ышать мое «Привет».
Отмахнувшись от все еще держащего меня сна, я быстро собрался, схватил ключи от квартиры, завязал кеды и выпрямился, чтобы бросить беглый взгляд на себя в зеркало.
– Красавчик!
Именно это хотел сказать я, глядя на себя. Но увиденное выбило из меня весь воздух. Из зеркала на меня смотрел… медведь.
Секунда, две, три, четыре…
– А-А-А-А-А-А-А!!! Твою мать! Нет!
Я широко распахнул глаза лишь для того, чтобы, увидев испуганные взгляды Джона и Лии, осознать, что моя реальность здесь, а не там.
Да что ж такое! Я же только собирался порвать с прошлым! В этой ситуации успокаивало только одно. Точнее, одна. Лия. Она по-прежнему лежала на мне. Поэтому когда она заорала, это получилось очень даже громко, потому что орала она практически мне в ухо:
– Ты что, ошалел так вопить?! Я чуть заикой не стала!
– Скажи спасибо, что мы двигаться не можем, а то тебе бы еще и по ребрам прилетело.
– Если бы мы могли двигаться, я бы тут не лежала, а сидела в противоположном углу комнаты, подальше от твоего волосатого тела, – огрызнулась она.
– Если уж на то пошло, тебе бы тоже эпиляция не помешала, – она снова начинала распалять меня. Вот как она это делает? Я же не собирался ее дразнить.
– Вы когда-нибудь найдете общий язык? – показательно вздохнул наш «миротворец».
– Разве что, когда наши языки станут единым целым в страстном поцелуе… – я ждал ее реакции.
– Тогда придется отрезать твой язык при первой же возможности, чтобы до этого (не дай Бог) не дошло, – отозвалась она.
Ух, стерва!
Солдата наша перепалка откровенно забавляла. В глазах искрились смешинки, вперемежку с теплотой. Так смотрят, наверно, на друзей.
– Джон, может, тебе за попкорном сгонять? А то тут представление только начинается.
– Отстань от девочки, – весело ответил он, игнорируя мой сарказм. – Правда, чего орал-то? Сон плохой?
– Ага. Приснилось, что я проснулся у себя дома, а все вот это, – я обвел взглядом комнату, – страшный сон. А потом я снова проснулся, и оказалось, что «страшный сон» никакой вовсе и не сон, а все вот это…
О том, что мне не хватало солдата и зайки, я предпочел умолчать. Не привык показывать свои слабости.
– Мне тоже поначалу снились подобные сны, – сказал Джон. – Видимо, сознанию тяжело перестроиться. Ничего, со временем сможешь спать спокойно.
– Главное, чтоб Ричард не начал сниться в кошмарах, – усмехнулся я.
– Не переживай. Не начнет. Он будет твоим кошмаром наяву.
– Вот спасибо! Успокоил.
Я хотел было еще немного взбодрить зайку, рассказав вкратце что у кого из игрушек сломано в процессе безобидных детских игр, и что ее примерно ждет, но тут на лестнице послышались шаги и я насторожился. Одно дело дразнить девушку и совершенно другое – стать наглядным примером для нее.
Вздох облегчения пронесся по комнате, когда в детскую вошла мама Ричарда. Тихонько напевая какую-то ритмичную песенку, она подошла к окну и отдернула шторы. Свет больно ударил по глазам, и в следующий момент повсюду заплясали солнечные зайчики. Комната наполнилась желтоватым свечением и в этом свечении, стоя лицом к нам в оконном проеме, мама казалась ангелом. Волосы отливали золотом, а из-за того, что солнечный свет падал сзади, они как будто горели. Изящная фигура казалась еще тоньше, еще невесомей. Бархат ее голоса вызывал острое желание завернуться в него, раствориться, рассыпаться на миллионы частичек, чтобы потом быть им же воскрешенным.
– Как ее зовут? – спросил я, не сводя с нее глаз.
– Глаза сломаешь! – попыталась укусить меня Лия.
– Оу, да тут запахло ревностью!
– Еще чего! – фыркнула она. – Просто не люблю, когда на женщин так откровенно пялятся.
– Это Джессика. Джессика Андерсон, – это уже голос Джона.
– Красивая…
– Красивая…
– Фррр! – кажется, зайка не любила конкуренток.
Джесс, танцуя, прошла по комнате, убирая все по своим местам. Разбросанные вещи заняли свое законное место в шкафу, карандаши были аккуратно уложены в подставку, а разрисованные листочки сложены в стопку на краю стола. Невесть откуда взявшейся тряпочкой (возможно, я просто не заметил ее в руках), мама смахнула пыль с полок и направилась к нам. Несколько безнадежно поломанных игрушек были сложены в мусорный пакет, остальные отправились в полупустой ящик, включая Бамблби и солдата. Последний оказался погребен под конструктором и парой машинок. Из ящика доносилось сопение, пыхтение и тихий мат. Он что, ругаться умеет?
Нам с пушистой занозой повезло больше. Сначала женщина взяла на руки меня. Лия шмякнулась об пол, выругалась, но следом до меня донеслось:
– Слава Богу! Наконец я спасена из лап этого мохнатого придурка.
Тем временем мама Ричарда окинула меня взглядом и заглянула в глаза. Наши взгляды встретились. Вот это зелень! Таких зеленых глаз я еще не встречал. Изумруды – и те убили бы за такой цвет. Она поправила бантик у меня на шее и погладила меня… Фраза «гладить против шерсти» неожиданно заиграла для меня новыми красками. Меня скукожило в одну большую перекособоченную мурашку. Никогда бы не подумал, что от, казалось бы, нежной ласки можно получить такие жуткие ощущения. Распушив мою шерстку, Джессика усадила меня на кровать сына и взяла в руки зайца. Проделав то же самое с ней – Лия шипела как уж на сковороде – она ткнула пальцем ей в живот.
«Я тебя люблю».
Женщина улыбнулась, за что была послана зайцем в очень далекие дали без попутного ветра. Поправив игрушке уши, Джесс усадила ее между моих ног, сделала шаг назад, любуясь на нас, после чего взяла тряпку и вышла из комнаты.
Я расхохотался, за что был послан вслед за мамой Ричарда все с тем же «ветром в харю».
– Признайся, что ты уже без меня не можешь, – весело подытожил я.
– Еще одно слово, и клянусь, после первого же полнолунья тебя тоже уложат в мусорный пакет.
– Мда-а-а… Плюшевые зайцы мне еще не угрожали, – я еле сдерживал новый приступ смеха.
– Ах, ты… – она не нашлась что ответить. Вместо этого, Лия обратилась к небожителям. – Это что, мой персональный ад? Может, договоримся, а? Я могу найти вместо себя другого человека. Или двух. Десять! Хотите десять? Или переселите меня хотя бы подальше от этого, – похоже, это она обо мне. – В другой дом, а лучше в другую страну. И вообще я прошу перерождения авансом! Я же не какая-нибудь убийца! Обещаю стать пай-девочкой и вести себя примерно. Только у-бе-ри-те е-го от ме-ня!!!
– Господа присутствующие, а вот и третья стадия принятия неизбежного – торг. Прошу любить и жаловать, – донеслось из коробки.
Лия побагровела или это так тень упала? Воздух между нами завибрировал от напряжения. Джон был послан вслед за мной и Джессикой, причем по маршруту столь детально описанному, что солдат должен был без труда догнать нас и перегнать, добравшись едва ли не первым до пункта назначения.
Огнедышащая зайка сидела у меня между ног, и я ощущал, как плавлюсь от ее гнева. Похоже, пора дать ей остыть. Конечно, я пушистиков не боюсь, но кто знает, что она может вытворить, когда сможет двигаться? Тем более, что до полнолуния оставалось, по моим подсчетам, около недели. Надо искать точки соприкосновения с ней. Хотя, если перевести это выражение дословно, сейчас у нас с ней этих точек хоть отбавляй.
* * *
Послеобеденное солнце откровенно вплавлялось мне в спину, отчего моя желто-коричневая шерсть начинала понемногу дымиться. Но деваться было некуда, приходилось терпеть и, как бы это странно сейчас не звучало, ждать Ричарда-спасителя. Лия, конечно, не ощущала на себе палящие лучи, моя широкая спина закрывала ее нежную девичью сучность, простите, сущность, и я гордился тем, что могу ее защитить. Естественно, она так не думала. Хотя бы потому, что даже представления не имела о том, как быстро нагревается синтетическая шерстка и вообще даже о том, что мне в спину упирается солнце. Она-то была в тени. Но мне хватало того, что о моем «героизме» знал я. Это определенно тешило мое самолюбие.
Зайка сидела молча, иногда вздыхая. То ли вспоминала свою прошлую жизнь, то ли формулировала новые предложения для «судей», которые бы смогли их заинтересовать, в тщетной попытке переродиться авансом. Глупышка!
Джон так и лежал, заваленный игрушками, и изредка напевал песенки из разряда «что вижу, то и пою», чем ощутимо злил Лию, видимо, мешая ей думать, и веселил меня.
Момент, когда рядом с нами на кровати возник Ричард, я упустил. Счастливый, горящий детский взгляд, полный энтузиазма, не предвещал ничего хорошего.
– Привет, мишка! Что делаешь?
– Сижу, – ответ был вполне очевиден. Правда, малыш меня не слышал.
– Пойдем, поиграем, – он заговорщически улыбнулся, и я понял: сейчас будет больно. Возможно, очень.
Он схватил зайку за ухо и отбросил в сторону, та с глухим звуком врезалась в бортик кровати и завалилась на бок:
– Да чтоб тебя!
Я готов был поменяться с ней местами! Даже на ее условиях. Вопреки всем исследованиям психологов (или кто там выделял эти пять стадий принятия неизбежного), у меня сразу включилась третья стадия – торг. Но кто б еще меня слушал! Меня схватили за лапу и потащили из комнаты. Что-то новенькое. Мальчишка положил меня животом вниз на пол около самой верхней ступени лестницы и уселся сверху. То, что должно быть позвоночником, жалобно хрустнуло под весом ребенка. Липкий страх пришел на смену осознанию моей незавидной участи. Ричард крепко сжал в кулаках мои уши, отчего моя голова задралась так, что я видел все впереди себя, и, оттолкнувшись ногами от пола, с криком «Ви-и-у-у-у» съехал с лестницы. Да-а-а, на спасителя он не тянул. Максимум – на мучителя. Лучше бы солнце пропалило дыру в моей спине!
Мальчишка, смеясь, перехватил мою лапу и поволок снова вверх, ничуть не заботясь о том, что я бьюсь всем, чем только можно, о ступени. Наверху он вновь оседлал меня и все повторилось. Потом еще. И еще…
После шестого раза я мог безошибочно назвать число ступеней, ведущих на второй этаж в этом доме – четырнадцать. После девятого раза у меня были сломаны все несуществующие кости, и даже хрящи ушей, так как держался Ричард за них очень крепко. Слова во мне кончились еще на втором круге. Даже нецензурные.