— Куда он попёрся посреди ночи? — тараторила она, сходя с каблуков. — У вас тут район не дай боже…
— Ну да. Зона близко.
— Зона? — похолодела она.
— Но вы не переживайте. Я тут всю жизнь живу, с криминалом не сталкивался. Как вас зовут?
— Марина… Вот не знаешь, говорить при общении с молодежью отчество или нет. Странный у меня возраст.
— Тридцать восемь?..
— Вчера исполнилось тридцать девять.
— Знаете, думаю, можно без отчества.
— Где твои родители?
— Мои, Марина, если можно так сказать, родители — конченые сторчавшиеся наркоманы. Мать умерла, когда мне было три месяца. Что с отцом — не знаю, но вряд ли он жив. Хотя даже если и жив, какая разница?..
На ее художественном лице появилось искреннее сочувствие.
— Бедный мальчик. И больше у тебя никого нет?
— Давайте выпьем.
— Я с детьми не пью.
— Да ладно вам. Посмотрите, мне на вид далеко не восемнадцать. Некоторые дают мне двадцать шесть…
Я достаю коньяк. Стоит на кухне еще с бабушкиных поминок. Отвратительный, пахнущий тараканами. Такая шикарная женщина рядом, что я ей предлагаю?..
Но она выпила и не поморщилась.
— Выпишут из больницы — пойдешь ко мне работать? — предложила она. — Менеджером по продажам. Умеешь уговаривать, я чувствую. Будешь хорошо работать — платить буду достойно.
Вместо ответа я кладу голову ей на колени. Она немного опешила. Но минута — и ее пальцы нежно забегали по моей свежевыбритой голове.
Дальнейшее было предопределено, хотя при каждом моём прикосновении она мягко пыталась вырваться:
— Что ты делаешь?
В ответ я громко шептал ей какую-то фигню, так, чтобы не было слышно моего безысходно бьющегося сердца. А когда я почувствовал, что попыток сопротивляться она уже не делает и увидел нашу одежду на полу, вспомнил:
— Презерватив… Нужен презерватив.
— Какой ты ответственный мальчик. У меня в сумке где-то был…
Потом, лежа на моём плече, она сказала:
— Зачем ты всё это?.. Я в матери тебе гожусь.
— В том-то и дело. У меня эдипов комплекс.
— Чего?
— Ничего. Не забивайте вы себе голову всякой ерундой.
— Ты со мной на «вы»? Мы только что переспали, и ты говоришь мне «вы»!.. Господи, всё-таки я старею…
— Да ладно тебе, — сказал я. — Ты прекрасна. Я запомню это на всю жизнь. И да — пусть Игорь встречается с этой своей Леной. Теперь-то ты понимаешь?..
Она отстранилась:
— Он мой ребёнок, как я могу так это оставить?..
— Ребёнок?.. Мы — ровесники с ним. Да и его девушке не сорок лет, — кольнул я её.
Она вздохнула:
— Да понимаю я… Всё правильно говоришь. Пусть он спит, с кем хочет…
Начала собираться. Оказывается, муж за вечер позвонил ей одиннадцать раз.
— Да, зай, — извинительно щебетала она в трубку. — Я у Ильиных, зай. Они привет тебе передают. Сейчас приеду. Да не пила я, Господи!.. Ну ладно, ладно, немного, буквально глоток… Хорошо, я такси вызову, только не переживай. И я тебя, зай. Давай, пока.
Поспешно закончила разговор с мужем и процедила:
— Сука, как же я его ненавижу…
— За что?
— За то, что такой хороший. Типа хороший. Живёт за мой счет. Не работает. Я его на хозяйстве держу, так сказать. Знаю, почему он со мной. Только из-за денег. Он так услужить пытается, настроение моё угадать… Видеть его не могу. Ничтожество… Молодой парень, тридцатник недавно отметил, но такой старик, чего не коснись. Можно я позвоню тебе как-нибудь?.. Игорь мне дал твой номер…
Не хотел я, чтобы эта чужая женщина мне когда-нибудь позвонила. Такая красивая, уверенная, полная жизни. Но чужая.
…Раскаяние стучало по темени. Арина! Оказывается, я не только трусливая сволочь, но еще и предатель.
— Я приеду завтра. То есть сегодня. Слышишь? Во сколько автобус? Утренний есть?!. — ору я в телефон.
— Лео, ты нормальный вообще?.. — Аринин сонный голос в трубке. — Сейчас пять утра…
— Скажи мне, есть автобус? Смогу я приехать к тебе?..
— Не получится… Мама на выходных тут у нас…
— Чёрт. Просто я хочу, чтобы ты знала. Я тебя очень люблю. Даже если я косячу, я тебя люблю. Правда.
— Что-то случилось? Почему ты всё это мне говоришь? В пять утра…
— Да какая разница, пять утра или не пять!..
— Я тоже тебя люблю. Иди, пожалуйста, спать. Таблетки выпил?..
Уснуть я, конечно, не мог. Слонялся по этим сорока пяти квадратным метрам, не зная, куда себя деть. Схватил принесенные Игорем книги и с силой швырнул их в тумбочку. Из Уэлша выпала мамина фотография. Раньше я её не видел. Я вообразил, что сделана она, когда мама уже была беременна, но не знала… А когда узнала, избавляться от меня было уже поздно. На тот момент у неё уже не было ни работы, ни дома, ни семьи.
Мама на фотке совсем худая, и улыбка у неё ненатуральная. Вид у неё растерянный, будто ей четыре года, и её забыли забрать из детского сада. За всеми родители пришли, а за ней — нет.
Мамина арифметика. Сколько бы ей сейчас было? Двадцать пять плюс восемнадцать. Сорок три.
Много о себе думала, вот и получила… Много о себе думала, вот и получила…
Писала какие-то стихи (Где все они? Я искал, не смог найти ни одного), общалась с неформалами, не закончила диссертацию по творчеству Гребенщикова…
Много о себе думала, вот и получила… Много о себе думала, вот и получила…
Дело ведь не в том, что ты меня заразила. А только в том, что ты ушла.
Прости мне мою ненависть, мама, мамочка. И я тебя прощаю.
Я сегодня освободился, мама. Я победил.
Я так и думал, что Кирилл не вернётся. В понедельник днём его тётка рыдала у кабинета завотделением. Та всячески пыталась от неё избавиться:
— Что я могу сделать, если ему жить не хочется?! Вернётся — добро пожаловать. А вы идите домой и не мешайте мне работать. А ты что тут шляешься? — обращается врачиха уже ко мне. — Проводи даму к выходу, если тебе делать нечего…
— Он на море поехал, — сказал я Кирилловой тёте. — Ну, мечта у него такая. Вы сбережения свои проверьте…
Она возмутилась:
— Что, если наркоман бывший, значит, сразу вор?! Вот зачем клеймить? Я Кирюшу с рождения знаю. Он неплохой мальчик. Наркомания — это не порок, это болезнь.
— Конечно, болезнь, — киваю я. — А здоровый он вам и не нужен.
— Почему ты так решил?
— Ну, здоровому человеку, благополучному, нафига бы вы сдались со своими кошками?.. А так, он нуждается в вас. А вы — в нём.
— Да пошёл ты!..
И я пошёл.
Позвонил Санпалыч:
— Старина, тебе на приём пора… Помнишь?
— Честно говоря, забыл. Когда надо быть?..
— Да хоть завтра. Часов в девять сможешь? Подходи в одиннадцатый к Кузьминой.
— Зачем к Кузьминой? Почему не к вам?..
— А я с сегодняшнего дня, старина, в СПИД-центре не работаю. Вот такая штука…
— Вы с ума сошли?! — ору я. — С ума вы, что ли, сошли?!
— Вот так. А ты ещё спрашиваешь, почему не стоит учиться на врача? А потому что!.. Знаешь, когда мне работалось лучше всего? В самое голодное время. В конце восьмидесятых, начале девяностых. Только что откуда-то взялся этот вирус. Приходили люди, это было страшно, они были полутрупами, мы не могли их спасти, не знали, что делать с этими их убитыми хелперами… Мы не знали, но мы были полны решимости. Теперь мы многое знаем, мы многого добились. Но никакой решимости больше нет. Вот уж воистину, змея кусает собственный хвост…
— И что вы теперь будете делать?.. Без этой змеи?
— Понятия не имею. А что обычно делают пенсионеры? Рассаду на балконе выращивают?..
— Я к вам как-нибудь зайду, ладно?
— Конечно. Буду рад.
— Только давайте без креветок…
В ответ он смеётся.
А мне выть хочется. Он — моя очередная потеря.
Опять очередь в СПИД-центре. Я пришёл сдавать на вирусную нагрузку к девяти утра, но к полудню так и не зашел в кабинет. Нас слишком много. Рядом со мной садится парень лет двадцати пяти.
— Слушай, — говорит он мне шёпотом. — Ты терапию пьешь?
— Это мне как зубы почистить, — отвечаю. — Уже больше десяти лет принимаю. Без таблеток бы давно червей кормил.
— А я… А у меня… Двести клеток. И мне не положено. Прописки нет. Мне не найти никого, кто бы прописал к себе. Врач говорит, мол, домой езжай срочно, там таблетки выдадут, иначе летальный исход. Но я лучше сдохну от СПИДа, чем туда поеду. Это городок в десять тысяч населения, три тыщи километров отсюда, как я буду туда ездить раз в месяц за таблетками?.. Жить там нереально. Работы нет, да и кто меня там ждёт… С родителями давно не общаюсь… Я — гей, — перешел на почти беззвучный шёпот.
Знакомая история. Которая обычно заканчивается тубдиспансером или инфекционкой, а потом — хосписом.
— Понимаешь, — продолжал парень, — я здесь работаю, всё официально, налоги плачу. А лекарства не дают. А у меня скоро грибы, чувствую, во рту расти начнут… Хромаю я, видел? Слабость кошмарная…
— Плохо дело… А я чем могу помочь?
— Ну, может, знаешь, кому взятку дать, чтоб тут на учёт поставили? Я уже у всех спрашиваю, кто в теме по ВИЧ… Может, кто из знакомых так вставал на учёт? Я за свой счёт не смогу покупать лекарства — очень дорого выйдет. А один раз могу заплатить… Вот только кому?
Чешу затылок:
— Я пока в этой стране не дал ни одной взятки. Видимо, потому, что я на хрен никому не сдался.
— Ясно, — вздохнул парень. — Ну ладно, вот на те деньги, что у меня сейчас есть, допустим, на месяц-два я куплю лекарств, а дальше?.. А если они мне не подойдут и придётся менять? Чую, смерть все-таки близка…
— Вот что, — говорю я ему. — После приёма я тебя тут подожду и пойдём.
— Извини, ты, конечно, симпатичный, но я сегодня что-то не в настроении… Но номер оставь.
— Да ну тебя! — смеюсь я. — Не на свидание я тебя зову. В паспортный стол пойдём. У меня своя квартира. Я тебя пропишу к себе.