эго. Будь у меня раздутое эго, разве я бы сомневалась, что в самом деле ему нравлюсь?
Хотя, если начистоту, то я не сомневаюсь. Я нравлюсь Риду. И мне нравится ему нравиться. Только я не привыкла к таким играм и теперь вижу себя совершенно по-новому: девушкой мечты в загадочной дымке. Как в кино. Раньше я такой не была, но мне приятно быть «той самой» девчонкой. Поэтому, возможно, я все-таки ужасно самовлюбленная.
Но вообще это ведь страшно – признаваться, что тебе кто-то нравится. И, по сути, куда легче, когда шансов на успех нет. Однако стоит через себя переступить, и все сразу становится возможным. Карты на столе, и вот она ты – в открытую показываешь свое желание.
Правда, отсюда и куча проблем. Все будут знать, что тебе нравится парень, который носит ядреные белоснежные кроссовки. И если кто-то не считает его симпатичным, тебе будет стыдно. Хотя на самом деле он симпатичный. Может, даже чертовски очаровательный. И пипец как мне нравится. А все остальное не имеет значения.
19
Верните мне мою нормальность.
Я чувствую себя ужасно. Как будто делала бусы, но забыла завязать нитку. Я сама на себя не похожа. Я не из тех девушек, кто жестко отшивает одного парня, притворяется, что встречается с другим, и не может выкинуть из головы третьего.
И раньше мы с Кэсси так часто не ссорились.
Мы весь день друг с другом очень осторожны. Вчера она заночевала с Миной в гостевой спальне у Макса, а меня подбросила к метро Минина подруга Самар. Прошлый вечер мы с Кэсси не обсуждали. Не вспоминали ни о Риде, ни о моем раздутом эго, ни о моей истерике. Истерике «ты-хочешь-избавиться-от-меня-ради-Мины».
– Привет. – Кэсси появляется в дверях, когда я сматываю тканевую гирлянду. – Тут Мина пришла, а Оливия на работе, так что мы решили составить ей компанию и пораскрашивать посуду.
– Здорово.
– Я подумала, может, ты захочешь присоединиться.
– А. – Я тщательно наматываю гирлянду на руку – вокруг большого пальца и под локтем. – Не хочу мешать вашему свиданию.
Она натужно смеется:
– Это не свидание. Боже. Там же Оливия будет.
Я не отвечаю.
– Короче… Я уже поняла, ты очень сильно себя жалеешь. Но все равно решила предложить. Когда ты в последний раз разговаривала с Оливией?
– Давно…
– Значит, ты не знаешь, что там за история с Эваном?
Я поднимаю на нее взгляд:
– А что там за история с Эваном?
– Я надеялась, что ты знаешь. Эбби тоже не в курсе, но что-то случилось. Оливия только что вернулась из Филадельфии. – Кэсси пожимает плечами. – Короче, мы едем к ней прямо сейчас. Если хочешь с нами – поехали.
Я сомневаюсь.
– Ладно. Слушай, не хочешь – как хочешь. Без обид. Только не грузи меня больше бредом про то, что я променяла тебя на Мину.
– Я с вами, – выпаливаю я.
Мы с Кэсс словно партнеры в самом сложном на свете танце. Между нами теперь все очень хрупко. И если я оступлюсь – все пойдет насмарку.
Кэсси запрыгивает на переднее сиденье Мининого «лексуса», а я устраиваюсь на заднем. Всю дорогу до Силвер-Спринг мы показно друг с другом не разговариваем, отчего угнетенная обстановкой Мина болтает без умолку. Точно, она же рассказывала, что у нее словесный понос, когда она нервничает.
– А вы бывали в гончарных мастерских? У них там тарелки, кружки, все уже прошло обжиг и готово к покраске. Мне было очень весело. С красками я не дружу, конечно, но все-таки. Молли, мне кажется, тебе понравится.
– Бывали, Оливия же там работает…
– А, ну да, верно. – Мина притормаживает у знака остановки.
– Только давно, – добавляю я.
Мина убирает темно-фиолетовый локон за ухо.
– Думаю, я нарисую пингвинов. Парочку влюбленных пингвинов. Хочу вручить вашим мамам на свадьбу. Но только если получится хорошо.
– Знаешь, им твой подарок понравится в любом случае, – говорит Кэсси. – Они на тебе помешались.
– О-о-о, правда?
– Ага. Мне кажется, они очень признательны, что ты не бросила меня после ужина с бабулей.
Мина хихикает, а Кэсси поворачивается к ней и улыбается. Наблюдать это с заднего сиденья довольно странно. Они не сюсюкаются – ничего такого, – просто я чувствую себя ребенком в машине со взрослыми. В детском кресле и с соской.
Мы наконец паркуемся у обочины, в паре кварталов от мастерской. Я иду чуть поодаль и почти не разговариваю. Мне немного неловко, и участие в беседе представляется чем-то неподъемным. Иногда со мной такое случается – я зависаю и не могу говорить. Вроде придумаю что-то крутое, но потом столько раз повторяю это в уме, что в конечном счете забываю, произнесла вслух или нет. Приходится молчать – все-таки крутая фразочка серьезно потеряет в очках, если случайно ее повторить. Лучше не рисковать.
– Если честно, я даже не представляю, что там у них стряслось, – признается Кэсси. Она идет задом и напоминает в этот момент экскурсовода.
– Ты про Эвана?
– Ага. Подробностей не знаю. Никаких. Эбби просто сказала, что что-то случилось. – Она пожимает плечами и открывает входную дверь.
В субботу в мастерской тихо и почти безлюдно. Я сразу замечаю Оливию: она сидит за столом и расписывает тарелку. Неподалеку от нее две девочки лепят с мамой копилку в виде поросенка. Больше никого.
– Салют, – здоровается Оливия, не отрываясь от работы.
Мы подходим к ней. Выглядит она нормально. На ней клевая фиолетовая футболка с гномом. И плакать Оливия, похоже, не собирается.
– Что делаешь? – Мина внимательно рассматривает заготовку.
– А, ерунда. Просто для витрины.
Но нет, никакая это не ерунда. Я смотрю на тарелку и начинаю глупо завидовать. Боже, я всегда забываю, какая Оливия все-таки талантливая. Время от времени я морочу себе голову мыслями о том, что я тоже. Но увы до Оливии мне далеко.
Тарелка получается потрясающая. Бледно-зеленый фон, а края обведены золотым. Посередине – еще не законченный, но изящный дракон с тщательно прорисованной чешуей. Рид бы офигел. Вот же блин.
– А можно я сфоткаю? – спрашиваю я.
Оливия смущается.
– Дракона, – добавляю я. – Он потрясный.
– О, спасибо.
– Правда.
– Он еще не готов, но давай.
Я достаю телефон и фотографирую, после чего мы усаживаемся за стол и Оливия приносит нам тарелки, краски и кисточки. Сначала мы должны протереть тарелки влажной губкой. Потом Оливия велит нам нанести три слоя фоновой краски.
– Видишь, какая она диктаторша, – говорит Кэсси. – Попробуй только пропустить один слой – сразу на тебя набросится.
Оливия кивает:
– О да, у меня знатно пригорит.
На первый взгляд она ведет себя как обычно, но я-то знаю, что между ней и Эваном что-то случилось. Ничего не могу поделать, но в каждом взмахе ее кисти мне видятся грусть и страдания разбитого сердца. Так и тянет расспросить. Поверить не могу, что Кэсси до сих пор этого не сделала.
Мы работаем почти в полной тишине. Я покрываю свою тарелку тремя слоями белого, что кажется мне немного нелепым. Когда краска высыхает, я оставляю середину белой, а по краям рисую цветочки. Мина сидит напротив; навалившись локтями на стол, она корпит над пингвинами. Кэсси же пытается скопировать дракона Оливии. Получается так себе.
– Как будто эмбрион рисовал, – ворчит она.
Мина кладет подбородок ей на плечо:
– А мне нравится.
– Еще бы, – улыбается Кэсси.
– Значит, вчера вы были на вечеринке? – спрашивает Оливия.
– Ага, неплохо прошло. А ты только вернулась из Филадельфии, да? – интересуется Мина.
Мысленно я со всей силы даю ей пять. Даже не верится, как быстро ей удалось перескочить на эту тему. Поистине, дочь психологов.
– Да, приехала прошлой ночью, – объясняет Оливия и вздыхает.
Кэсси сразу же подключается:
– Ты в порядке? Что случилось?
– Ну. – Оливия пожимает плечами. – Да. В общем, Эван меня бросил.
– О, Ливви…
– Ага. – Она нерешительно мне улыбается.
– Боже мой. Что случилось?
Оливия невозмутимо качает головой.
– Сама не знаю, честно.
Потом пожимает плечами.
И начинает рыдать.
– Вот ублюдок, – вставляет Кэсси.
И тогда Оливия выкладывает все.
– Я хотела остаться до среды. А потом… Не знаю. – Она шмыгает носом. – Все вроде бы шло нормально. Наверное, он постоянно от меня отстранялся, но я этого не понимала. Только потом дошло.
– Это случилось у его родителей? – спрашивает Кэсси.
– Ага. – Оливия кивает. Затем делает глубокий вдох. – Да. Там и родители были, и его сестра, так что закончилось без особой драмы.
Родители Эвана Шульмейстера. Интересно, что они за люди? Наверное, я сую нос не в свое дело, но мне очень любопытно, как это работает. В смысле что происходит, когда ты приезжаешь в другой город в гости к родителям своего бойфренда? Значит ли это, что вы не будете заниматься сексом? Или придется рисковать, надеясь на то, что вас не застукают? Что-то мне подсказывает, что семья Эвана Шульмейстера сильно вовлечена в его личные дела. Впрочем, это просто ничем не подтвержденная догадка. И совершенно неуместная.
– А секс-то у вас был? – интересуется Кэсси как бы между прочим.
Оливия краснеет:
– Ну да.
– Значит, он с тобой переспал, а потом бросил.
– Наверное.
– Я его по стенке размажу, – говорит Кэсси, и Мина серьезно кивает.
– Ничего не понимаю… – начинаю я.
Оливия беспокойно теребит кисточку.
– Да я тоже. Все было хорошо, знаешь. Он попросил остаться до пятницы, так что я поменялась на работе…
Кэсси чуть ли не шипит:
– Бред какой-то.
– Мне кажется, это потому, что он сразу задумал со мной порвать, но ему не хватило духу. Оставил все на последний момент.
– СЕРЬЕЗНО, ЧТО ЛИ?
В другом конце лавки девочки и их мама резко отрываются от своей копилки.
– Блин. Прости. – Кэсси переходит на шепот.
– Ничего, – говорит Оливия. – Так вот. Серьезно. Короче… Вчера утром он зашел ко мне в гостевую спальню – принес чай, бейгл и все такое. Я еще подумала, как это мило. Раньше он мне завтраки в постель не носил. Но потом он буквально дождался, когда я набью рот этим бейглом, и такой: «Я хочу с тобой поговорить». А я типа: «Давай». И он выдает: «Кажется, я не готов себя ограничивать».