— Вы родились в Яцуо, префектура Тояма? — Мунэсуэ решил зайти с другой стороны.
— Вы прекрасно информированы.
— Я читал об этом в одной заметке. Кстати, в Киридзуми работала горничной некая Танэ Накаяма, тоже родом из Яцуо. Вы не были знакомы с ней?
— Ну почему я должна ее знать? Я вам уже объясняла, что не бывала в тех местах и не слыхала о них. Какое отношение я могу иметь к этой женщине, откуда бы она ни была родом? — Кёко дала волю обуревавшим ее чувствам. А может, она сочла, что сейчас уместно проявить раздражение? — Прошу меня извинить, у меня назначена деловая встреча. — Кёко отодвинула стул, ясно давая понять, что ей надоел этот идиотский разговор. Мунэсуэ не знал, как ее задержать.
— Ясуги-сан, — вступил в разговор молчавший до сих пор Ёковатари, — вы знаете «Стихи о соломенной шляпе»?
— О соломенной шляпе? — Кёко недоуменно повернулась к Ёковатари.
«Что сталось теперь с моей соломенной шляпой, мама? Той, что улетела в ущелье летом, когда мы шли от Усуи к Киридзуми…» — Ёковатари продекламировал строки из небезызвестного стихотворения Ясо Сайдзё.
Кёко резко изменилась в лице и застыла, привстав из-за стола. Широко раскрытыми глазами она глядела на Ёковатари, будто ей привиделось нечто невероятное. Но уже через минуту к ней вернулось профессиональное самообладание.
— Я не знаю это стихотворение, простите… — бросила она и вышла.
А Мунэсуэ и Ёковатари остались, как были, сидеть за столиком, ошарашенно глядя на дверь, за которой исчезла Кёко. Через какое-то время они пришли в себя.
— Мунэсуэ-кун, ты видел?
— Видел.
— Кёко Ясуги отреагировала-таки на стихотворение.
— Даже чересчур, она, видно, хорошо знает эти стихи.
— Знать-то знает, а говорит, что нет.
— И ведь в стихотворении упоминается Киридзуми. Так что ей известно это место.
— Какой же тогда ей резон отпираться?
— Подозрительно что-то.
— Даже слишком. Ты ведь начал с того, что хочешь поговорить с ней о сыне. А она об этом и не спросила. И не потому, что забыла. Просто главное для нее — Киридзуми. Где уж тут отвлекаться на посторонние темы. Обычно мать, если приходят из полиции по поводу сына, ни о чем другом думать не может.
— Я сейчас вспомнил, что она собралась уходить до того, как ты процитировал эти стихи.
— Вот видишь. Полицейские говорят матери, что им надо кое-что узнать о ее сыне, а та ни о чем даже не спрашивает. Только все порывается уйти. Очень странно.
— Как будто она хотела от нас убежать.
— Она на самом деле хотела убежать. И убежала!
Они собрали воедино разрозненные детали, и наконец перед ними замаячила настоящая цель. Но у них еще не было стрел, способных поразить эту цель.
На совещании в следственной группе Мунэсуэ и Ёко-Ёковатаривнесли предложение взять Кёко Ясуги на заметку.
— Иными словами, вы считаете, что Кёко Ясуги замешана в убийстве Джонни и старухи. — Инспектор Насу полуприкрыл глаза.
— Ее личность внушает сильное подозрение.
— Ну, скажем, Кёко Ясуги — убийца. Каковы мотивы преступления?
Этого вопроса следовало ожидать.
— Она убила Танэ Накаяма потому, что старуха знала об убийстве Джонни.
— Значит, чтобы заткнуть ей рот, не так ли? А почему она убила Джонни? Между Джонни и Ясуги как будто нет никакой связи…
— Вот здесь и предстоит как следует покопаться. Может, отыщется связь. Но… — Мунэсуэ вдруг замолчал.
— Что «но»?
— Танэ Накаяма в открытке, посланной Ёсино Омуро, пишет, что в июле сорок девятого года встретила в Киридзуми некоего Икс, выходца из Яцуо.
— Ты хочешь сказать, что этот Икс — Кёко Ясуги?
— Я не могу это утверждать. Просто мне кажется, что среди уроженцев Яцуо не много таких, кто бывал в Киридзуми — безвестной деревушке на горячих источниках, затерянной в горах.
— Ну и что?
— Предположим, что Икс — Кёко Ясуги. Зачем ей понадобилось в те времена забираться в Киридзуми? Скорее всего, она хотела спрятаться.
— Почему же она решила спрятаться?
— Из содержания открытки следует, будто бы Икс был не один, а со спутником. Может, спутника и хотели спрятать?
— Если спутником был не Ёхэй Коори, а кто-то другой, значит, Икс — Кёко Ясуги — не хочет, чтобы муж узнал об этой истории?
— Скажем так.
— Вряд ли она стала бы убивать старуху, чтобы скрыть то, что уже и так давно в прошлом.
— Вот что пишет Танэ Накаяма об этом спутнике. Она пишет, что он очень необычный человек. Может быть, это был иностранец?..
— Иностранец, говоришь? По какое все это может иметь отношение к Джонни Хэйворду? В сорок девятом году Джонни еще и на свете-то не было.
— Я думаю, ключ к решению этой загадки — в стихотворении Ясо Сайдзё, — сказал Мунэсуэ и не спеша достал копию «Стихов о соломенной шляпе». Глаза всех присутствующих обратились к нему.
После «выхода на волю» Морито поспешил доложить обо всем Ниими.
— Тебе досталось, я знаю, — приветствовал его Ниими.
— Ох и наломал же я дров. — Морито почесал в затылке. — В полиции всячески выпытывали, кто меня подговорил прикинуться грабителем, но я, господин Ниими, вас не выдал.
— Даже если б ты и сослался на меня, большой беды бы не было. Тут приходили из полиции к Оямаде-сан, расспрашивали о том о сем. И беседа как будто была мирной.
— А я фотографировал и увлекся, забыл, где нахожусь. Вот меня и застукали. Но доказательства я добыл. На автомобиле ясно видны следы столкновения.
— Пленку-то у тебя, наверно, конфисковали?
— Когда поднялся шум, я подумал, что пленку отберут, и самую первую катушку припрятал.
— В самом деле? Так ты принес пленку?!
— Нет худа без добра. Первая пленка быстро кончилась, и я ее вынул, так что сейчас она со мной. А полиция, видно, посчитала, что я отснял только одну катушку, ту, что была в аппарате, и удовлетворилась ею.
— Ну-ка покажи.
— Я принес негативы вместе с отпечатками. Морито с гордым видом протянул Ниими негативы и фотографии, увеличенные до половины кабинетного формата. Ниими принялся внимательно их разглядывать.
— Ну как? — спросил Морито, дождавшись, пока Ниими кончил смотреть фотографии.
— Машина в самом деле помята.
— По-моему, лучше улики не найти.
— Ты в этом уверен?
— То есть? — Морито, втайне ждавший похвалы за совершенный им подвиг, расстроился.
— Видишь ли, эти вмятины могли образоваться от чего угодно. Следовательно, такое доказательство нельзя назвать неоспоримым.
— Я так старался, фотографировал…
— Ты сделал все, что мог. Большего я не могу от тебя требовать, — впервые поблагодарил Ниими Морито. Выражение его лица недвусмысленно говорило о том, что он не забудет оказанную услугу. Морито понял, что страдал не зря.
Проводив Морито, Ниими встретился с Оямадой.
— Теперь я точно знаю, — сказал он, — что вашу жену сбил Кёхэй Коори.
— Значит, надо немедленно идти в полицию, — настроился Оямада на решительные действия.
— Этого мы пока не можем сделать, — ответил Ними и объяснил: — Мы не сможем доказать связь между пятном на медвежонке и повреждениями на автомобиле Кёхэя Коори. Кроме того, эти фотографии добыты незаконным способом и, следовательно, не могут быть представлены в суд.
— Но почему полиция ничего не предпринимает, ведь дело очень подозрительное? Осмотрели бы машину Кёхэя. Если бы на ней обнаружились следы крови Фумиэ или ее волосы, кто бы смог опровергнуть такие доказательства?
— Все это не так просто. Во-первых, до сих пор неясно, был наезд или нет. Ведь только мы утверждаем, что он был. Не имея достаточных оснований, полиция не может подвергнуть обыску частную машину. Помимо всего прочего, отец Кёхэя — видный политический деятель. Полиция вынуждена действовать очень осторожно.
— У нас есть доказательство. Медвежонок…
— А откуда известно, что это медвежонок Кёхэя?
Оямада замолчал. Значит, их расследование на этом и закончится? Ну что ж, кое-что они выяснили. Без Ниими он бы не смог и этого. Но как досадно отступать сейчас, когда уже, кажется, есть зацепка.
— Ниими-сан, неужели больше ничего нельзя сделать? Я убежден, что жену сбил Кёхэй Коори. Мы столького добились, так неужели теперь придется все бросить?!
— Я сам в отчаянии. Но, увы, мы не можем подключить к делу полицию. И к Морито я больше не могу обратиться…
Они обменялись взглядами, полными сожаления.
— А ведь у нас есть еще один шанс… — вдруг сказал Ниими.
— Какой? — оживился Оямада.
— Встретиться лицом к лицу с самим Кёхэем Коори.
— С Кёхэем? Он же сейчас в Нью-Йорке.
— До Нью-Йорка рукой подать. Туда каждый день летают самолеты.
— Но… — Несмотря на наличие ежедневных рейсов, Нью-Йорк казался Оямаде недоступно далеким.
— Как знать, может быть, то, что он за границей, сыграет нам на руку. Своих, японцев, там нет. Предъявим ему медвежонка и призовем к ответу, вдруг он признается?
— Все это так, но я не могу поехать в Нью-Йорк.
Оямада представить себе не мог, что он поедет разыскивать преступника в другую страну, где все чужое, незнакомое. Да и денег на такую поездку у него не было.
— Оямада-сан, если вы разрешите, я сам поеду в Нью-Йорк.
— Вы?
— Я много раз бывал в Штатах. В Нью-Йорке у меня есть знакомые, там находится филиал нашей фирмы. За несколько дней я обернусь туда и обратно.
— Ниими-сан, вы серьезно?
— Я сейчас не расположен шутить.
— Моя жена… настолько для вас…
— Я в долгу перед ней. — Конечно, не только чувство долга заставляло Ниими действовать, но об этом не следовало лишний раз напоминать мужу Фумиэ. — Вместо того, чтобы сидеть и дожидаться Кёхэя, который неизвестно когда вернется в Японию, лучше уж самим к нему слетать. И чем быстрее, тем лучше. Если Кёхэй признается, обследование автомобиля даст дополнительные доказательства.
— Я ее муж, а сделать ничего не могу. — В голосе Оямады слышалась горькая усмешка. Он глубоко переживал свою бездеятельность.