой косы и задумчиво прокомментировал:
— Знаете, может, мы даже могли бы замутить не один раз, а парочку…
— Знаешь, — вмешалась я, — если ты и дальше будешь так сильно прижимать мою подругу к себе, вы незаметно можете прийти к браку по обстоятельствам!
Лариса наконец поняла, что одна рука у нее уже свободна и попыталась схватить Тумачева за шею. Тот, смеясь, увернулся и все же освободил ее — то ли устав блокировать, то ли испугавшись заявленных мною последствий. А потом я услышала еще один смех — тихий, чтобы никого не спугнуть, и такой радостный, что обижаться не было смысла.
— Прохор, — я подошла к мальчику и присела рядом, — привет. Ты как тут? Прости, что мы… Не мешают тебе злые дяди?
— Нет, Ев! — поспешно возразил Прохор. — Он не злой! Мне с Костиком интересно! Я рад, что он приходит ко мне. Пожалуйста, не выгоняй его! Я с таким трудом уговорил медсестер, чтобы они не выгоняли его, а потом и ты…
— Но ты ведь знаешь, что у нас есть серьезный повод для этого?
— Да, — подтвердил мальчик мои догадки. — Костик мне все рассказал. Сразу, как только пришел. Но, Ев…
Он взял мою руку и сжал, волнуясь.
— Пожалуйста, пусть он приходит. Мне как-то… легче, когда он рядом, он так хорошо отвлекает…
И в этот момент я вспомнила, что, несмотря на операцию, мальчик все еще испытывает сильные боли. И понятно, что когда он с кем-то общается, то на время забывает об этом, отвлекается. Я прихожу только утром и вечером, да и то ненадолго, а Костик здесь, целыми днями просиживает в больнице. И если его присутствие хоть чуточку уймет боли Прохора… И если сам Прохор этого хочет… Как я могу отказать? Да и какое имею право?
Да, я этого не хочу. Но этого хочет мальчик. И в данный момент для меня важнее его желание.
— Пожалуйста, Ев! — снова попросило рыжее «солнышко», и значит, для него имело значение мое согласие.
Врать мальчику я не хотела, поэтому отвлекла его на знакомство с Ларисой, рассказала, что это моя лучшая подруга, что мы снимаем одну квартиру, и когда у них завязался разговор, взглянула на Костика и вышла в коридор. Дядя Саша, который так же был в палате, посмотрел вопросительно, но я покачала головой: нет, пока вмешиваться не надо. Спустя пару секунд Тумачев вышел в коридор следом за мной, прислонился к стене, скрестил на груди руки и молча уставился на меня.
— Зачем тебе это надо? — спросила я то, что волновало сильнее всего.
— В раскаяние ты не веришь?
— После того, как ты мне рассказывал, что сбил столб?!
— Не веришь, — правильно сделал выводы он. — Значит, не поверишь и в то, что я не преследую цель сделать что-то во вред Прохору.
— Ты уже это сделал!
— Да, — согласился он и, чуть помедлив, добавил: — Но теперь я попытаюсь это исправить. Ты можешь верить — можешь не верить, но мне нравится Прохор. И… Сказать «мне жаль» — это как-то банально. Но мне жаль. Да, мне жаль. И, поверь, Ева, я сделал выводы из того, что случилось.
— И что теперь? — рассмеялась я, чувствуя при этом приступ какого-то волнения и непонятной, необъяснимой злости. — Съешь свои права? Или продашь машину и тайно перечислишь все деньги на благотворительность?
— Нет, Соколова, на великие поступки у нас способна только ты, — на его губах все так же играла усмешка, но он явно ощущал не меньшую злость, чем я. — А я просто перестану водить в пьяном виде и заплачу за лечение Прохора.
— Ч-что? — пришла я в себя спустя какое-то время.
— То. Можешь бросать работу, Соколова, — он небрежно оттолкнулся от стены и развернулся, чтобы вернуться в палату мальчика. — Какой с тебя секретарь? Увольняйся, покатайся по миру в оставшиеся каникулы — можешь теперь себе это позволить. Кое-что ты уже заработала. А сегодня на счет твоего отца вернутся деньги, которые он заплатил за операцию Прохора. Модель из тебя не вышла, а вот путешественник еще вполне может получиться.
— Любопытное досье.
— Как видишь, не только твои родители умеют собирать факты.
— А про меня — это все или есть что-то еще?
— Все, Соколова, расслабься. Кому интересна история о том, как тебя ради карьеры бросил один красавчик?
— Действительно, никому, — улыбнулась я нежно. — Тем более что это я его бросила.
Моя злость вспыхнула и все же нашла оптимальный выход.
Костик успел лишь моргнуть, а уже лежал на полу. А я нажимала туфелькой на его шею, чтобы не рыпался. И он знал, что если я нажму чуть сильнее… В общем, он был удивительно спокоен и тих, и даже в состоянии меня слушать.
— Какой из меня секретарь — решать не тебе, а моему руководству, — холодно, как, собственно, мое руководство, ответила я на все его предложения. — Попытка перекинуть деньги на счет моего отца и выставить это потом как взятку не пройдет, потому что деньги перечислялись анонимно и умными людьми, которые привыкли часто общаться с подонками по долгу службы. На лечение Прохора можешь деньги отправить — лишними они точно не будут. И да, модель из меня, может, и не вышла, да и отсутствие тренировок дает о себе знать, но падение с высоты своего самолюбия таким типам, как ты, я могу обеспечить. Я понятно говорю?
— Соколова… — Тумачев раскинул в стороны руки и улыбнулся словно блаженный. — А у тебя аллергии на больничные простыни нет? Впрочем, ради тебя я могу и шелковые купить. Такая страсть! Такие ножки! А эти шпильки… у меня сразу столько фантазий…
Было достаточно взглянуть в его хитрющие глаза, чтобы понять: на полу он только благодаря эффекту неожиданности. И в любой момент мы легко можем с ним поменяться местами — с учетом, как он легко скрутил мою боевую подругу. Но по каким-то причинам он до сих пор этого не сделал, более того разлегся с удобствами — закинул ногу на ногу, а руки за голову. И все так же рассматривал меня снизу.
— Что здесь происходит? — вышел из палаты дядя Саша, а следом за ним выскочила встревоженная Лариса.
— Ничего, — я убрала туфельку с горла Тумачева и обернулась.
Тут же неведомо откуда к нам подбежал врач, которому, скорее всего, неплохо заплатили родители Костика, и стал расспрашивать, что да как, и почему он лежал на холодном полу.
— В столб врезался, — отмахнулся псевдобольной, а когда врач ушел, внимательно посмотрел на меня, прикинул что-то в уме и выдал: — Я сражен, Соколова. Так и быть! Шелковые, с ручной вышивкой, и все серьезно на целых три дня!
— Балбес! — все же признала его больным и направилась обратно в палату.
— Ты мой самый смелый и отчаянный хлюпик! — перехватив по пути, Лариса меня обняла и поцеловала в макушку.
— Так… — послышалось сзади задумчивое. — Ладно, раз вы так неразлучны… Я согласен на двух. Но придется заказать в палату не только простыни, а еще и дополнительную кровать и… Так, сразу, предупреждаю на старте: три дня я не продержусь.
— Редкое признание для мужчины, — обернувшись, я посмотрела на Тумачева.
— Да и мужчина перед тобой — эксклюзив, — он весело подмигнул, словно прося не злиться, обошел меня и уселся рядом с Прохором.
Я тоже села у кровати, и тоже общалась с мальчиком. А Костик балагурил и иногда нес такую редкую чушь, что невольно улыбались все. Даже дядя Саша. Даже Лариса. И даже я. И как-то, слушая его, забывалось, что у нас конфликт, неприязнь и непонимание.
Зато я понимала, почему Прохору хочется с ним общаться. И видела, что мальчик к нему начинает тянуться. И понятия не имела, что с этим делать. И стоит ли что-то делать, если все искренне?
Ну… вдруг?
Глава № 44
Целую ночь я убеждала себя, что ничего особенного не произошло, и я могу спокойно работать дальше. Под пристальным вниманием Ковальских, под градом его постоянных язвительных замечаний — я к ним не только привыкла, но, как начинающий наркоман, стала в них находить некое удовольствие. Но все же я наивно полагала, что несколько безрассудных поцелуев не приведут к существенным переменам.
Увы и ах…
Перемены я заметила, едва вошла в бизнес-центр. Все, кто проходили мимо, старательно улыбались, здоровались и едва ли не кланялись. А еще пытались обязательно включить в приветствие мое имя.
— Добрый день, Ева… Здравствуйте, Ева… — то и дело доносилось от незнакомых людей.
Опешив, я поначалу просто кивала. Потом речь прорезалась, а логика выдала подсказку, и, отвечая на ходу любезностью на любезность, я поспешила к охраннику Петру.
— О, а что у тебя такое лицо? — поинтересовался он вместо приветствия и ехидно добавил: — Ева…
— Пытаюсь понять, что происходит вокруг меня?
Став рядом с Петром, я обернулась, и поток приветствий и улыбок возобновился.
— А что тут понимать? — хохотнул он. — О таких окладах, как здесь, многие и мечтать не могли. Что им теперь выдержать урок вежливости от босса? Пара седых волосков — не более. А вот если они урок не усвоят… Ева… Босс дважды не повторяет… Ева…
— Перестань, а? — беззлобно попросила мужчину. — Мне, конечно, нравится мое имя, но всему есть предел.
— Ну, коне-ечно, — протянул он обиженно. — Как это перестань? Мне, может, зарплату не так давно повысили. Я, может, тоже теперь доволен условиями, и перестать? Нет, Ева, тут или терпи, или… Наверняка, у тебя зарплата повыше, чем у меня, так что — никаких «или», терпи.
— Здравствуй, Ева, — раздалось позади меня очередное приветствие.
— Добрый день, — устало и в сотый раз ответила я, а потом голос показался смутно знакомым и, обернувшись, я взглянула на Артема Калинского. — Ой… здравствуйте!
Он понимающе улыбнулся, но промолчал. Склонил голову набок, внимательно меня осмотрел цепким взглядом профессионала и со вздохом сказал:
— Ты так и не прибавила в весе.
— Спасибо, — растерянно поблагодарила я.
— Я ведь тебе говорил на пробах, что если ты наберешь десять, а лучше пятнадцать килограммов, можно о чем-то беседовать, а так… — Он сожалеюще развел руками. — Ты не подходишь под этот проект. А я сейчас занят исключительно им. Прости.