Недалеко от пушечной батареи на обочинах дороги рассредоточенно стояли три танка «Матильда» английского производства с малокалиберной пушкой, стрелявшей только болванками. Вместе с Язычьяном подошли к танкам, побеседовали с танкистами. «Наши танки по всем показателям значительно лучше английских, но пока своих мало», – сказал нам один из них. Это был единственный случай завсю войну, когда я видел военную технику союзников в боевой обстановке.
На командном пункте третьего стрелкового батальона встретил Леонова Павла. Он с конца августа вступил в должность заместителя командира батальона. Минометной ротой вместо него командовал лейтенант Анисимов Виталий Иванович, ранее бывший заместителем. Павел отозвался о своем преемнике очень похвально. «Доволен ли повышением в должности?» – спросил я Павла на правах давнего друга. «Видимо, так должно быть», – уклонился он от прямого ответа. Батальон в тот период вел с противником перестрелки и ночами разведывательные поиски, имея цель взять пленного. Удачи в этом пока не было. Большое внимание уделялось совершенствованию оборонительных сооружений. Продолжали строить ДЗОТы, блиндажи, завалы на лесных участках переднего края, устанавливали спирали Бруно, проволочные заграждения, фугасы, мины. «Все это организуется и делается под огнем противника. Хожу каждую ночь по передку, контролирую», – рассказывал Павел. Он попросил меня пристрелять батареей перед фронтом батальона дварубежа заградительного огня. Я подал ему свою карту и велел: «Укажи, где». – «Так не пойдет. Сначала пристреляй, а потом нанесем», – и предложил вместе это проделать. Пришлось согласиться. Пошли в стрелковую роту, которой командовал лейтенант Грибулин И. В. Павел указал на местности, где должны быть рубежи заградительного огня. От командира роты, через батальон, с трудом соединились с батареей. От ранее пристрелянного немецкого ДЗОТа я подготовил данные для стрельбы, и третья мина разорвалась там, где пожелал Павел. Второйрубеж пристреливать не стали. Я подготовил по нему данные для стрельбы пересчетом от пристрелянного первого рубежа.
Анисимов В. И. в 1944–45 гг. начальник артиллерии 1119-го СП
Длительное время, потребовавшееся для связи с батареей, побудило принять решение оборудовать передовой наблюдательный пункт батареи на правом фланге третьего стрелкового батальона. «Заградительный огонь батареи должен быть открыт раньше, чем пехота противника достигнет нашего переднего края», – убеждал меня Павел и был, конечно, прав.
На участке расположения роты за противником постоянно наблюдали по одному наблюдателю в каждом стрелковом взводе. Один из наблюдателей уступил свое место, и я некоторое время изучал оборону противника. С близкого расстояния она выглядела иначе, чем с высоты Белоусово. Перед немецкими окопами виднелись проволочные заграждения в один, местами в два кола. «Перед заграждениями, – сказал солдат-наблюдатель, – минные поля и звуковая сигнализация, все подступы к переднему краю пристреляны. Наши разведчики на прошлой неделе ночами дважды пытались добраться до немецких окопов, но их обнаруживали еще на подходе к проволоке. Немцы осветили местность ракетами, открыли огонь из пулеметов и минометов. Разведчикам пришлось вернуться, были раненые». Когда возвращались из роты на командный пост батальона, Павел дополнил рассказ солдата о разведывательных поисках. В августе и начале сентября полковые разведчики ходили брать «языка» по оврагу речки Чернавки. Прикрываясь высокими берегами оврага, до немецких позиций они добирались незаметно и иногда брали пленного. Немцы заминировали овраг, установили проволочные заграждения, и там наши разведчики последнее время успеха не имели. Начали пробовать в других местах, но тоже пока не получалось. Возле КП батальона встретил еще одного знакомого, Игоря Покровского, командира санитарного взвода батальона. Его медпункт был оборудован в землянке поблизости. В Иваново на формировке он выглядел мальчишкой, одетым в гимнастерку взрослого. Прошел год, я разговаривал с волевым, подтянутым, аккуратно одетым офицером. Даже голос изменился, стал как-то выразительнее. Он участвовал во всех боевых действиях полка и всегда рядом с передовыми подразделениями батальона, а иногда в их боевых порядках. «Здесь тоже не тыл, – сказал он, показывая глазами на многочисленные воронки от разрывов снарядов. – Это августовские, когда немец рвался к Двине. Теперь бьет реже и по видимым целям», – пояснил он.
Таким же порядком я познакомился с передним краем на всем участке обороны полка. Везде строили оборонительные сооружения, вели огневой бой с противником, отражали его вылазки мелкими силами на наш передний край, сами пытались взять «языка».
В конце октября командование дивизии силами штрафной роты приказало провести разведку боем на участке южнее Наумовки. С самого утра день был хмурый. Оборона противника едва просматривалась. После полудня дивизион 891-го артполка, моя баратея, минрота Анисимова провели артналет по окопам противника, а затем перенесли огонь на его фланги и в глубину. Рота дружно начала атаку, но дошла только до проволочных заграждений и залегла под сильным огнем всех видов оружия противника. Дотемна мы прикрывали ее отход на исходное положение.
Через несколько дней в подразделениях полка стало известно о подборе группы добровольцев для взятия «языка». Узнали об этом и в моей батарее. Все понимали, опасное дело – поход за «языком», но добровольцы нашлись. Первым вызвался на это дело Яковлев. За какую-то провинность его, офицера юридической службы, осудили в штрафной батальон, но в дивизии сжалились и направили рядовым в нашу батарею. Прибыл он к нам в конце октября, симпатичный на вид мужчина лет тридцати с небольшим, в офицерском обмундировании без знаков различия. При первом знакомстве он произвел положительное впечатление. Посоветовавшись, мы поместили его жить с нами в офицерской землянке. Не ошиблись – порядочным, культурным человеком оказался Яковлев. Назначили его в расчет миномета в подчинение к молоденькому сержанту Вишнякову, отличавшемуся скромным характером и добрым отношением к сослуживцам. Яковлев нес службу безукоризненно. Месяца через три, при хорошей от нас характеристике, была бы ему реабилитация. Но он желал по-настоящему, как все, искупить свою вину в бою с врагом, лицом к лицу, так сказать. Не без влияния Яковлева изъявили желание пойти за «языком» сержант Вишняков и наводчик – рядовой Суханов. Я доложил о добровольцах командиру полка и просил доверить подготовку разведывательного поиска нам самим. Вскоре такое разрешение было получено. В группу включили еще несколько добровольцев из других подразделений.
Возникло еще одно непредвиденное препятствие. Яковлев значился штрафником, и кое-кто засомневался, можно ли ему доверить инициативу в подготовке такого важного дела. Пришлось за него поручиться. В ноябре вечерами Яковлев и Вишняков уходили на передний край в стрелковые роты и подолгу изучали передний край обороны противника на правом фланге участка обороны нашего полка. Там местность была местами заболоченная, поросшая кустарником. Немецкие окопы находились от наших на удалении до полукилометра. Ни мы, ни противник активных действий здесь никогда не предпринимали. На следующий день результаты наблюдений и свои соображения Яковлев рассказывал офицерам батарей, с которыми вместе проживал.
Лейтенанты Климов, Чушков, политрук Кучин были ему хорошими собеседниками и советчиками. Когда объект разведывательного поиска – немецкий пулеметчик – был выбран, Яковлеву и Вишнякову было разрешено выдвигаться на наш передний край. На этой стадии подготовки командование полка назначило руководителем разведгруппы лейтенанта Раковского. Затем в подготовке поиска до половины декабря по неизвестной причине наступила пауза. Мы посчитали, что командование отказалось от идеи использовать людей, не имеющих специальной подготовки, в сложной и опасной операции. Специалисты-разведчики и те не имели успеха. Однако оказалось все не так. Дней за десять до нового, 1943 года начальник артиллерии полка капитал Кравченко Г. З. передал приказ командира полка – пристрелять батареей участок немецкого переднего края, где намечено провести поиск. Вместе с Яковлевым вышли в боевое охранение стрелковой роты. Он показал место, где в ночное время находится немецкий пулемет. Правее и дальше метрах в тридцати выделялось над поверхностью покрытое снегом какое-то сооружение, предположительно землянка. Пришедшие с нами батарейные связисты протянули от боевого охранения кабель до нашего передового наблюдательного пункта. Несколькими выстрелами немецкие окопы в нужном месте были пристреляны.
Перед наступлением Нового года, в последних числах декабря лейтенант Раковский, Яковлев и Вишняков еще раз выдвигались на наш передний край. Тщательно изучали расположение огневых точек противника, время смены постов, режим ведения огня, уточняли маршрут выдвижения от нашего боевого охранения до немецких окопов. Обо всей подготовке к поиску, надо полагать, было известно командованию дивизии.
Утром 31 декабря наших добровольцев-разведчиков потребовали в штаб полка. Мне было приказано, начиная с 22.00, быть в готовности по сигналу красных ракет открыть огонь по пристрелянному участку немецкой обороны.
В обусловленное время у нас все было наготове. Расчеты находились у расчехленных минометов. Я и все разведчики-наблюдатели напряженно всматривались в местность на правом фланге обороны полка. Михаил Листарков тоже, на всякий случай, подготовил данныедля стрельбы по участку проведения операции, дал команду на огневую позицию своей батареи о готовности к открытию огня. Около получаса до полуночи на правом фланге немцы немного постреляли, затем все стихло. «Видимо, немцы обнаружили наших, обстреляли, и все сорвалось», – сказал кто-то из наблюдателей. И вдруг… лаконичный доклад с огневой позиции батареи: «Уже пришли», а спустя время – радостное известие: наши взяли в плен немца-пулеметчика вместе с пулеметом и, минуя штаб полка, уехали в штаб дивизии.