В начале февраля 1944 года закончилось мое лечение. На кистях и пальцах рук появилась новая кожа, почти выросли новые ногти. Перед отъездом на фронт осмотрел центральную часть города.
В декабре 1941 года наш минометный дивизион проходил через Калинин, только что освобожденный от оккупантов. По сравнению с впечатлениями того периода, казалось, город основательно оправился. Купил на «черном рынке» за четыреста рублей бутылку водки, чтобы при прощании угостить товарищей по палате. На закуску денег не было. Буханка хлеба стоила сто рублей, и соответственно все остальное.
Офицеры из госпиталей к местам службы добирались самостоятельно через офицерские запасные полки. Здесь офицеры какой-то период времени ожидали назначений. На попутном транспорте добрался до запасного полка, расквартированного в одном из уцелевших сел Смоленщины. Не оформляясь, побеседовал с ранее прибывшими и зачисленными в полк офицерами, с кaнцeляpиcтaми, узнал кое-что о порядках, в нем установившимся. Отдельные офицеры засиживались в полку по нескольку месяцев, иные – несколько дней. Некоторые, не оформляясь, уезжали в свои части самовольно. Решил и я не задерживаться в запасном, не потому, что стремился воевать, а из желания попасть в свой полк, в свою Ивановскую дивизию, к своим боевым товарищам. Рано или поздно – все равно предстоял фронт и передний край. На попутных, местами пешком продвигался ближе к фронту. Ночевал где придется. После одного из ночлегов отдал гостеприимным, но разоренным войной хозяевам дома пару валенок, полученных при выписке в госпитале. Одел просторные яловые сапоги, в которых в декабре оказался в медсанбате. Стояла оттепель, и они более подходили к погоде. Питался по продовольственным талончикам, выданным в госпитале, на специальных питательных пунктах, существовавших тогда на фронтовых дорогах. Кормили нашего брата военного на этих пунктах не очень жирно, но жить было можно. В одной из деревень Витебской области 10 февраля нашел штаб артиллерии Четвертой ударной армии, в которую тогда входила 332-я СД. Однако офицеров в штабе не оказалось. «Находятся в частях», – ответил дежурный и по соображениям «военной тайны» ни во что более не посвятил. Удалось узнать лишь, где находится дом, в котором проживает командующий артиллерией армии. Решился пойти туда без определенных пока намерений, хотя знал, что начальство не любит, когда тревожат по месту жительства. В доме из военных оказался только ординарец командующего, солдат-ивановец. Узнав, что я из 332-й Ивановской дивизии, он принял меня как родственника, накормил, оставил ночевать, а самое главное – проинформировал о событиях последних двух месяцев. Весь январь дивизия была во втором эшелоне войны, получила пополнение, занималась боевой и политической подготовкой, приводила в порядок материальную часть оружия. В начале февраля боевые действия на участке армии вновь активизировались, 332-я СД вступила под Витебском в боевые действия. Опечалило его сообщение о гибели в последних боях капитана Листаркова Михаила. В данный момент, завершил рассказ мой добрый собеседник, командующий артиллерией армии и офицеры штаба находятся под Витебском, где началось наше новое наступление с задачей взять город. После таких известий не спалось. По правилам, в штабе артиллерии мне следовало получить назначение на должность. В своем полку примут и так, решил я. Рано утром 11 февраля вышел на шоссе с намерением добратьсядо района боевых действий.
К линии фронта непрерывным потоком шли воинские автомашины, автобусы, орудия на тракторных прицепах, соблюдая интервал в 15–20 метров на случай налета вражеской авиации. Но день был пасмурный, и только начинался, самолеты пока не появлялись. Войска, как я понимал, предназначались для развития успеха в случае прорыва вражеской обороны. На попутной машине проехал километров пятнадцать, затем по указкам разыскал «Хозяйство Прохно». Так, по фамилиям командиров было принято для конспирации обозначать части и подразделения. В густом смешанном лесу сосредоточился 1117-йСП в ожидании приказа о вводе в бой. Удивительно быстро нашел свою батарею. Они провели ночной отдых под открытым небом и только что покормили личный состав завтраком. Тепло поздоровался с офицерами, солдатами.
Я еще не был их командиром, не числился даже в списке личного состава полка, но фактически все они меня таковым признавали и соответственно относились. Это было приятно чувствовать и сознавать, что находишься среди боевых товарищей, среди друзей. Ефим Бабий через два часа должен был идти вместе с командиром полка на рекогносцировку, но все же нашли возможность побеседовать. Он рассказал о событиях февраля 1944 года, после прихода дивизии под Витебск.
В январе 1944 года, после ожесточенных боев под Витебском, 1117-й стрелковый полк получил пополнение солдат и офицеров. Член военного совета армии генерал П. А. Белик вручил полку боевое знамя. Справа – командир полка подполковник П. К. Прохно. Личный состав полка перед боевым знаменем принял присягу
2 февраля, после 110-километрового марша, части дивизии сосредоточились в районе северо-западнее Витебска, в лесу, в двух километрах юго-западнее села Новая Деревня. Противник оборонялрубеж: северная опушка леса южнее деревни Цыганы, южная окраина деревни Горбачи, деревня Волково. По району сосредоточения дивизии противник весь день и последующую ночь вел огонь из артиллерии и шестиствольных минометов. Похоже, немецкое командование узнало о наших намерениях и о сосредоточении дивизии. Это, конечно, личное мнение
Ефима, сложившееся при оценке всего им виденного в те дни. С наступлением вечера по одному стрелковому батальону от 1115-го, 1117-го, 1119-го стрелковых полков сменили на переднем крае подразделения 1117-й СД, державшие здесь оборону. Все делалось очень спешно и не очень понятно для исполнителей. Утром третьего февраля нужно было наступать, а вечером второго февраля батарея еще не знала, по каким целям вести огонь. С рассветом начали артподготовку. Батарея вела огонь по вероятному противнику, по площади, а не по конкретным целям. Пехота пошла в атаку, понесла большие потери, успеха не было.
С боевым знаменем подполковник П. К. Прохно и почетная охрана, знаменосцы проходят перед сроем полка
Позднее о некоторых причинах неудачных боевых действий дивизии 3 и 4 февраля 1944 года стало известно больше, командир дивизии полковник Егошин Т. Ф. в те дни болел. Его замещал начальник штаба полковник Казанок. Приказ командира 91-го стрелкового корпуса о наступлении был передан в дивизию третьего февраля в три часа ночи, а в восемь утра должна была начаться артподготовка. Собрав в 4 часа 30 минут командиров полков и начальников артиллерийских групп поддержки пехоты, полковник Казанок поставил им задачу на вывод в исходное положение батальонов вторых и третьих линий. По замыслу операции, они должны были наступать вслед за батальонами первой линии – штурмовыми. В 8.00 часов Казанок с опергруппой вышел и к 9.30 прибыл на наблюдательный пункт, артподготовка уже началась. Батальоны вторых и третьих линий выходили в исходное положение во время артподготовки под сильным артиллерийским огнем противника, не уточнив заранее своих направлений атак.
Артиллерия и минометы всех стрелковых полков, став на огневые позиции только в ночь на третье февраля, не успели изучить целей противника, а потому не могли заранее произвести их пристрелку, отчего огонь был не по целям, а по площадям, и огневые точки врага оказались неподавленными.
В 10.45, после шестидесяти пяти минут артподготовки, дивизия атаковала противника на северной опушке леса южнее Цыган, имея боевой порядок в линии полков – справа 1115-й, в центре – 1117-й, слева – 1119-й, построенных в три линии батальонов, в которых первая линия – штурмовые батальоны. В 300 метрах позади – батальоны второй линии, в 500 метрах за ними – батальоны третьей линии.
Противник открыл по наступающим глоссированный огонь двух полков артиллерии, пяти минометных батарей, метательных аппаратов, самоходных орудий, пулеметов. Выпустил по боевым порядкам нашей пехоты и позициям артиллерии более 15000 снарядов и минуту. Наша пехота залегла на подходе к переднему краю обороны противника, неся большие потери.
На следующий день в 10 ч. 30 м., после 15-минутного артналета, в бой ввели батальоны вторых и третьих линий. Поддерживали атаку танки 143-й танковой бригады. Несколько раз пехота поднималась в атаку, но успеха не имела. Семь танков завязли в болоте, два были подбиты. (ЦАГЛО СССР, фонд 332-й СД, опись 1, дело 55, стр.108).
Мой боевой товарищ Ефим Бабий очень сдержанно высказал неудовлетворенность организацией этого боя: «Всё делалось очень спешно и не очень понятно для исполнителей». Он в своей должности не всё знал, иначе сказал бы гораздо резче. Печальны были эти два дня для Ивановской дивизии. По причине больших потерь в стрелковых полках из трех батальонов сделали по два. В батальонах вместо трех стрелковых рот – две. Несколько дней приводили части в порядок.
12 февраля, в день, когда я нашел свой 1117-й СП, он находилсяв лесу юго-восточнее деревни Заполье. Это в нескольких километрах левее участка фронта, где дивизия вела бой 3 и 4 февраля.
Быстро промелькнули почти два часа беседы с Ефимом Бабием, в которой участвовали и другие офицеры батареи. Наш разговор прервался появлением посыльного из штаба полка. Ефима Бабия вызывал начальник артиллерии полка майор Бабарыкин Е. М. Он ранее был заместителем командира дивизиона в 891-м артполку, а в 1117-й СП прибыл после ранения Кравченко Г. З. Предстояло идти на рекогносцировку. О том, как живут в тылу, что видел, что слышал, обещал я рассказать Ефиму после боя.
Гибель боевых товарищей-батарейцев
Непривычно было во время боя находиться в хозвзводе батареи, чувствовал себя неудобно. Такое ощущение было потому, что привык в бою быть всегда на переднем крае и видеть противника своими глазами. В действительности вокруг все люди были участниками боя, выполняли каждый свою роль в нем. Вели огонь по вражеским укреплениям батареи тяжелых орудий. Невдалеке стояли «Катюши», готовые к завершающему артподготовку залпу. В лесу притаились замаскированные танки, готовые двинуться в прорыв обороны для развития успеха в направлении Витебска. Из-за плохой погоды действия авиации были ограничены как с нашей, так и с немецкой стороны. По всему было видно, что силы для наступления у нас были сосредоточены значительные. Однако события развивались неудачно. Наступавшаяна этом участке 360-я СД несколькими днями ранее вклинилась в оборону противника по фронту три-четыре километра и в глубину полтора- два километра. В этот «мешок», простреливаемый со всех сторон всеми видами оружия, 13 февраля ввели 1117-й СП для завершения прорыва обороны. Ефим Бабий занял наблюдательный пункт на окраине небольшой рощи в боевом порядке стрелкового батальона. Огневую позицию батарея заняла под прикрытием берега реки в километре позади наблюдательного пункта. Во второй половине дня, после артналета и залпа «PC», наша пехота начала наступление на противника, оборонявшегося на опушке леса севернее деревни Ковальки. Под сильным огнем противника продвинулись до 600 метров, понесли потери, залегли. Боясь нашего дальнейшего продвижения, немцы производили артиллерийские налеты по местам возможного сосредоточения войск, по своему бывшему переднему краю. Наступил вечер. Ефим Бабий, а с ним командир взвода управления Чушков П. Г., разведчики- наблюдатели, телефонисты – всего семь человек, устроились на ночь в большую воронку от разорвавшейся днем немецкой бомбы. Днем немецкие бомбардировщики совершили налет на рощу. Воронку немного подровняли, натянули вместо потолка плащ-накидки, и получился солдатский дом. Неожиданно подошел майор Бабарыкин Е. М. и тоже пожелал устроиться на ночлег. Свободного места не оказалось. Чтобы принять на ночь майора, Чушков, получив разрешение, ушел ночева