– Билл, дорогой, – примирительным тоном начала Джесс, – прошу тебя, сделай, как он просит. Ну, если любит ребенок игрушку, ну что поделаешь! И вообще беременным отказывать нельзя!
Стоп! Что? Беременным? Только сейчас я увидел уже округлившийся животик Джессики. И как можно было его раньше не заметить? Может, потому что раньше его еще не было видно? В любом случае, новость была шокирующая. Второго малыша в доме мне не пережить! А уж Джону – подавно.
– Ладно, – сдался отец. – Схожу за клеем. Но это в последний раз!
– Угу, – вытирая кулачком слезы, нехотя согласился сын.
Я вспомнил, что все это время не дышу, и шумно втянул воздух. Черные тучи, нависшие над судьбой Джона, были вновь разогнаны и унесены вдаль ураганом «Ричард». Никто не знал, когда будет «следующий раз» и каким он будет. Но до него у нас было время, чтобы помочь Джону завершить свою миссию в этой промежуточной жизни.
* * *
Когда мальчик ложился спать, склеенные игрушки уже лежали на столе и ждали утра: клею нужно было время, чтобы окончательно затвердеть. Я благодарил всех Богов, Ричарда, Билла и особенно Джессику, которая нашла нужные слова и аргументы (пусть и не совсем честные), за то, что вернули нам нашего «третьего лишнего», который был совсем не лишний.
Джон молчал, переваривая случившееся. Уверен, боль еще не утихла. Да и эмоции от чудесного спасения, скорее всего, с трудом укладывались в его пластмассовой голове. Мы с Лией молчали тоже. Из уважения к товарищу. Эмоциональная встряска оказалась ощутимой для всех нас.
Всем своим существом обнимая зайку, усаженную мне на колени Джессикой, я пытался забрать у нее хотя бы часть того страха, что бушевал в ее глазах. Слова здесь были излишни. Бал правили чувства и многогранный калейдоскоп эмоций: от ужаса до радости. Лия была очень напряжена, но, окруженная моей заботой и теплом, начинала потихоньку успокаиваться. Для меня это было высшей наградой. Уже спустя полчаса девочка мирно посапывала, доверительно прислонившись ко мне спиной. Я был счастлив? Да, в тот момент я был счастлив. Хотя бы потому, что вопреки ожиданиям «ничего хорошего», в итоге не произошло ничего плохого.
ГЛАВА 9
Меня выкинули.
На улицу.
В пятнадцатиградусный мороз.
Усадив попой в сугроб.
Падающий снег припорошил мою шерстку, отчего я стал похож на снеговика.
Это было… очень холодно! И я понятия не имел, как долго мне придется проторчать под открытым небом.
Ощущал я себя по прошествии получаса… синим. И это, к моему величайшему сожалению, никоим образом не относилось к алкоголю. Хотя от пары глотков виски я бы не отказался, в качестве согревающего напитка.
Первыми отмерзли уши. Не уверен, что они не отвалились. Затем я перестал чувствовать нос и все четыре лапы. Про попу вообще молчу! Она заледенела в первые десять минут, поэтому она не в счет.
А еще этот аромат, который сводил меня с ума! Что-то рождественское. Корица с апельсином, кажется. Довольно распространенный запах для туалетных освежителей. Именно им Ричарду пришло в голову меня «полить», иначе не скажешь. И что ему не понравилось в моем запахе? Или он захотел, чтобы и я пах Рождеством. Мало ему, что ли елки до потолка и гирлянд по всему дому?
Уж не знаю, как он вообще до такого додумался. Есть же, в конце концов, мамины (или папины) духи, ну или какой-нибудь дезодорант в виде спрея. Нет же! Ему приглянулся именно освежитель воздуха! Да еще и распылил он его на меня столько, что сочельник я рисковал встретить на улице. Хорошо, что вокруг все было украшено: и деревья, и дома – хоть что-то не давало моему настроению скатиться в пропасть.
Когда время уже приближалось к обеду, открылась дверь и меня бесцеремонно втащили внутрь за ухо. Учитывая, что оно отмерзло, я совершенно ничего не почувствовал. Билл скептически осмотрел меня, понюхал в нескольких местах, а затем отнес в ванную «оттаивать», усадив около батареи отопления.
– О-о-о, теплышко! – заходясь от восторга, протянул я.
Довольно быстро снег растаял, оставив на моей шерстке маленькие капельки воды. Билл заглянул ко мне минут через двадцать для того, чтобы эти самые капельки убрать, тряхнув меня так, что моя голова затылком стукнулась о мою же задницу, чувствительность к которой, как ни странно, вернулась. Просидев еще минут двадцать около пышущей жаром батареи, мне объявили амнистию и разрешили Ричарду забрать меня обратно в детскую. Конечно, весь запах не исчез, но стал, по крайней мере, менее удушающим и противным.
Когда малыш проносил меня мимо гостиной, я зацепился взглядом за елку, стоящую по традиции у камина. Красивая! Высокая, чуть ли не упирающаяся в потолок, пышная и вся-вся увешанная игрушками, подсвеченными сотнями разноцветных лампочек. Даже в дневном свете она смотрелась сказочно!
У меня никогда не было таких елок. Я их видел только в кино и в окнах других домов, где взрослые любили своих детей и ждали праздника, как чуда. У нас в доме было не принято радоваться чему-то, и уж тем более не приветствовалась всякая напрасная трата денег. «Ты хоть представляешь, сколько стоит эта елка? А игрушки с гирляндами? А счета за свет потом представляешь? Ни черта ты не представляешь! И подарков тебе Санта не принесет, ты плохо себя вел весь год. Ты плохой мальчик. Очень плохой!», – говорила тетя каждый раз, когда я просил ее сделать хоть что-то праздничное. Удивительно, что с таким подходом я не перестал любить Рождество! А вот «плохой мальчик» реализовал себя впоследствии в полном объеме, не боясь огорчить Санту, ведь он все равно не приходил, вне зависимости от моего поведения.
Если у меня будет семья… Нет, не так. Когда у меня будет семья, я куплю самую большую елку, какая только поместится в моем доме! И Санта будет приходить к моим детям каждый год, потому что они будут самыми лучшими. И никто никогда не узнает, кем я был в прошлой жизни. Того Тома больше нет. И мне так стыдно, что он вообще когда-то существовал.
Закинув меня в свою комнату, Ричард быстро оделся и побежал гулять с друзьями на улицу.
– Как же там холодно! – посетовал я.
– Сколько? – полюбопытствовал Джон.
– Градусов пятнадцать есть.
– Бррр, – поежилась зайка.
– Не то слово, бррр! – передразнил я ее. – Кстати, вы елку видели?
– Я даже прыгал по ней, – гордо сказал солдат.
– И я видела, когда летела вниз головой с лестницы.
Это был первый полет Лии. Несколько дней назад друзья Ричарда приходили к нему играть. Сначала все шло тихо-мирно, но в какой-то момент кто-то из мальчишек кинул в другого игрушку и понеслось. В ход шло все, что попадало под руку. Зайку схватил, кажется, Денни. Размахнувшись, он швырнул ее в Пола, но тот пригнулся, и она вылетела, перемахнув через перила и упав на первый этаж. Все это сопровождалось диким визгом Лиетты, естественно, слышным только нам с Джоном.
К слову, Джона не трогали. После последней поломки Ричард относился к нему, как к хрустальной вазе, то есть, конечно, играл, но очень аккуратно.
– Красивая, да?
– Очень. У нас дома была почти такая, только раза в полтора больше, – сказала Лия.
– А у нас была в полтора раза меньше. И игрушки были попроще. Но для меня наша елка была самой лучшей! – окунулся в воспоминания Джон.
– А у меня не было праздника, – все уставились на меня. – Тетка не любила Рождество. Поэтому не было ни елки, ни чулков, ни праздничного ужина.
– Погоди, а куда тогда Санта клал подарки?
– Подарков тоже не было.
– Да, ну-у-у, – недоверчиво сказала избалованная жизнью девочка.
– Угу.
– А как вообще может быть Рождество без подарков? – не унималась она.
– Ну, тебе же сказали, что и Рождества как такового не было. Был просто очередной январский день, – пояснил Джон.
– Но так не бывает!
– К сожалению, бывает, – вздохнул я. – Маленьким, я любил бегать на соседнюю улицу к дому, где были огромные окна от пола до потолка. В одном из таких окон каждый год стояла просто потрясающая елка. Я больше нигде и никогда таких не видел. Ее украшали сказочные герои, настолько реалистичные..! Создавалось ощущение, что они прибыли прямо из сказки. Особенно мне нравился Щелкунчик. Я мог очень долго стоять под окнами этого дома, рассматривая елку. Иногда меня замечала девочка, живущая там, и махала мне ручкой. Родители ее ко мне не выпускали, но меня никогда не прогоняли, даже наоборот отодвигали шторы, чтобы мне было лучше видно. К сожалению, продлилось это недолго. Года через четыре эта семья продала дом молодому мужчине, и я больше никогда их не видел. Но вот о чем я мечтал тогда, так это чтобы мне подарили такого же Щелкунчика. Хотя бы на день рождения, который был в декабре, так как на другие праздники подарков мне не полагалось…
– Погоди! У тебя был в декабре день Рождения, и ты молчал? – возмутилась зайка. – Когда?
– Двадцать второго декабря. Но это же было в прошлой жизни. Моя душа, будучи заключенной в тело медведя, увидела эту жизнь шестнадцатого июля. Стало быть, тогда я и «родился», если это слово вообще здесь применимо.
– А у моей мамы день Рождения был пятого января – мечтательно произнес Джон.
– Вот не могу я одного понять, – перебила его Лия. – Почему день Рождения называют «днем» Рождения? Ведь по факту – это годовщина. Каждый год проходит сколько-то лет после того дня, когда ты появился на свет. Вот этот день – настоящий «день» Рождения. А все, что после него – годовщина Рождения. Разве я не права?
– Интересная точка зрения. Никогда не задумывался, – улыбнулся я, начиная погружаться в обдумывание ее слов.
– Я умер сегодня. Пятого января, – рубанул солдат. Мои мысли дернулись и рванули в обратную сторону.
– Что тогда произошло, Джон? – сочувственно спросила зайка. Да, она немного научилась уважать чувства других людей и сопереживать им.
– Я жил в Сент-Луисе, на Чиппева-стрит, – в этот момент я весь обратился в слух, потому как эта улица была моей, и обо всех происшествиях на ней мне было известно. Иногда эти происшествия устраивали мы с парнями. Но дальше, чем до драки, дело не доходило. – Под вечер пятого января я пошел в магазин, чтобы купить маме подарок и цветы. Забрав заказанные заранее книги в одной книжной лавке, и купив по пути букет роз, я спешил домой, но за пару кварталов до дома заметил, как какие-то отморозки пристают к молоденькой девушке. Не то, чтобы они ее унижали или тащили куда-то, но в ее глазах я увидел страх и мольбу о помощи. Моя просьба оставить девушку в покое была воспринята крайне враждебно. Сначала эта шайка сыпала оскорблениями в мой адрес, а затем один из них выхватил у меня из рук книги, завернутые в подарочную упаковку, и кинул их в снег. Туда же отправились розы, которые к тому времени больше напоминали веник, нежели букет. Когда я попытался растолкать этих недолюдей и поднять подарок, меня ударили первый раз. Били не долго. В какой-то момент особо точный удар по ребрам заставил свет померкнуть, и я погрузился во тьму… Пришел в себя я уже на «суде». Не сразу понял, что произошло, а когда понял, сожалел лишь об одном: что мама так и не получит мой подарок – редкие издания книг, которые она искала полжизни. В протоколе на суде, в графе «причина смерти», я узнал, что тот удар сломал мне ребро, вывернув его так, что острый край вонзился мне прямо в сердце…