— Может, соседские дети обронили?
— Вряд ли. Уж очень он старый. Кстати, он у меня здесь, в шкафу. Сейчас принесу.
Ниими поднялся и вышел. Видно, ему неудобно было держать медвежонка дома, потому он и оставил его на работе. Вскоре он вернулся, неся потрепанную плюшевую игрушку. Плюш на спине медвежонка совсем протерся, даже обнажилась нитяная основа. Скорее всего, этот медвежонок был любимой игрушкой какого-нибудь ребенка — так он весь был захватан руками. Только для мусорного ведра и годился.
— А где вы его подобрали?
— В траве у дороги. Не сразу и заметил.
— Как вы думаете, сколько он там пролежал?
— Понятия не имею. Однако сами видите, что недолго. Если его и выбросили, то не больше чем за день — за два до моего прихода.
— А вдруг все ото как-то связано с исчезновением Фумиэ? — Глаза Оямады блеснули.
— Ну да. Я тоже так подумал, поэтому и подобрал.
— Ниими-сан, так вы думаете, медвежонка оставил тот, кто похитил мою жену?
— Трудно утверждать наверняка, но все может быть.
— А зачем?
— Кто знает. Может быть, случайно уронил и не заметил.
— Не заметил?
— Конечно, если тот, кто выслеживал вашу жену, держал игрушку в руках, вряд ли он мог о ней забыть. Но вот что я подумал: не лежал ли медвежонок в машине?
— В машине? Вы думаете, неизвестный был на машине?
— Ведь для того, чтобы как можно скорее переправить вашу жену в надежное место в такой поздний час, машина ему была просто необходима. Освобождая для Наоми сиденье, он мог скинуть с него игрушку.
— Ниими-сан! — внезапно воскликнул Оямада, внимательно разглядывавший медвежонка. — Посмотрите-ка, какое-то пятно.
— Да, действительно. А я не обратил внимания. Медведь такой грязный, что сразу и не заметишь.
— По-моему, это кровь!
— Ну да? — Ниими уставился на Оямаду.
— На глаз трудно определить, но если это кровь, и кровь человека, то…
— Оямада-сан, неужели вы думаете, что это кровь вашей жены? — боясь поверить в слова Оямады, с трудом выдавил Ниими.
— Не знаю, почему эта мысль пришла мне в голову, но, чем больше я думаю, тем правдоподобней она мне кажется.
— Если это действительно кровь Наоми, что же тогда произошло?
— Ниими-сан, я хочу задать вам деликатный вопрос и прошу ответить на него откровенно. Вы верили Фумиэ?
— То есть как?
Вопрос поставил Ниими в тупик, и он никак не мог сообразить, чего хочет от него Оямада.
— Верили ли вы в ее любовь к вам?
— М-м-м…
— Не таитесь. Я не собираюсь вас упрекать.
— Сказать честно, она меня искренне любила. Да и я… Сами понимаете, пожениться бы мы все равно не смогли, но любили друг друга очень.
— Значит, она не могла так вдруг пропасть, ничего не сказав вам?
— Вообразить такого но могу! Уж как я тревожился, даже спать перестал!
— Во время вашего последнего свидания вы договаривались о следующей встрече?
— Да.
— И когда же она должна была произойти?
— Через три дня, в обычное наше время, в обычном месте.
— И на эту встречу она не пришла. Не кажется ли вам, что это произошло не по ее воле?
— Не по ее воле?
— Именно. Могла ли она не прийти, не известив об этом любимого человека, то есть вас? Вряд ли. Вы ведь созванивались каждый день?
— Ниими кивнул.
— Значит, ее увезли насильно. Да еще этот медвежонок со следами крови… Скорее всего, когда ее заталкивали в машину, игрушка оттуда и выпала. Только тогда на нее могла попасть кровь. Значит, в это время Фумиэ истекала кровью.
Голова Оямады работала сейчас с четкостью, удивляющей его самого, догадки следовали одна за другой. Разумеется, все они основывались на том, что пятно на медвежонке — кровь Фумиэ.
— Послушайте, Оямада-сан… — простонал Ниими, чувствуя, куда клонит собеседник.
— Но ведь вы первый подумали о том, что медвежонок лежал в машине, на которой увезли мою жену.
— Оямада-сан, вы думаете, что Наоми уже нет в живых?
— Страшно признаться, но я в этом уверен. И случилось это именно десять дней назад. Ведь если бы она попала в больницу в результате несчастного случая, мне сразу бы сообщили.
— А вдруг она была без сознания?..
— Но при ней были вещи, по которым можно было узнать, кто она такая, — рассуждал Оямада спокойно, будто речь шла о посторонней женщине. Ниими же, напротив, отказывался признавать очевидное.
Как ни горько было Оямаде сознавать это, но его способность рассуждать здраво в подобной ситуации могла свидетельствовать лишь о его поражении. И однако, он должен был довести свое расследование до конца. Он хотел во что бы то ни стало разыскать жену и похоронить ее в память об их утраченной любви.
Теперь, когда вывод напрашивался сам собой и оставалось лишь облечь его в слова, Оямада и Ниими испугались — это значило бы, что они принимают свои догадки за свершившийся факт.
Итак, темной ночью некто на машине сбил Фумиэ. По-видимому, он не желал этого. Ужасное событие произошло, скорее всего, по неосторожности. Однако, оправившись от шока, Икс, чтобы спасти себя, решил увезти Фумиэ на своей машине.
Была ли она к тому времени мертва или еще дышала — не так уж важно. Темная ночь, свидетелей никого. Достаточно спрятать труп, и невозможно будет установить даже место преступления. Итак, Икс увез и скрыл где-то тело Фумиэ. Единственное его упущение — оброненная игрушка.
К такому заключению пришли Оямада и Ниими.
— Хотя, пока не исследовано пятно, сказать наверняка, что именно так и было, трудно, — заметил Ниими.
— Теперь-то уж, конечно, никаких следов происшествия не осталось, и все же надо обшарить все вокруг того места, где вы нашли медвежонка, — сказал Оямада.
— Если экспертизой будет установлено, что это кровь жены, полиция зашевелится. Ниими-сан, прошу вас помочь мне.
— Конечно. Располагайте мною, как найдете нужным. А пока я свяжусь со специалистом, моим знакомым, и попрошу его сделать анализ пятна.
Странный это был союз. Двое мужчин, деливших одну женщину, объединились против неизвестного похитителя. Соперников объединила утрата. И может быть, союз их был особенно прочен именно благодаря недавнему упорному соперничеству.
Внезапное столкновение
— Куда ты едешь? — спросила Митико Асаэда, не отрывая взгляда от темной улицы, освещаемой лишь узкими лучами фар.
— Прямо, — с вызовом ответил Кёхэй Коори.
— Ну и ну! — Митико чуть не рассмеялась. Кругом стояла темная ночь. Ни одной машины — ни впереди, ни сзади. На щитке — приборы, указывающие скорость движения, запас бензина, давление масла, температуру воды. Как в кабине летчика. А может быть, это ощущение возникало от скорости, с которой они ехали, — все-таки 120 километров!
— Не надо так быстро.
— Испугалась!
— Не испугалась, а просто, если кто-нибудь выскочит, ты не успеешь затормозить.
— А я и не собираюсь тормозить.
— Ты в своем уме?
— Что-то ты сегодня уж очень примерная.
— Как все глупо!
— Что именно?
— За разговором он отвлекся и невольно сбавил скорость. Городские улицы совсем не приспособлены для бешеной гонки.
— Так что же глупо? — еще раз спросил Кёхэй.
— Да все. И что с матерью поссорилась и ушла из дома, и вот что с тобой еду…
— Скажи пожалуйста, какие речи!
— Да, такие! И вообще — зачем только мы на свет родились?
— Этого я тебе сказать не могу. Во всяком случае, я своих родителей об этом не просил.
— Да и никто не просит. Однако есть же такие люди, которые живут на свете и ни в чем не сомневаются.
— А ты сомневаешься?
— Да вот с недавних пор… В общем, лучше бы мне не родиться.
— Что за идиотские разговоры!
Кёхэй достал пачку сигарет и сунул одну в рот. Митико взяла со щитка зажигалку и протянула Кёхэю.
— Мне мать часто говорила: «Ты родилась по ошибке. Я считала, что день безопасный, а вышло наоборот».
— Слушать тошно!
Кёхэй зажег сигарету, крутя руль свободной рукой.
— Ну и пусть. Видишь, родилась и то по глупости. Никого этим не обрадовала. Не то что ты — маменькин сынок…
— Это я-то! Смех, да и только! Мать благодаря мне сделалась звездой телеэкрана. А отец ее известностью пользуется. В общем, эксплуатируют они меня…
— Какая разница, живется-то тебе все равно хорошо!
— Ничего себе хорошо — да мне с самого рождения не везло.
— Кто бы говорил! Откуда тебе знать, что это значит, когда человеку по-настоящему плохо. Слишком хорошо тебе живется, вот и строишь из себя несчастненького!
— Это мне-то хорошо?! Чего уж лучше — подачки получать, вроде той тысячи иен. Они думают, что достаточно завалить своего ребенка вещами и деньгами, и родительский долг выполнен. Машину, видите ли, мне купили да дом! А что это, в сущности, такое? Та же бумажка в тысячу иен вместо завтрака. Тебя вот родили по ошибке, а меня и вовсе…
— Значит, мы с тобой одного поля ягодки?
Вот именно. Ну и пусть… Как они со мной, так и я с ними. Буду транжирить их денежки — вот какую месть я придумал.
— Какая же это месть?
— Самая настоящая. У самой образцовой мамаши в стране ребеночек — отпетый хиппи. Комедия!
— Да ведь только твои приятели знают, что ты хиппуешь. Чтобы по-настоящему отомстить, надо совершить что-нибудь потрясающее, чтобы все об этом узнали. А пока ты перед мамой и перед телекамерой строишь из себя пай-мальчика… Ну, чего ж ты замолчал? Да и что бы ты не выкинул, все равно скажут, что это милая шалость невинного ребенка. За родительской спиной можно и пошалить. Вот и дом у тебя, и машина… Что бы ты ни сделал, родители тебя все равно прикроют. Ты у них под крылышком, как Сунь Укун[9] — под защитой Сакья-Муни…
— Так что я, обезьяна, по-твоему?
— Особой разницы не вижу.
— Ну и дрянь ты все-таки!
Машина как раз выехала на прямую дорогу. Кёхэй выплюнул окурок и уставился прямо перед собой, сверкая глазами. Вне себя от злости, он изо всех сил нажал на акселератор. Стрелка спидометра дернулась. Мотор взревел. Митико и Кёхэя откинуло на спинку сиденья. Машина неслась, как стальная гиена. Мотор рычал, что-то скрежетало в коробке передач. Ветер выл, словно хищник, отведавший крови.