Мунэсуэ решил изложить свои соображения на совещании следственной группы.
Совещание приняло решение заняться городком Яцуо, родиной Танэ Накаяма. Если опа действительно была убита, то ключ к преступлению мог отыскаться именно там: в этом городе она жила, в этом городе могли сложиться мотивы ее убийства. Однако Танэ Накаяма уехала оттуда в 1924 году. И сам но себе ее отъезд стать таким мотивом не мог. Что же это за мотив, если он выдержал полстолетия?
В Киридзуми и его окрестностях вся информация была уже собрана, и продолжать там розыск означало бы попусту тратить время. Ехать в Яцуо поручили все тем же Ёковатари и Мунэсуэ. У них уже был опыт совместной поездки, да и Яцуо выплыл на свет благодаря их усилиям. Более подходящие кандидатуры трудно было бы найти.
Путеводитель сообщал, что город Яцуо расположен на юге префектуры Тояма, граничит с префектурой Гифу, население его составляет около 23 тысяч человек. К югу от города проходит один из отрогов горного хребта Хида с вершиной Конгодо (1638 метров над уровнем моря), откуда начинаются реки Муромаки, Нодзуми и Бэссо. Они текут на север, извиваясь между горных круч и образуя кое-где долины, а затем сливаются в центре города Яцуо, давая рождение реке Ида.
Об истории города в путеводителе было сказано, что она восходит к доисторическим временам и что в ходе раскопок на его территории было обнаружено множество каменной и глиняной утвари, свидетельствующей о том, что «культура Яцуо» сложилась еще в эпоху Асука, то есть в VI–VII веках. Город вырос вокруг крепости, которую воздвиг на горе Сирогаяма владетельный феодал Сувасакон. Яцуо играл важную роль в сношениях между провинциями Эттю и Хида, впоследствии здесь разместилась налоговая канцелярия феодального клана Тояма, расцвели ремесла: шелководство, бумажное дело. Некоторые памятники блистательной городской культуры XVII–XVIII веков до сих пор сохраняются в городе как драгоценное культурное достояние: таков, например, прославленный на всю страну ежегодный местный праздник Ова-ра-сэцу.
Добраться до Яцуо можно было самолетом либо поездом; железнодорожных маршрутов оказалось даже два, но оба о пересадкой. Полицейские выбрали новую магистраль Токайдо, по которой ходил удобный для них ночной поезд. Командировка не обещала богатого улова, а потому не допускала излишней траты времени и денег. Правда, они все же взяли спальные места: утром предстояла большая работа. Поезд отправлялся с вокзала Уэно в 21.18 и прибывал в Тояма на следующий день в 5.10 утра. Постели были уже приготовлены. Но легли они не сразу. Постояли немного у вагонного окна.
— Если бы не это дело, никогда бы, наверно, нам в Яцуо не попасть, — задумчиво сказал Ёковатари, когда прозвенел звонок к отправлению и поезд плавно тронулся с места.
— Ёко-сан, вы то же самое говорили и в Киридзуми, — заметил Мунэсуэ.
— Да? В самом деле? — Ёковатари помолчал, словно что-то припоминая, а потом сказал: — Мне вот сейчас пришло в голову, что если б мы не поехали в Киридзуми, то старуха Танэ осталась бы жива.
— Как знать. Может быть, убийца Джонни здесь ни при чем. Связь между ними пока не доказана.
— Ну, сам-то ты вроде уверен, что она есть.
— М-м-м…
— Так вот, мы, значит, съездили себе туда, куда бы нам иначе ни за что не попасть, а старушку из-за этого убили. Дорогая плата.
— По-моему, это вы чересчур.
— Уж очень я тревожусь за ее внучку, Сидзуэ.
Мунэсуэ тоже думал о девушке. Она потеряла единственного близкого человека. Пожалуй, из-за Сидзуэ в конечном счете и родилась у него эта идея — поехать в Яцуо.
— Преступника мы, может, и поймаем, а вот утешить девушку нам не по силам, — продолжал Ёковатари. Раньше такой чувствительности никто за ним не замечал.
— Старушка-то была уже почтенных лет. Не умри она сейчас, так все равно недолго бы протянула.
— Завидую твоей рассудительности.
— У меня родных и близких нет, я привык к одиночеству. И потом, не зря говорят — любая боль проходит. Все равно каждый живет сам по себе.
— А ты жениться не собираешься?
— Друг о друге они знали не много, но Ёковатари как-то слышал, что Мунэсуэ холостяк.
— Когда-нибудь можно и жениться, но пока что-то не хочется.
— Женишься, дети пойдут, по-другому станешь думать.
— Ну, женюсь, ну, заведу детей — да только они тоже будут каждый сам по себе. Всю жизнь я ведь не смогу при них быть.
— Да, конечно, люди рано или поздно расстаются, но зато большую часть жизни рядом с тобой будет семья.
— Вот именно, рядом. А я как был, так и буду сам по себе. Знаете, родные, друзья — это как эскадрилья в полете.
— Эскадрилья?
— Ну да. Если с одним самолетом что-то случилось: мотор отказал, пилот ранен, — другие ему не помогут, за руль чужого самолета не сядешь. В лучшем случае будут лететь рядом и подбадривать.
— Ну что ж, и то хлеб!
— Подбадривать — это все равно что ничего. Сколько ни подбадривай, а мотору и пилоту крышка. Если кто и удержит самолет в воздухе, так только он сам.
— Сурово рассуждаешь.
— Как ни посмотри, а жизнь — это полет в одноместном самолете. Если что-то с ним не в порядке, к товарищу в кабину не перелезешь…
Пока они так разговаривали, стоя в коридоре, огоньки за окнами поезда стали проноситься все реже и реже. Вероятно, началась префектура Сайтама. Все пассажиры уже разошлись по своим местам.
— Ну что ж, пойдем-ка и мы спать. А то вставать рано, — зевнул Ёковатари, и разговор закончился.
Поезд прибыл в Тояма с опозданием на пять минут. Было еще темно. Здесь, на станции, им предстояло ждать поезда на Яцуо.
— А в Тояма холодней, чем в Токио. Хотя так и должно быть, — поежившись, сказал Ёковатари.
После теплого поезда северный воздух казался особенно леденящим.
— До отхода нашего поезда еще минут сорок. Давайте где-нибудь посидим.
Они поискали в здании вокзала кафе, но в этот ранний час все еще было закрыто. Идти в город не было времени. Умывшись, они расположились в зале ожидания и, дрожа от утреннего холода, стали дожидаться поезда.
Местный поезд резко отличался от того, на котором они только что приехали. Вагонов у него было всего четыре или пять, да и те — полупустые. Немногочисленные пассажиры, непонятно куда и зачем собравшиеся в такую рань, дремали на скамьях.
— А мне что-то спать совсем не хочется, — бодро заявил Ёковатари.
После умывания холодной водой и прогулки на свежем воздухе они чувствовали себя прекрасно.
— Вы хорошо спали? — спросил Мунэсуэ коллегу.
— Не очень. Я редко езжу ночью и не привык спать в поезде.
— Я тоже. Но все-таки спальные вагоны удобные.
— Конечно. А то бы всю ночь тряслись сидя, представляешь? Как потом работать?
— Кстати, этот поезд приходит в Яцуо в шесть девятнадцать. Рановато. Что будем делать?
— Да, в это время все учреждения еще закрыты. Может, лучше было бы спокойно посидеть в Тояма?
— Давайте заглянем в участок.
Дежурный там, конечно, есть, но все же неудобно беспокоить людей ни с того ни с сего. Дело же не срочное. — Ёковатари представил себе горную глушь, небольшой полицейский участок и дежурного, который спит себе мирно, не ведая, что еще немного — и его покой будет нарушен инспекторами из Токио, которые явятся ни свет ни заря, неся с собою запах крови. «Вот уж переполошатся, бедняги!» — подумал он и сказал: — Зайти туда, безусловно, придется, но лучше попозже.
— Пожалуй.
Пока они так разговаривали, поезд тронулся. В полутьме за окном тянулась равнина, белая, словно устланная снегом. Городские кварталы остались позади, и только где-то на горизонте уныло мерцали огоньки одиноких домов.
Время от времени поезд останавливался на станциях. Двое-трое пассажиров сходили, их сменяли новые. Поезд неторопливо катился по равнине в сторону гор.
Редкие огоньки гасли один за другим. Утро постепенно вступало в свои права, и пейзаж за окном становился все резче. Начинался угрюмый северный день с тяжелыми облаками.
— Нам на следующей, — сказал Ёковатари, прочитав название станции, от которой поезд только что отошел.
Дорогу обступили горы. Дома стали попадаться чаще. Кое-кто из пассажиров начал готовиться к выходу. После Тояма это был первый город. Наконец поезд остановился у платформы с надписью: «Эттю. Яцуо». Пассажиры сошли на короткую, явно не предназначенную для больших составов платформу.
— Ну вот, наконец-то, — с облегчением вздохнул Ёковатари и окинул взглядом своих бывших попутчиков — судя по всему, местных жителей. Издалека прибыли, кажется, только они с Мунэсуэ.
Вслед за остальными пассажирами они прошли по мостику над путями, вышли из вокзала — и вдруг оказались одни. В мгновение ока кучка пассажиров рассосалась: зябко ссутулившись, все они устремились куда-то по своим делам.
Приняв и тут же проводив горстку новоприбывших, привокзальная площадь опять погрузилась в тишину. Городок еще не проснулся. Только арка с надписью «Добро пожаловать» встречала их по долгу службы. Магазинчики на площади были наглухо закрыты, и улица, начинавшаяся отсюда, была пустынной. Только вдалеке медленно переходил на другую сторону какой-то старик с собакой.
— Да, рановато мы приехали, — вздохнул Ёковатари, глядя на безлюдную привокзальную улицу, протянувшуюся двумя рядами низких домов.
— Никакие кафе, конечно, еще не работают. Может, заглянуть вон в ту гостиницу, разбудить их, пускай завтраком покормят, а?
— Ну что ж…
Они постучались в дверь гостиницы «Мията», как гласила вывеска. Неплохая идея: позавтракать и заодно разузнать про город у гостиничного персонала.
По плану операции предполагалось прежде всего пойти в мэрию, найти там семейный список Танэ Накаяма и попытаться отыскать ее родных. Если родных не осталось, то, может быть, найдется кто-нибудь, кто помнит ее. Разумеется, это почти безнадежно: Танэ уехала отсюда пятьдесят с лишним лет назад.
Они и прежде не возлагали на этот город особых надежд, а вид пустынной привокзальной площади и вовсе привел их в уныние. В завтраке им отказали, однако они продолжали настаивать и в конце концов добились своего. Правда, пришлось ждать около часа.