ои друзья и братья? Почему нас хотят уверить в том, что китайцы и корейцы, желающие жить с нами в дружбе, наши враги? Почему нашими врагами называют русских людей, которые подняли знамя борьбы за мир и за дружбу простых людей во всём мире? Нет! У тех, кто хочет натравить нас друг на друга, ничего не выйдет…
- Правильно, Имано!
- Не выйдет!
По стадиону прокатился грохот аплодисментов, на всех деревьях вокруг стадиона закричали «банзай».
Имано поднял руку, и глубокая тишина снова повисла над полем.
- Нас, простых людей, во всём мире неисчислимое множество. Мы - несокрушимая сила, и наша сплочённость и воля могут предотвратить новые войны. Если мы скажем войне «нет», то никакие силы не посмеют её вызвать, ибо что сильнее воли народа?
Если весь народ дунет, то будет тайфун! Если весь народ топнет ногой, будет землетрясение! Если наш народ в Одзи скажет «нет!» и то же самое скажут в Токио и Осака, в Нью-Йорке и Лондоне, в Германии, Египте, Аргентине, во всех странах мира, то кто будет воевать тогда?
Раздались возгласы:
- Прекратить войну в Корее!
- Пусть амеко убираются из Японии!
Тогда голос Имано зазвучал еше громче:
- Наш Одзи, товарищи, только маленький городок в Японии. Не на каждой карте его найдёшь. Но и в Одзи тоже действует кучка предателей нашей нации, которые хотят запугать простых людей. Фашисты обнаглели до того, что среди бела дня избивают людей только за то, что они подают свой голос за мир.
Фашисты гуляют на свободе, потому что им покровительствуют чужеземцы, а честного человека, настоящего патриота, учителя Сато, держат в тюрьме..
- Освободить учителя! - зазвенели детские голоса с деревьев.
- Свободу Сато-сенсею!
Весь стадион загудел.
- Долой предателей и их хозяев!
- Амеко, вон из Японии!
- Да здравствует мир!
Имано снова поднял руку, и шум постепенно затих.
- Вся вина учителя заключается в том, что он сказал: «Японцы не будут воевать ни за интересы своих правителей, ни за интересы их заморских хозяев. Японцы будут бороться за мир!» И, как все честные люди, Сато требовал прекращения грабительской войны против корейского народа. И за это он оказался в тюрьме. Но Сато не один, а всех нас в тюрьму не загонишь! Мы требуем освобождения Сато! Мы будем бороться до тех пор, пока не добьёмся его освобождения! Будем бороться до конца!..
Дзиро, сидевший на большой ветке клёна, нагнулся к Масато:
- Слышал? Рабочие будут бороться за сенсея!
Он облизнул рассечённую губу и улыбнулся. Под глазом у него был большой синяк.
- Сенсея освободят непременно, - кивнул головой Масато. На его щеке красовалась большая царапина. - Если весь народ дунет - будет тайфун!
С соседнего дерева раздался голос Сигеру:
- Смотрите, около трибуны сидят на траве учителя Аоки и Танака и хлопают в ладоши…
Сигеру взмахнул рукой и чуть не сорвался с дерева.
- Только сплочённостью мы можем добиться своего! - Имано потряс сжатым кулаком.
- Мы не одиноки в нашей борьбе за правду, справедливость и мир. Мы идём плечом к плечу со всеми простыми, честными людьми всего мира. Мы идём вместе с великими народами Советского Союза и свободного Китая…
Последние слова Имано были заглушены аплодисментами и криками:
- Советскому Союзу банзай!
- Народному Китаю банзай!
Когда Имано закончил свою речь, у трибуны появился владелец магазина «Дом журавля и черепахи» Фудзита и, опираясь на трость, осторожно взобрался на бочонок.
- Я не сомневаюсь, господа, - заговорил он тоненьким, дребезжащим голоском, кивнув подбородком в сторону Имано, - что этот человек умышленно ничего не сказал о нашем императоре и правительстве, потому что Имано - красный, и вся его речь - это коммунистическая пропаганда. Красные подрывают основы нашего государства и хотят поссорить нас с Америкой, которая помогает нам…
- Тебе помогает толстеть, а не нам! - крикнул сидевший около бочонка пожилой рабочий и сплюнул.
Со всех сторон раздались возгласы:
- Нечего слушать этого кровососа!
- Слезай, живодёр!
С деревьев закричали:
- Барсук! Барсук!
На этом закончилось выступление Фудзиты.
Внимание участников митинга привлёк настоятель местного буддийского храма. Маленький, сгорбленный старик в парчовой шапочке шёл, опираясь на плечо молодого монаха. Все поднимались и пропускали его вперёд.
Жителям городка было известно, что престарелый настоятель не только подписал воззвание в защиту мира, но и призвал последовать его примеру всех своих прихожан.
Но в тот момент, когда настоятель подошёл к трибуне, с западной окраины стадиона раздались крики:
- Полицейские!
Вслед за этим послышались свистки, и участники митинга увидели большую группу полицейских, спрыгивающих с грузовой автомашины.
Несколько полицейских на мотоциклах подкатили к трибуне. За ними подъехал автомобиль.
- Немедленно разойдитесь! - приказал полицейский начальник, сидевший в машине.
Размахивая дубинками, его подчинённые окружили трибуну.
Стадион взорвался гулом гневных голосов:
- Где вы были, когда фашисты хулиганили?
- Американские холуи!
Полицейский начальник взмахнул рукой в белой перчатке, и полицейские бросились в первые ряды. Сидящий на клёне Дзиро увидел, как один из полицейских подбежал к настоятелю, замахнулся на него, но Имано и ещё несколько рабочих схватили полицейского и сбили его с ног.
В это время Дзиро услышал крики внизу. Масато проворно, как обезьяна, стал подниматься вверх и уселся рядом с Дзиро. Внизу, угрожающе размахивая дубинкой и громко ругаясь, стоял сам «бегемот» - огромный детина, один из старших полицейских Одзи. О нём говорили, что он во время войны служил в жандармерии и избивал арестованных мокрыми полотенцами, свёрнутыми жгутом, отбивая им лёгкие.
- Слезть немедленно! - гаркнул он, размахивая дубинкой. - А то стащу и переломаю все кости.
Но Дзиро и Масато предпочли взобраться ещё выше. Тогда полицейский швырнул в них камень.
- Иди сюда! - крикнули сверху. - Бегемот!
Вокруг послышался смех мальчишек, сбежавшихся к дереву. На выручку приятелей поспешил Сигеру. Он подбежал к полицейскому и, изобразив на лице неподдельный ужас, крикнул:
- Господин полицейский, я видел, как вон там, у самого овражка, упал и не поднимается… какой-то полицейский… Кажется, начальник! Туда все побежали.
- Упал? Где? - рявкнул «бегемот» и помчался в ту сторону, куда показал Сигеру.
Дзиро и Масато быстро соскользнули с дерева.
- Что случилось? - спросил Дзиро, потирая ушибленную ногу.
Сигеру ухмыльнулся и скорчил гримасу:
- Ничего особенного… Бегемот поверил мне и решил немножко пробежаться. Надо удирать, а то он сейчас вернётся.
Глава седьмая
ПРАЗДНИК
Уже с самого рассвета праздничный день обещал быть солнечным и спокойным. Небо было безоблачным, в лощинах таял туман, широкая гладь озера застыла, словно зеркало. Нежно-розовая заря позолотила верхушки священных криптомерий, и радостный щебет птиц возвестил начало дня. Птицы высоко взлетели в светло-голубую высь, чтобы первыми встретить восход солнца.
Но вот из-за позолоченной кромки соснового леса брызнули солнечные лучи, и светлая кровля храма Инари блеснула, словно облитая расплавленным серебром.
Начали просыпаться люди. Многие торговцы-разносчики, прибывшие в Одзи на праздник, спали тут же, в парке, на скамьях и на рогожных подстилках, придерживая руками колясочки, лотки и корзины с товарами. Некоторые разместились в пристройках храма, у священников.
С первыми лучами солнца торговый люд зашевелился: начали раскрывать свои лотки и свёртки, выбирать места для торговли. По дороге, усыпанной галькой, вдоль больших развесистых деревьев и гранитных фонарей потянулись целыми семьями жители городка.
День начался. В парке, окружавшем храм, зазвенели весёлые детские голоса, смех, песни. Торговцы стали зазывать покупателей криками и звуками гонгов, барабанов и трещоток. Дети прохаживались вдоль лотков и не спускали глаз с сушёных персимонов, нанизанных на палочки, засахаренных земляных орехов, рисовых лепёшек, обёрнутых в дубовые листья, печёных каштанов и прочих яств.
В одном месте дети окружили бродячего торговца рисовых тянучек, созывающего покупателей глухими ударами гонга. Он снял со своего коромысла закрытые плетёнки и присел перед детьми на корточки. Живые, любопытные мальчишеские глаза следили, как он из небольшой трубки, обмазанной липким тестом, выдувает шарики и как эти шарики после нескольких ловких движений его пальцев превращались в крохотных собачек, лисичек, обезьянок и даже неуклюжих человечков. Рядом с бродячим торговцем тянучек сидел человек с наголо обритой, как у буддийских священников, головой. Сбоку возле него лежало несколько маленьких раскрытых мешочков с пёском, окрашенным в различные цвета. Не глядя на них, он брал то из одного, то из другого мешка горсти песка и ловко рассыпал его по земле так, что перед зрителями возникала какая-либо картинка: деревенский домик у горного потока или битва двух драконов в облаках. Некоторые прохожие швыряли в его корзиночку смятые бумажные деньги или сигареты.
А каких только игрушек не продавали на лотках и в лёгких, наскоро сколоченных лавчонках возле фонтана! Здесь висели на бечёвках квакающие лягушки, бабочки и стрекозы, размахивающие прозрачными крылышками, крошечные деревянные и плетёные сандалии, картонные крокодилы, черепахи, куколки и многоярусные башенки - пагоды; были тут и деревянные и жестяные самурайские мечи, револьверы и автоматы, танки и самолёты. В стороне на длинных бамбуковых шестах раскачивались ярко раскрашенные маски барсука, тигра, бородатого бога ада - Энма и горного демона - Тэнгу с длинным носом, с жадным взглядом и хищным оскалом. Тэнгу был поразительно похож на американского полковника Паттерсона, стоявшего со своим гарнизоном в Одзи. Гуляющие толпились возле этой маски и посмеивались.