В последние дни марта 1942 года дивизия впервые получила значительное пополнение – 1585 человек. Новые бойцы в ротах, батареях знакомились с историей частей, подвигами воинов, осваивали военную технику и оружие, учились у старых солдат, как нужно воевать. Многое должен знать человек, многое уметь самому, чтобы стать хорошим солдатом. Иметь чувство любви к Родине, к своему народу, к товарищам. Знать оружие и как им пользоваться в бою, ухаживать зимой и летом, чтобы было безотказно; уставы, наставления и многое, многое другое, не писанное, но необходимое. Скажем, как после многокилометрового марша зимой на поле спать и не обморозиться; как сделать укрытие для себя и орудия на болоте; по каким признакам выявить вражеского снайпера или артиллерийского наблюдателя. Командиры и политработники в частях и подразделениях, несмотря на сложности и трудности жизни, быта, боевой обстановки, учили молодых солдат. Бывалые «старые» солдаты делились с ними своим опытом. Все понимали, что самые главные бои предстоят впереди.
В эти дни вернулся в состав дивизии второй батальон 1117-го СП, находившийся с января в районе Слободы, прикрывавший левый фланг армии. Колонна батальона подходила к деревне Старое Село в дневное время, что явилось причиной неоправданных потерь в личном составе. Вражеский самолет-корректировщик обнаружил колонну. Старое Село уже было ранее пристреляно артиллерией противника. Командир батальона шел в голове колонны, довольный возвращением в свой родной 1117-й стрелковый полк. Самолет-корректировщик летал довольно далеко, но, очевидно, наблюдал за передвижением батальона, передал сигнал на открытие огня, когда колонна подошла к пристрелянному месту. Упал сраженный насмерть осколком снаряда комбат старший лейтенант Матюшин. Были и другие убитые и раненые. На войне за ошибки платят дорогой ценой.
В первых числах апреля 1942 года произошла смена командования дивизии. Полковник Князьков Сергей Алексеевич убыл на должность командира 16-й гвардейской, бывшей 249-й стрелковой дивизии, получил воинское звание – генерал-майор.
На должность командира нашей 332-й Ивановской имени Фрунзе стрелковой дивизии прибыл подполковник Назаренко Тихон Николаевич. Постепенно дошла в подразделения его биография, в основном периода военного времени. До войны был кадровым офицером в пограничных войсках. В начальный период войны в должности командира полка отличился в оборонительных боях под городом Селижарово. Будучи командиром стрелкового полка в 249-й СД, сражался под Андреаполем, освобождал Торопец. Это он командовал полком, прорвавшимся к Витебску в корце января – начале февраля 1942 года. Богатая боевая биография. Возраст – 42 года – давал основание полагать о наличии зрелого ума и жизненного опыта. Говорили, что с подчиненными обращается уважительно. Все это нам было не безразлично. В его распоряжении были наши жизни, судьбы, в значительной мере успехи и неудачи.
С первых же дней вступления в должность Т. Н. Назаренко пришлось руководить недостаточно подготовленной боевой операцией по овладению Беляево, проходившей с 17 по 19 апреля. В эти же дни на Миловиды наступали части 249-й СД.
332-я СД наступала силами 1117-го и 1115-го стрелковых полков и дивизионной школы курсантов. Несмотря на двухмесячное пребывание дивизии в районе проведения операции, многими командирами были допущены ошибки, обусловленные слабым знанием местности и противостоящего противника, его обороны.
891-й артполк не имел достаточно хороших наблюдательных пунктов, стрельба велась по площадям, была недостаточно эффективна. 1117-й СП начал сближение с противником через лес, попал под сильный артиллерийский и минометный огонь, залег. Назначенная на 11.00 часов атака не удалась.
1115-й СП тоже должен был до атаки противника в Беляево преодолеть лесной массив. Его стрелковые батальоны сбились с намеченных маршрутов, попали под огонь противника, понесли потери. Когда во всем разобрались, было уже поздно. Попытки исправить положение на следующий день успеха не имели. Не удалось окружить противника в Велиже. Но поражение противостоящему противнику в боях в феврале, марте, апреле 332-я СД нанесла значительное. Это признали и сами немцы. Пленный ефрейтор из 10-й роты 358-го пехотного полка 205-й немецкой пехотной дивизии сообщил следующее: «На советско- германский фронт я прибыл из Франции в конце февраля 1942 года. В то время роты моего полка насчитывали по 170 человек. Несмотря на пополнения, ко второй половине апреля самой сильной ротой в полку считалась та, в которой насчитывалось 60–65 человек».
В предвидении боевых действий, наступающим летом, 1117-й СП в конце апреля начал строить оборону по рубежу Жигалово – Печенки— Малая Ржава – Большая Ржава.
На переднем крае временно установилось относительное затишье. Обе стороны активно готовились к новым боям.
В последней декаде апреля мне довелось еще раз побывать в партизанском районе. На этот раз в Понизовье, за рекой Каспля. Эта река берет начало под Смоленском, протекает на север к Демидову, а затем поворачивает на запад и впадает в Западную Двину. Большое село
Понизовье расположено на ее южном берегу в 30 километрах западнее Демидова. Меня пригласил в эту поездку капитан Герасимов из дивизионного отдела продовольствия. У него в Понизовье числился в наличии склад государственного зерна, чудом сохранившийся с довоенного времени. Предстояло выяснить возможность вывоза зерна для питания личного состава дивизии. Герасимов заверил, что на поездку имеется разрешение командира дивизии.
Ехали верхами на лошадях. Правее в нескольких километрах виднелась восточная окраина Касплянского леса. Считалось, что выходы из леса контролируются подразделениями 145-й СД, но в действительности после выезда за пределы дислокации нашей дивизии мы военных нигде не встречали. Километрах в десяти не доезжая Понизовья в одной из деревень ночевали. Жители – одни женщины, дети, старики. В беседе выяснили, что молодые в армии или в партизанах. Рано утром продолжили поездку. Навстречу, со стороны Понизовья, попадались беженцы из местностей, где находились гарнизоны немецких войск.
С одной беженкой, молодой женщиной, еврейкой, беседовали. Она проживала в городе Рудне, ушла из дома из боязни репрессий со стороны немцев и полиции. День только начинался, а мы уже достигли правобережной части села Понизовье. В одном из домов остановились на короткий отдых и для получения информации об обстановке на том берегу. Здесь же оставили под присмотром хозяина своих лошадей. На лодке переправились на южный берег. Село, казалось, жило спокойной жизнью, даже работала столовая за советские деньги по довоенным ценам. Существовал и действовал местный Совет. Возле Совета встречались мелкие группы и одиночные вооруженные люди – партизаны, численностью до 20–30 человек. Капитан Герасимов переговорил с кем-то из руководителей Совета, а затем с их представителем мы пошли к хлебному складу. Зерна там оказалось тонн тридцать, на несколько сутодач всей дивизии. Однако взять его и вывезти в тылы дивизии не на чем. Склад закрыли на замок, ключи оставили у председателя Совета. Договорились организовать вывоз зерна позднее. По приглашению председателя Совета пообедали в столовой. В ней питались при нас в основном партизаны. Ночевали на северном берегу в доме, где оставили утром лошадей. Всё, что первоначаль- но намечалось выяснить в Понизовье, узнали. Я полагал, что будем возвращаться в дивизию. Оказалось, для меня есть еще одно поручение – сходить в одну из деревень в сторону Демидова, выяснить возможность получения колхозного скота за счет мясопоставок прошлого года. Странным показалось это поручение, но Герасимов был старше меня по возрасту и званию, решил не возражать. Кроме того, временно я был в его распоряжении. Переправился один на южный берег, прошел по шоссе в сторону Демидова 10–12 километров в нужную деревню, но колхозного скота там с осени прошлого года не было. Узнал от жителей, что их деревню даже местные партизаны редко посещают. Шел обратно в Понизовье и удивлялся существовавшей обстановке на фронте нашей 4-й ударной армии. Выходило, что всю зиму боевые действия велись на ограниченных участках территории вокруг городов Демидова и Велижа. Здесь, через Понизовье, можно было ходить на юг до города Рудни, а северо-восточнее Демидова был путь на Духовщину и Смоленск. От Понизовья до Рудни, до железной дороги Минск – Витебск – Смоленск каких-то сорок километров. Размечталась лейтенантская голова на уровне командующего фронтом, а то и выше: «Направить бы в эти “окна”, незанятые войсками противника, несколь- ко полнокровных дивизий с танками, рухнула бы вся оборона немцев от Ржева до Смоленска».
Но, видимо, не было тогда у нашего командования возможности воспользоваться благоприятной ситуацией. Немцы еще крепко сидели в районе Ржева и Демьянска, мечтая «завязать» мешок, создавшийся в результате наступления Северо-Западного и Калининского фронтов.
Утром третьего дня пребывания в Понизовье капитан Герасимов уехал в дивизию, а мне в последний момент поручил еще что-то согласовать с Советом относительно склада зерна. Проводив Герасимова, я переправился на южный берег, побывал у склада и в Совете. После полудня посыльный-партизан, разыскав меня, предложил срочно прибыть в их партизанский штаб. Около здания Совета было заметно тревожное оживление. Партизанский командир сообщил о приближении к Понизовью большой колонны немецких войск, против которой партизаны не в состоянии вести успешный бой. Рекомендовал и мне переправляться на северный берег Каспли, не задерживаясь. На вопрос о складе зерна, ответил, что склад будет уничтожен.
У лодочной переправы встретилась группа наших солдат численностью до полувзвода, спешившая на помощь партизанам. Удивился, откуда они появились. Прибытие малочисленного подкрепления не меняло обстановки.
Через полчаса с высокого северного берега Каспли я наблюдал, как колонна немецких войск не менее батальона с орудиями подходила к южной окраине Понизовья со стороны города. Окно в линии фронта с немецкой стороны закр