На висках поэта вздулись синие жилы, глаза, запавшие еще глубже, чем накануне, были устремлены куда-то вдаль. Такая уж у него привычка – сочинять стихи в минуту отчаяния.
Когда корабль набрал скорость, вновь открылся выход на палубы и появился надсмотрщик. Вначале гаркнул что-то по-китайски. Затем, кажется, то же самое прокричал по-английски:
– Пошли все вон! До следующей стоянки все свободны. Жрите, что хотите. Трахайте красивых баб, отдавайтесь сильным мужикам. Подмойтесь, разомнитесь.
Посреди морских просторов, где не видать и клочка суши, почему бы и не побаловать заложников свободой. Где следующая стоянка? Высока вероятность, что первоначальный курс изменен. Операция по высадке в Пусане, задуманная поэтом, похоже, так и останется мечтой. И все же у него есть стихи, есть богатый внутренний мир…
Беженцы, похватав свой багаж, стали покидать грузовой отсек. Ушла девушка – обняться с отцом, ушел Китадзима – справиться о здоровье матери, ушел поэт – поискать место, где ничто не нарушит его одиночества. Мицуру в поисках Аои направился на верхнюю палубу, но куда он ни заходил, всюду околачивались какие-то сомнительные личности, как стервятники, выжидающие добычу. В коридоре цеплялись через каждые десять шагов: «Баба нужна?», «Стань моим поручителем!», «Развлечемся в теплой постельке?», «Угости рюмкой!» Торговцев здесь было больше, чем покупателей. Покупатель – тот, кто сорит карманными деньгами. Иметь деньги – уже само по себе преступление. Торговцы подвергают покупателя наказанию безденежьем. Однако, если ряды покупателей редеют, продавцов ожидает сходная участь.
Увертываясь от навязчивых стервятников, Мицуру заскочил в туалет – проверить, сколько еще осталось денег, этой последней соломинки. В кошельке двадцать четыре тысячи шестьсот семьдесят иен наличными и три кредитки. Мицуру пришел в смятение и поспешил к корабельному банку. У окошка выстроилась очередь из заложников, так же, как и Мицуру, впавших в панику, вокруг роились стервятники. К Мицуру тоже тотчас подскочил парень в кожаной куртке.
– Эй, привет, ты в норме? – в глаза Мицуру заглядывал, ухмыляясь, Харуо Минами. На бедре у него болталась сумка с инструментами. – Немного осунулся. Неужто и тебя заперли в трюме? Тоже в банк – охота поразвлечься? Еще бы, назад в трюм не тянет…
Мицуру молча смотрел в сторону.
– Кстати, ты, кажись, искал какую-то чувиху. Ее, случаем, не Аои звать?
Мицуру схватил парня за руку, надвигаясь на него:
– Ты о ней знаешь?
Харуо, высвободив руку, ответил:
– Да. Она сейчас в фаворе.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Скоро поймешь.
– Ты знаешь, где она? Говори!
– В ближайшее время встретитесь.
– Где мы можем встретиться? Я заплачу за информацию.
– Ну что ж, по рукам, снимай деньги.
Мицуру, предвидя траты, решил снять двести тысяч иен и сунул кредитку в окошко. Тотчас служащий со словами:
– Обслуживание приостановлено! – швырнул ее обратно. Мицуру протянул вторую кредитку. И эта не сработала. Последняя карточка… Тот же ответ.
– Этого не может быть. Вставьте еще раз! – настаивал он, но служащий заявил:
– От владельца вклада поступила просьба – приостановить обслуживание. В последнее время участились случаи, когда пытаются воспользоваться крадеными кредитками.
Мицуру пришел в ярость.
– Это моя именная кредитка. Владелец перед вами! – закричал он, но тут же вспомнил, что при нем нет ни паспорта, ни какого-либо другого удостоверения личности, и уныло отошел от окошка. Как это могло произойти? Все три кредитные карточки снимают деньги с банковского счета, открытого на имя Мисудзу. Не в этом ли загвоздка? Не она ли ухитрилась сделать эти карточки недействительными? Наверняка по наущению матери, при посредничестве Итару. Мать поставила заслон, чтобы отцовское наследство не перешло к сомнительной женщине. Из-за этого он, Мицуру, в течение ближайших дней обречен на безденежье. Вряд ли получится вернуть то, что украли из каюты.
– Ну что, пошли. Чего медлить! Устрою встречу с любой бабой, какую пожелаешь.
Стервятник вообразил, что карманы Мицуру набиты деньгами.
Харуо привел его в каюту на третьей палубе, в ту самую каюту, которую тот прежде, до захода в Шанхай, занимал с Аои.
– Меня отсюда выгнали, – сказал Мицуру.
– Ага, роковая каюта номер триста тринадцать! – заметил Харуо.
В каюте никого не было, на столе стояли чашки, эмалированные миски и термос с цветочным узором.
– Подожди здесь немного. Небось проголодался? И хочешь переодеться?
Получив его согласие, Харуо, позвякивая болтающимся на поясе железом, побежал добывать все необходимое. Пока Мицуру смывал в душе въевшуюся в тело двухдневную порцию грязи и вонь машинного масла, Харуо доставил сменное нижнее белье, носки, застиранные джинсы, тенниску, бефстроганов, вино, рисовые колобки, а также десятилетнего мальчугана.
– Можешь вновь пожить, как подобает японцу. Да еще в той же самой каюте. Осталось подождать, когда вернется милашка Аои… Вот привел пацана, будет прислуживать. Это тебе не японские разгильдяи – он честный и трудолюбивый. И спину умеет помять, и постирать, и прибраться, если понадобится, и еду принесет. Если будет мешать, гони в коридор. Тот чудесный возраст, когда чертовски хочется работать. Используй на все сто. Пацан тоже входит в плату. Извини, но придется выложить двадцать тысяч. Как своему соотечественнику уступаю себе в убыток.
– Если приведешь Аои, заплачу. Это ведь и есть торговля? Как соотечественник ты должен знать.
– Не пори чушь! Аои – наложница Брюса Ли.
– Что?
– Уж очень она понравилась хозяину этого судна. Наверно, сумела ему хорошо угодить. Поэтому я и говорю: все что хочешь, но ее привести – уволь. Впрочем, случается, по ночам она бродит одна по кораблю, так что поставь парня на стреме. И, как по заказу, здесь та самая каюта, в которой ты с ней жил. Она наверняка вскорости сюда заглянет. Ну что, по рукам? Я все для тебя сделал. Не исключено, что ночью тебе придется опять вернуться в трюм. Парни из гвардии начинают охоту на заложников. Если будешь бродить по палубам, как пить дать изобьют и швырнут в грузовой отсек. А пока ты в трюме, сколько ни жди, Аои тебе не видать. Поэтому я и привел тебя сюда. В этой каюте мы с друзьями-гвардейцами обычно трахаем телок и курим травку. Вот я и решил спрятать тебя здесь.
– Понятно, – сказал Мицуру, достал из бумажника десять тысяч иен и дал Харуо.
Оба остались неудовлетворенными. Харуо взял деньги, щелкнул с досады языком и, бросив на прощание:
– Если Аои появится, заплатишь остальное! – покинул каюту.
Мальчуган исподлобья пожирал глазами Мицуру. Тот передал ему один рисовый колобок, а остальное одним махом запихнул в себя. Набив желудок и опьянев от вина, он почувствовал, как отяжелели чресла, и тотчас потонул в качающейся постели.
Кара запором
Когда он проснулся, за иллюминатором было уже темно. На соседней кровати спал, свернувшись, ребенок. Рядом с ним, так же свернувшись и обхватив ребенка руками, спала женщина. На какое-то мгновение он подумал, что это Аои, но волосы у женщины были другие и пахла она иначе.
Он уже не удивлялся вторжению незнакомых людей. Его больше мучили накопившиеся в желудке газы. Вот уже два дня он не ходил по большой нужде. И сознание, и прямая кишка стали тупиком, подобно грузовому отсеку. От этого корабля у него несварение. Если б только он смог встретиться с Аои, наверняка бы сразу избавился и от запора, и от уныния. Извергнуть одним махом все, что засело в желудке, вдохнуть свежий воздух с запахом травы и под голубыми небесами, на летнем лугу, где все что ни есть сияет и лучится, обвеваемое легким ветерком, соединиться с только что поднявшейся из воды Аои… Рисуя в воображении как можно более красочные и бодрящие картины, он поднатужился и выпустил понемногу газы, накопившиеся в желудке. Тотчас от распространившейся вони проснулись ребенок и женщина. Мицуру удрученно заперся в туалете. К сожалению, первый шаг к светлой мечте над унитазом оказался шагом на месте. Вероятно, кроме всего прочего, запор усугублялся недостатком движения. На душе стало еще гаже. Очевидно, одно только выпускание газов ничего не даст. Давление в желудке от этого возрастает, того гляди, не останется прохода для газов. Все что угодно, только не смерть от запора!
Когда Мицуру вышел из туалета, женщина и ребенок уже вылезли из постели и, стоя, смотрели на него с улыбками на лицах.
– Ну же, присядьте. – Мицуру предложил им стулья, а сам опустился на кровать. – Я не успел спросить, как вас зовут.
Он сказал это по-японски, но они ничего не поняли. Женщина достала из своей дорожной сумки бумагу и карандаш и написала по-китайски: «Как вы себя чувствуете?» Мицуру в ответ написал одно слово: «Запор». Женщина написала: «Ложитесь». Мицуру, ничего не подозревая, лег, и в ту же минуту женщина внезапно ткнула ему пальцем в промежность, возле заднего прохода. Мицуру инстинктивно сжался. «Это еще что такое!» – возмутился он. Женщина начала оправдываться, застенчиво улыбаясь, но смысла он не понял. Мицуру нацарапал: «Проститутка не требуется. До свидания». Женщина перечеркнула его строки карандашом, приписала: «Я не проститутка», – и отвернулась. Она, по-видимому, не собиралась уходить, поэтому он попробовал по-английски спросить, как ее зовут и что она здесь делает. Женщина, перестав сердиться, написала: «Го Янь-янь». Он понял, что это ее имя. Ребенка звали Сяо-мань. Ни с помощью английского, ни с помощью карандаша не удалось узнать, почему она находится здесь и что намерена делать. Как он ни складывал на бумажке иероглифы, она не понимала, о чем он толкует. Попытался объясниться на языке жестов, но и это ни к чему не привело. Только услышав, как ребенок обращается к ней «Ma!», догадался, что она его мать, после чего его напряжение немного ослабло. Но его по-прежнему смущала эта странная парочка: мать, тыкающая незнакомому мужчине в пах, и молча наблюдающий сынок.