* * *
Глядя в окно на стремительно темнеющее небо, усыпанное разводами облаков, напоминающими морской прибой, я окунулся в воспоминания трехнедельной давности.
Последние дни последнего летнего месяца стали для меня особенными. Случилось то, что никогда не случалось со мной в прошлой жизни: я увидел Атлантический океан.
Ричард целую неделю собирался в эту поездку, рассказывал родителям, как он будет плавать, нырять, убегать от волн, какие игрушки он с собой возьмет и как будет классно, если папа купит ему ласты и маску. В список «избранных» игрушек, кстати, никто из нас троих не вошел. Там был кораблик, ведро с совочком и набором формочек для песка, механическая лягушка, и дельфин, который лежал в ванной, и с которым мальчишка играл во время купания. Я дико завидовал и малышу, и игрушкам! Мне так хотелось увидеть эту мощь стихии, эту морскую гладь, уходящую за горизонт, эту бесконечную ленту песчаного пляжа, бегущую вдоль кромки набегающей воды, вдохнуть соленый воздух и почувствовать поцелуй морского бриза на своем лице… Да, тот факт, что я неумолимо превращался в романтика, начинал меня здорово беспокоить. Тем не менее, я хотел поехать к океану.
Тридцатого августа Ричарда разбудили очень рано, еще до рассвета, одели его полусонного, и на руках понесли в машину, прихватив заранее приготовленный им пакет с игрушками. Я смотрел им вслед, пытаясь проглотить подступавший к горлу ком обиды на себя, за то, что так и не доехал в прошлой жизни к своей мечте, и на жизнь, за то, что не попал в «счастливый», по моему мнению, список мальчика.
Через несколько минут я услышал звук мотора, и в этот момент ворвавшаяся в комнату Джессика, сгребла меня в охапку и потащила вниз по лестнице, провожаемая непонимающим взглядом проснувшейся Лии.
Меня закинули на заднее сиденье машины, положив под голову Ричарду в качестве подушки. Признаться, мне было все равно! Пусть хоть привяжут меня к фаркопу и потянут на веревочке по бездорожью – я согласен. Главное, чтоб тянули в направлении океана.
Конечно, через пару часов пути все мое тело затекло и просилось домой, а слюнка, стекающая изо рта спящего малыша, насквозь пропитала мой живот, неприятно холодя спину. Еще меня немного укачало и я совершенно не чувствовал то место, которое должно соединять голову и туловище, потому как мое тело лежало на сидении, а голова, свисая с него, беспомощно болталась в воздухе.
Через несколько часов мы прибыли на место. Как только дверь машины открылась, в нос мне ударил соленый морской воздух. Я втянул его, наполняя свои несуществующие легкие, насколько позволял вес головы спящего на мне Ричарда. Эйфория захлестнула меня, мозг отчаянно требовал, чтобы тело немедленно пустилось в пляс по золотистому песку, кричало от восторга и прыгало от счастья. Я делал это мысленно, опасаясь, что меня разорвет от эмоций.
За всей этой бурей одолевающих меня чувств, я даже не заметил, как отец разбудил сына и я оказался свободен. Еще через десять минут меня несли подмышкой на пляж, видимо, в качестве той же подушки. Устроившись на покрывале, я смотрел на океан, иногда забывая дышать. Чайки сновали высоко над головой, кричали, и изредка выхватывали что-нибудь съедобное из рук зазевавшихся отдыхающих. Волны накатывали на берег, языками заходя далеко вглубь суши, пенясь, и отступая с шипением. Песок искрился в лучах еще не высокого солнца, напоминая россыпь алмазной мозаики. К сожалению, окунуться в прохладную воду мне не светило, хотя я реально был готов продать душу за такую возможность. А потом пусть делают со мной что хотят: «обнуляют», запихивают в ад или отжимают воду из моего тела – еще неизвестно, что страшнее.
Правда, ощутить морскую воду на себе мне все же удалось: Джесс вышла из воды в своем зеленом купальнике, идеально подчеркивающем все изгибы ее тела, вниз с каштановых волос стекали водные струйки, падая и растворяясь в песке под ногами. Она подошла к покрывалу, уложила меня на спину и легла, устраивая свою голову у меня на животе. Волосы были холодными и мокрыми, из-за чего я за пару минут пропитался морской водой. И вот что я скажу: эти ощущения не шли ни в какое сравнение с теми, что были, когда я лежал в луже. Там было противно и сыро, а тут было мокро, прохладно и классно! Даже несмотря на очередные неудобства в виде давления на мое тело человеческой головы, я наслаждался! И был крайне благодарен тому, в чьем разуме мелькнула мысль о том, чтоб взять меня с собой!
Мы провели у океана целый день, отправившись в обратный путь, когда бледно-золотистый рог молодого месяца повис над Атлантикой. Весь обратный путь я пытался успокоить свои бушующие эмоции, но их было слишком много. Внутренне я весь подпрыгивал и искрился, оставаясь внешне все тем же неподвижным плюшевым медведем, пахнущим морем и, подозреваю, счастьем.
И даже ванная-комната, в которую меня занесли сразу по приезду, не омрачила исполнение моей мечты… Ровно до тех пор, пока не услышал:
– Билл, дорогой, помоги мне отжать его, а то у меня рук не хватает.
И тут я понял, что отжимать меня будет папа.
* * *
Скрутило меня знатно! Не только от непередаваемых ощущений, но и буквально, поскольку лишнюю воду из меня отжимали в четыре руки. А потому все, что было пережито мной в прошлый «банный день», можно было смело умножать на два. Даже на три, учитывая, что Билл был все же посильнее своей жены. Если в прошлый раз мое туловище выкрутить практически не получилось, то в этот – мой воображаемый желудок и печень поменялись местами, плюшевые почки слиплись, а кишечник превратился в симпатичный бантик из восьми петелек. По моим ощущениям, влаги во мне не осталось вообще, равно как и других текучих субстанций типа крови, слюны или слез, пусть и существующих только в моем понимании.
Сушить меня повесили во второй раз по-другому, отметив, что уши после предыдущей сушки изменили форму. А потому мою голову было решено перекинуть через веревку, зажав прищепками плечи. Гениально! Прощай, шея!
– О, привет, звезды!
Несмотря на все издевательства, я был счастлив. Боль, как последствие отжима, сойдет на «нет» через какое-то время, а вот увиденный океан останется со мной до конца жизни. Я даже не думал, что он такой… бескрайний. Полностью погрузившись в воспоминания о прошедшем дне, я даже не заметил, как перестал чувствовать плечи и все, что выше них. Мне было не до этого. Я вообще был не здесь, а там, где вдоль белой кромки набегающих волн, резвится Ричард, окатывая солеными брызгами своих родителей, и те смеются в ответ. Там, где Билл обнимает Джессику за талию, а она доверчиво кладет ему голову на плечо. Там, где морской бриз путается в моей шерсти и швыряется в глаза песком, где так легко и так… «правильно» быть счастливым.
Глядя на них, я думал, что хочу так же стоять на берегу, обнимая Лию и смотреть, как смеется наш сын. Это показалось мне настолько необходимым, что я даже немного испугался. Еще ни разу до того момента мне не хотелось видеть себя семьянином, и уж тем более отцом. Поездка к океану оказалась судьбоносной, если не сказать переломной. Во мне что-то перевернулось, и вернулся я домой уже совершенно другим человеком, с другими идеалами и ценностями. Наверно, стоило посетить Атлантику в прошлой жизни, может, тогда все сложилось бы иначе. Но я радовался, что все случилось именно так, ведь в том «иначе» не было бы той самой «плюшевой занозы для моей многострадальной задницы».
* * *
Очередное осеннее утро выходного дня выдалось самым обычным: пару раз о мою ногу споткнулся Ричард, двенадцать раз мне врезали по морде, произвели два удушающих и три болевых захвата, меня атаковал истребитель, кусал дракон, и добивал меня, конечно, солдатик. Потом, правда, малыш придумал новую игру. Усадив мою тушку около кровати в качестве мишени, он стал кидать в меня деревянные кубики, стоя у противоположной стены. Долетали не все, но те, что попадали в цель, били довольно больно. Знаете, какое место самое болезненное на лице? Не-а, не глаз. Переносица! Пара кубиков прилетела именно туда, и я увидел огненные искры вперемежку со звездочками. Красиво, но больно.
Все это время Джон сочувственно смотрел на меня, а Лия пыталась изменить траекторию каждого летящего в меня кубика криком: «Мимо!». Не работало. И тогда она злилась, молча, скрипя зубами, потому что тоже поняла и приняла тот факт, что для Ричарда мы просто бездушные игрушки, с которыми он имеет право играть как хочет. Когда последний кубик больно стукнул меня по носу, я выдохнул. Конечно, это то еще испытание, когда все твои инстинкты работают на защиту, пытаясь убрать тело с «линии огня» или хотя бы закрыть его с помощью рук или группировки, но тело в ответ не делает ни-че-го. Мозг пребывает в бешенстве, сердце устраивает дикие скачки, а дыхание забивается в дальний угол и сидит там, притворяясь мертвым.
Окончив игру и не обращая на меня более никакого внимания, малыш, сложив в пакет Бамблби, трактор и пару машинок, покинул комнату. Снизу до нас донеслось:
– Мам, можно я схожу к Дэнни поиграть?
– Только не долго, хорошо? Мы же сегодня собирались в парк.
– Ура! Парк! Я быстро, правда-правда.
– Иди уже, – в голосе мамы сквозила улыбка.
Тяжелая входная дверь хлопнула, и по комнате пронесся вздох облегчения. «Утренние процедуры» были позади. Но что-то подсказывало мне, что расслабляться рано.
– Сильно больно? – пытаясь скрыть заботу, спросила зайка.
– Как обычно. До свадьбы заживет, – усмехнулся я.
– До вашей? – Джон откровенно забавлялся.
– А то!
– Щаз! – мы с Лией ответили хором и сцепились взглядами. Первым не выдержал я, ощущая, как плавится воздух между нами, и, от греха подальше, отвел глаза.
– Сла-а-а-бак, – продолжал подтрунивать солдат.
– Между прочим, я и тебя спас только что от массового испепеления.
Лия фыркнула.
– Спасибо, конечно, но после девяти месяцев пребывания тут, мне уже никакие испепеления не страшны. Все равно ту