- В чем дело? - недовольно произнес капитан де Орельяна, подходя к толпе.
- Драка, сеньор капитан, - с готовностью пояснил Агиляр. - Медина чуть Сорию не придушил…
Орельяна нахмурился и бросил на меня быстрый укоризненный взгляд.
- Эскривано, - пробормотал Гарсия. - Где… эскривано?..
- Я здесь…
Франсиско де Исасага вошел в круг. В руках у него был свиток бумаги, перо и глиняная бутылочка с темной жидкостью, заменявшей чернила.
Гарсия тяжело дышал и ежесекундно глотал слюну. Только теперь его побагровевшее лицо начало приобретать обычный серовато-желтый, нездоровый цвет.
- Пиши, эскривано, пиши… Вот этот…
Гарсия с трудом поднял руку, и его длинный узловатый палец остановился на мне.
- Не нужно! - властно произнес Орельяна. - Этим мы займемся, когда…
- Сеньор капитан, индейцы! - раздался истошный крик с кормы.
Орельяна, сверкнув глазом, выхватил меч и поднял его над головой.
- Тревога! Все по местам! - скомандовал капитан. Потом взглянул на меня и кивнул альфересу:
- Этого забияку посадите на весла. Да проследите, чтобы снова не сцепились, ясно?
Де Роблес толкнул меня в бок, и мы, пригнувшись, побежали к лавкам гребцов. Я сменил на веслах Гонсалеса, которого это не слишком обрадовало: индейские стрелы уже свистели над бригантиной.
Наши арбалетчики и аркебузники тоже открыли огонь по приближавшимся лодкам туземцев. Остальные солдаты легли на палубу и стали наблюдать за сражением через бойницы, проделанные в высоких, недавно надстроенных бортах «Виктории». Атака индейцев не была опасной: дюжина каноэ с полусотней воинов не представляла для нас серьезной угрозы.
О Гарсии все забыли. Но он никак не мог примириться с этим.
- Куда же вы?! Эскривано! Сеньор капитан!..
Долговязая тощая фигура, покачиваясь, двинулась к носу бригантины, откуда Орельяна руководил боем. Вот Гарсия тронул капитана за плечо, тот обернулся и сделал нетерпеливое движение - отстань! Но кастилец, казалось, сошел с ума: он снова цепко схватил капитана за плечо.
- Ты не смеешь прощать изменника, капитан! - хрипло выкрикнул он.
- Убирайся к дьяволу! Нашел время. Успеем! - гневно воскликнул Орельяна и смахнул руку Сории.
Гарсия выпрямился во весь рост. Он был вне себя: жажда немедленной мести владела им. Он повернулся, нашел меня взглядом и, оскалив белозубый рот, хрипло засмеялся. Оборванный, заросший щетиной, он был похож на безумного нищего.
- Ага! - завопил он. - Капитан не простил тебе, паршивый юнец!.. Скоро мы тебя - того… Ха-ха!..
Скелет хотел добавить что-то, но раздался тихий свист, и длинная индейская стрела вонзилась ему в руку,
чуть пониже локтя. Гарсия охнул, сел на палубу и стал бережно вытаскивать впившуюся в мякоть руки стрелу.
- Удирают! Сантьяго, удирают! - заорали арбалетчики Селис и Бургос. Действительно, индейские каноэ спешно удалялись от наших бригантин, направляясь к еле видной полоске далекого берега. Бой был окончен, враг бежал, и солдаты, возбужденно переговариваясь и смеясь, поднимались на ноги. Я продолжал грести.
- А-а! Что это? Аа-а!! - жуткий вопль Гарсии заставил меня вздрогнуть и поднять голову. Гарсия-Скелет с ужасом глядел на окровавленную стрелу, от которой ему, наконец, удалось освободить руку. Я не понял сначала, отчего пустячная рана привела его в такой ужас, и в первое мгновение решил, что мой враг рехнулся.
- Яд! - воскликнул Агиляр, тщательно вглядевшись в наконечник стрелы. - Смотрите, смотрите же, черный сок!..
Даже гребцы не удержались от искушения посмотреть на отравленное оружие дикарей. Мы бросили весла и подошли к толпе, окружившей Гарсию. Лишь четверо индейцев гребцов продолжали скрипеть уключинами, помогая Великой реке нести бригантину к морю.
Я встал на цыпочки, оперся о плечи соседей и взглянул через их головы на раненого. То, что я увидел, заставило меня вздрогнуть. Гарсия, посиневший и страшный, трясся всем телом и молчал. Глаза его казались стеклянными, на губах выступила пена.
- Эй, Сория, что с тобой? - участливо склонился над ним широкоплечий Хуан де Элена.
Гарсия не отвечал. Но когда де Элена попытался было подхватить его под мышки и поставить на ноги, кастилец забился в конвульсиях, закатил глаза и забормотал :
- Измена… Они бежали… Сжечь еретиков, сжечь… О, проклятие!.. Не хочу, не хочу-у-у-у!.. Отомстите им, они - изменники… Я сам, только сам…
Длинное сухопарое тело Гарсии-Скелета безжизненно повисло на руках солдат.
- Готов, - хмуро сказал де Элена. - Упокой его душу, дева Мария…
Солдаты сняли шлемы, над ухом у меня кто-то зашептал молитву. Патер Карвахаль и Франсиско де Орельяна - оба с черными повязками через лицо - склонились над умершим Гарсией.
- Да, умер, - сказал Карвахаль и перекрестил труп кастильца.
- Отнесите его на корму, - мрачно сказал капитан.
- Сеньор! Перед смертью он говорил о какой-то измене… И о мести. Что бы это все значило?
Широкобородый Муньос - один из друзей Гарсии - исподлобья смотрел на капитана. Однако на его вопрос ответил не Орельяна, а патер Карвахаль.
- Наверное, Муньос, он бредил, - устало произнес святой отец. - Не о мести сейчас надо думать, а о прощении его души… Отнесите же его на корму, вы слышали, что сказал капитан?
- Нет, это не бред! - раздался звенящий голос.
Хуан де Аревало энергично пробивался сквозь толпу. Его красивое лицо было бледным, как полотно, глаза смотрели решительно и сурово.
- Хуан? - удивленно вскинул голову Франсиско де Орельяна. Тень беспокойства скользнула по его лицу.
- Не бред! - снова горячо воскликнул мой бывший друг. - Знайте, солдаты, что среди нас есть изменник и еретик. Совсем недавно он был верным христианином и честным дворянином. Но индейская колдунья, видно, опоила его дьявольским снадобьем, и теперь он совсем другой… Он клевещет на нашего короля, называет всех нас сворой бандитов…
Солдаты возмущенно зашумели, послышалась негодующая брань.
- Он готов отречься от бога и стать язычником… - продолжал Хуан, и снова в толпе раздались злобные выкрики и ругательства.
- Он даже попробовал удрать вместе со своей ведьмой к нашим врагам, но мы его поймали и…
- Кто он? Предатель! На виселицу его! - заорали во всю глотку солдаты, потрясая кулаками, и голос Хуана утонул в их зычном реве.
- Я!
Тогда я ничуть не боялся этих озверевших убийц и бездумных фанатиков. Они отпрянули от меня, как от самого дьявола, а я… Я с улыбкой сострадания смотрел в тупые, искаженные злобой рожи, и от души жалел их, ожесточившихся слепцов, в сердцах которых не осталось уже ничего человеческого. Я знал, что сейчас они бросятся на меня и, быть может, изрубят на куски или вздернут на мачте, но страха не было: была лишь ненависть, и презрение, и жалость к ним.
Первым опомнился капитан. Он мгновенно оценил обстановку и решил не допустить кровавого насилия надо мной. Обнажив меч, он крикнул:
- Ни с места! Приказываю слушать!
И затем быстро скомандовал:
- Муньос, Домингес и Сеговия! Обезоружить его и привязать к мачте! Гонсалес, Перучо и Бургос, схватите ведьму! Прикрутите ее с другой стороны! Остальным не двигаться с места!
Когда дядя опутывал меня толстой веревкой, он не смотрел мне в лицо. Но по его повлажневшим глазам я заметил, что железный Мальдонадо потрясен и взволнован. Видно, бывалый конкистадор понял, что теперь дела мои совсем плохи. Я не видел, как привели Апуати, но когда ее привязывали, услышал прерывистое дыхание девушки.
Мы оба молчали и никак не реагировали на издевательские шутки и грязную брань солдат.
- Солдаты короля! - величественно произнес Орельяна, когда нас с Апуати, наконец, прикрутили к мачте спинами друг к другу. - Вы знали Бласа де Медину как отважного воина и верного друга. Но человеку трудно устоять перед соблазном дьявола. Языческая ведьма задалась целью погубить христианскую душу юного идальго, и это ей почти удалось. Слава богу, мы вовремя пришли к нему на помощь. Мы не допустим, чтобы его душа отправилась на небо, обремененная тяжестью грехов, и потому дадим Бласу возможность искупить их подвигами во имя бога и короля. Святая инквизиция впоследствии определит ему меру наказания, а пока он здесь, с нами, мы прикуем его к веслам, лишим оружия и будем обращаться с ним, как с презренным индейцем… Наши святые отцы наложат на него суровую эпитимию, чтобы душа его нашла свое спасение…
- Сжечь изменника! - со злостью выкрикнул кто-то из задних рядов.
Но с Орельяной спорить было опасно.
- Нет! - загремел он и метнул грозный взгляд в сторону, откуда раздался выкрик. - Он заблудший христианин, а мы - не сарацины. Но обещаю вам, солдаты, что сегодня вечером на нашей краткой стоянке вы разложите священный костер правосудия. Проклятая язычница угодит в костер, и я вместе с вами буду любоваться столь поучительным зрелищем!..
- Палачи! Жгите и меня! - в исступлении закричал я, но меня мало кто услышал - такой гам подняли обрадованные решением капитана солдаты. Все же на всякий случай дядя заткнул мне рот кляпом.
- Молчи, болван! - сердито прошептал он и, не в силах сдержать возмущение, отвесил мне звучную оплеуху. Солдаты радостно заржали. А Франсиско де Орельяна грустно покачал головой, ханжески вздохнул и, обратившись к де Роблесу, нарочито громко сказал:
- Несчастный юноша! Языческий дурман затуманил его голову. Ничего, скоро все пройдет… Святые отцы помолятся за него…
Тонкая улыбка тронула его губы, и он равнодушно повернулся ко мне спиной.
Солдаты разбрелись по бригантине, а мы с Апуати остались, привязанные к своему позорному столбу. Я слышал, как девушка тихо всхлипывает, называет меня по имени, по-индейски оплакивает нашу судьбу. Но я не мог утешить ее - говорить мне мешал вонючий кляп. Впрочем, не будь кляпа - все равно, чем бы мог я облегчить страдания девушки, которой оставалось жить всего несколько часов?
Внезапно я подумал о Мехии. Хуан в запальчивости забыл назвать его имя. И капитан промолчал. Конечно, Орельяне плотник еще пригодится, но отчего же Хуан до сих пор не разоблачил Диего Мехию? Невероятно, чтобы Диего оказался предателем и трусом, как Эрнандес. Почему же его щадит Хуан?