ок, поэтому южнее его позиции вытянулись в узкий коридор между контролируемыми повстанцами территориями, по которому спешно и без должных мер предосторожности перебрасывались войска. Конечно, слабые и разрозненные повстанческие отряды на востоке, в тылу Роррена, не представляли опасности для герцога, но наша армия, внезапно развернувшись и двинувшись на юг, легко могла перерезать коридор и атаковать Элдреда с тыла. Когда я высказал этот план, офицеры, вновь было начавшие смотреть на меня косо, опять наполнились энтузиазмом. Однако с точки зрения интересов восстания план этот имел существенные недостатки: воссоединение с Рорреном отодвигалось на неопределенные времена, а нашей армии предстояло вновь идти по территории, разграбленной уже дважды — сперва солдатами короля, потом самими повстанцами. Мои люди понимали это, и мне стоило большого труда сохранить дисциплину и повернуть армию на юг.
Однако уже на следующий день, когда посланные за продовольствием команды вернулись практически ни с чем или, хуже того, не вернулись вовсе, брожение среди повстанцев началось с новой силой. Ко мне являлись делегации от батальонов и даже от одного полка, заявлявшие, что их части больше не сделают ни шагу на юг.
— Хорошо, — заявил я в конце концов, — завтра мы дадим бой герцогу здесь.
Место было не самое подходящее: низина, к юго-западу заболоченная, а на востоке и юго-востоке заросшая лесом, хотя и сбросившим листья, но все равно предоставлявшим герцогу хорошую возможность для скрытной переброски войск. Армия встала лагерем; я позаботился о том, чтобы занятая позиция, приемлемая для наступления, была совершенно непригодной для обороны от внезапного удара с востока. Оставалось лишь позаботиться, чтобы герцог нанес этот удар.
16
Прошло уже не меньше часа после отбоя. Я сидел в своей командирской палатке, освещенной тусклым светом масляной плошки. Начали возвращаться разведчики; я выслушивал их по одному и наносил на карту полученную информацию. Наконец я отпустил последнего из них.
Настала пора действовать решительно. Эта ночь должна была стать последней моей ночью в повстанческой армии. Генералу Риэлу следовало бесследно исчезнуть, подобно многим легендарным вождям.
Я еще раз изучил позицию, а затем разорвал карту и сжег ее обрывки. Каких-либо других документов, которые могли бы помочь повстанцам, не существовало. Затем я отдал секретные приказы о снятии караулов на наиболее опасных направлениях. Я заметил, что некоторые капралы, выслушивавшие эти распоряжения, были удивлены как самими приказами, так и запахом гари в моей палатке, но дисциплина, за которую я столь упорно боролся, еще действовала, и все было исполнено беспрекословно. После этого я отпустил часовых, стоявших у входа в палатку.
— Вам надо отдохнуть перед завтрашним боем, — напутствовал я их.
Я вернулся в палатку, задул светильник и некоторое время сидел в темноте. Затем, когда глаза привыкли к мраку, я вышел наружу и пошел на край лагеря, туда, где стояли лошади офицеров. Караульный солдат схватился за меч при моем приближении, но, узнав своего командира, вытянулся и отсалютовал.
— Все в порядке? — спросил я его.
— Да, генерал.
— Хорошо. Оседлай мне коня.
Дисциплина и тут работала: молодой повстанец не задал никаких вопросов. Я уже вскочил в седло, когда из темноты выступила еще какая-то тень.
— Генерал?
— Лидден?
— Да, генерал. Я вижу, вы собрались куда-то ехать?
Разумеется, я мог не отвечать, но мое поведение и без того выглядело подозрительным.
— Хочу еще раз осмотреть позиции перед завтрашним боем.
— Но ведь это опасно!
— Днем — да, но сейчас вряд ли. Я получил данные разведки и знаю, где находятся наши враги.
— Разрешите мне поехать с вами, генерал.
Только этого мне не хватало! Но что делать?
— Хорошо, Лидден.
Мы выехали из лагеря и некоторое время ехали молча. Лошади ступали по подмерзшей грязи, похрустывая ледяными корочками. Налетавший порывами ветер швырял в лицо мелкий снег. Все это время я думал, как избавиться от адъютанта. Он, как и я, был при мече, но без шлема. Открытый бой мог неизвестно чем закончиться, и в то же время я чувствовал, что не могу ударить его в спину. С другой стороны, он все равно был обречен, как и остальные; лучше быстрая смерть здесь, чем плен, пытки и казнь. Но эти разумные рассуждения все равно не могли заставить меня убить ничего не подозревавшего человека, которому, к тому же, я был обязан жизнью. В конце концов я решил оглушить его, ударив плашмя мечом по голове. Я притормозил коня и, когда Лидден проехал на два шага вперед, выхватил меч. Но в самый последний момент адъютант, почуяв недоброе, обернулся и отпрянул. Меч скользнул по его доспехам, повернулся в моей руке и ударил по хребту жеребца Лиддена. Раненое животное шарахнулось в сторону, переступая заплетающимися задними ногами, и рухнуло на бок, увлекая за собой всадника. Лошадь придавила ногу Лиддена, и он не мог встать, но и лежа сумел вытащить меч и попытался ударить меня по ноге. Я отреагировал автоматически — война учит этому — и, перегнувшись в седле, нанес адъютанту встречный удар. Меч перерубил ему кисть руки, державшей оружие; кровь хлынула потоком. Теперь только срочная медицинская помощь могла спасти его, но я не мог ее оказать. Все, что я смог сделать — это слезть с коня и вторым ударом прекратить агонию адъютанта. Затем я добил и его лошадь.
Теперь следовало подумать о дальнейших действиях. Я знал, что милях в двух к северо-востоку наверняка наткнусь на караул ближайшей герцогской части. Я решил, что пойду туда, а когда меня остановят, объявлю, что я агент герцога. Пойти или поехать? Пожалуй, лучше все-таки пойти, всадник внушает большие опасения, по нему могут начать стрелять прежде, чем спрашивать пароль. В то же время не годится, чтобы генеральская лошадь без всадника вернулась в лагерь… Значит, мне предстояло еще одно убийство. Я вздохнул и со всей силы вонзил меч в шею верного скакуна. Теплая соленая кровь брызнула мне в лицо. Я выпустил рукоять меча и отшатнулся, едва сдержав тошноту. Конь еще пару минут бился в агонии, потом затих. Я побрел на северо-восток, так и оставив меч в его ране.
Пройдя около мили, я остановился, кляня себя за рассеянность, поспешно сорвал с плеча золоченый генеральский шнур и втоптал его в грязь. Более ничто в моем облике не указывало на высокое положение среди повстанцев. Снег шел все сильнее, и я отер им от крови лицо и доспехи.
Еще примерно через полмили я услышал шорох в кустарнике справа. Но, прежде чем я успел повернуться, в моей голове словно что-то взорвалось, и сознание покинуло меня.
Очнувшись, я попытался пошевелиться и понял, что связан. Я осторожно приоткрыл глаза и увидел, что лежу на полу большого шатра, а надо мной стоят двое солдат. В первое мгновение мне показалось, что это повстанцы, и у меня внутри все похолодело от ужаса. Но это были солдаты герцога. Один из них заметил, что я пришел в себя.
— Эй, да он очухался! Гляньте, господин лейтенант!
Солдаты склонились надо мной с глумливыми улыбками. Из глубины шатра подошел офицер. Я подумал, что мне следует держаться как можно нахальнее, если я хочу избежать допроса с пристрастием.
— Сейчас же развяжите меня, болваны! Я агент герцога Раттельберского.
Дружный хохот солдат был мне ответом, но лейтенант оборвал их.
— Заткнитесь, недоумки! Что, если он говорит правду?
— Разумеется, черт побери! — воскликнул я. — Иначе зачем бы я поперся в ваш идиотский лагерь?
— Это легко проверить, — сказал лейтенант. — Его светлость герцог стоит лагерем недалеко отсюда. Я пошлю туда гонца, и все разъяснится. Если ты нас дурачишь, парень, тебе несдобровать.
— Это тебе несдобровать, если не обеспечишь мне немедленную встречу с его светлостью! У меня экстренные сведения чрезвычайной важности.
— Позвольте узнать ваше имя, господин агент?
— Это вас не касается. Это такой же секрет, как и все остальное.
— Ну хорошо, я пошлю гонца немедленно. А пока, сударь, не обессудьте
— вам придется побыть связанным, — лейтенант издевательски улыбнулся.
— Его светлость спустит с вас шкуры, если узнает, что со мной плохо обращались, — по правде говоря, я не был в этом уверен. — Мало того, что ваши недоумки огрели меня по голове…
— Ну хорошо, — лейтенант сделал нетерпеливый жест, — развяжите его. Но глядите, парни, смотреть за ним в оба, пока я не вернусь. Головой отвечаете.
Он был уже на пороге, когда я окликнул его.
— Лейтенант! Я бы не отказался от кружки вина.
— Ну уж это — только после возвращения гонца!
Не могу сказать, чтобы следующие полчаса были особенно приятны. Я сидел на тюфяке между двумя солдатами, не расположенными к дружеским беседам, голова болела, и я думал, что вполне мог схлопотать сотрясение мозга. Еще я думал, что герцог мог не ждать никаких агентов и решить не утруждать себя проверкой, или, даже узнав меня, мог неверно оценить мою деятельность в качестве предводителя мятежников.
Дуновение свежего ветра вывело меня из этих размышлений. Я поднял голову. Полог шатра распахнулся, и внутрь вошел герцог Элдред Раттельберский.
17
Он предстал передо мной во всем великолепии главнокомандующего: в блестящих доспехах, с длинным и узким мечом в богато изукрашенных ножнах на боку, тяжелые складки алого плаща за его спиной ниспадали до земли, вошедший следом оруженосец нес рыцарский шлем с пышным султаном черных перьев. На мгновенье во взгляде герцога мелькнуло что-то вроде недоумения, словно в моем появлении здесь было нечто неправильное.
— Оставьте нас, — скомандовал он. Солдаты и оруженосец вышли из шатра.
— Рад видеть вас, Риллен, — сказал герцог, усаживаясь на тюфяк и принимая непринужденную позу. — Или вас теперь следует называть «генерал Риэл»?
— Ваша светлость… — только и мог произнести я.
— Честно говоря, Риллен, я был чертовски раздосадован, когда узнал, что вас повесили на воротах Адериона. Жители пяти деревень поплатились за это жизнью, а захваченные в те дни пленные лишились легкой смерти. Однако впоследствии до меня добрался Граллен Корр и рассказал, каким тривиальным способом вы обвели вокруг пальца нашего друга Роррена. Вообще вы действовали находчиво и остроумно, хотя я не был в восторге от того, что вы уничтожили Крондерский полк…