4 октября мы должны были быть в районе станции Куршенай, где связаться с начальником штаба артиллерии наступающей дивизии, уточнить боевую задачу и временно войти в ихподчинение. На наших картах Калягин поставил точки, обозначающие места огневых позиций, выделенных сводному дивизиону и минометной группе. Еще раз предупредил о сохранности в тайне боевой задачи, о чем разрешалось доложить только командирам полков. Уйдя от Калягина, устроили свое короткое совещание, договорились о времени и месте сосредоточения батарей и рот для последующего марша, согласовали другие вопросы, затрагивающие общие интересы.
120-миллиметровые минометные батареи выехали автотранспортом и прибыли в назначенный район несколько раньше минометных рот. Вблизи станции Куршенай за насыпью железной дороги заняли огневую позицию. В сосновой роще недалеко от станции нашел начальника штаба артиллерии дивизии, в распоряжение которой мы прибыли. Он нанес на мою карту передний край обороны противника в полосе готовящегося прорыва, рубежи ведения огня в период артподготовки, ее порядок, сигналы, дал позывные для телефонных переговоров. По огневым точкам противника, траншеям, ходам сообщений огонь планировался внакладку – артиллерией прямой наводкой, артиллерией с закрытых позиций и нашими минометными группами. Сложилось впечатление о необычно большом количестве артиллерии и минометов, привлекаемых для артподготовки. Огневой вал должен был проложить в обороне противника дорогу пехоте и танкам до города Куршеная, а это 3–4 километра. Это небольшой литовский город, расположенный по берегам неширокой реки Венты. От железнодорожной станции до города проходит прямая шоссейная дорога. По поручению начальника штаба, один из его подчиненных – капитан по званию, провел меня на передний край обороны. Когда шли по роще, обратил внимание на большое количество добротных блиндажей, построенных под кронами деревьев, на искусно сооруженные и замаскированные наблюдательные вышки на опушке рощи. При выходе из нее вошли в ход сообщения, глубиной в рост человека, что тоже удивило, и им прошли почти до переднего края обороны. Все это сделано для того, чтобы не видно было передвижений по поверхности земли, для маскировки подготовки боевой операции. Это мне очень понравилось. Правее шоссе, ведущего на Куршенай, остановились у небольшой землянки, ранее занимаемой передовыми наблюдателями одного из дивизионов их артполка. Ее выделили в мое распоряжение. Капитан указал на опушку леса, видневшегося в полукилометре левее шоссе, там был передний край обороны противника. Указал цели и рубеж первой обработки огнем нашего дивизиона в начале артподготовки. Пристрел разрешили провести только одним минометом.
Нa огневой позиции, занявшей по длине почти двести метров, всем руководил Моткин В. С. Времени до артподготовки оставалось в обрез, а дел полно. Одних боеприпасов завезли около 800 ящиков. Их нужно было разгрузить, разнести по минометам, замаскировать. Никогда так щедро не выделялось боеприпасов, даже в боях под Ригой. По одному этому признаку можно было предполагать о значительности предстоящей боевой операции.
Организацией связи занимался лейтенант Марков, и через пару часов Виктор Моткин с огневой позиции по телефону доложил о готовности вести пристрелку. К вечеру дивизион был готов к завтрашнему бою. Минометная группа Анисимова В. И. тоже провела пристрелку. Противник вел себя спокойно, даже не ответил на наши выстрелы. Стемнело, редкий ружейно-пулеметный огонь обозначал линию обороны немцев, да периодически ракеты высвечивали отдельные участки нейтральной зоны. Похоже, противник не подозревал о нашей готовности к наступлению, а это залог успеха.
На нашей стороне подготовились к бою многие тысячи людей, масса военной техники. Они где-то здесь рядом, но их не видно и не слышно. Мне дали связь от командира артиллерийской группы, но телефон молчал, и здесь соблюдался режим маскировки.
5 октября до рассвета пехотные батальоны первого эшелона заняли исходное положение для наступления. Моткин сообщил, что кормят людей завтраком и еще раз подтвердил, что все готово, настроение хорошее, ждут сигнала. Остались минуты до намеченного ранее времени начала артподготовки, а связи с командиром артиллерийской группы так и не было, только телефонисты изредка проверяли исправность связи. Утро выдалось хмурым, на небе тучи, временами моросил дождь. В этом, как оказалось, и была причина переноса времени начала боя. Около 11.00 часов прояснилось, появилась возможность для действия авиации. Поступил приказ в 11 часов 10 минут начать артподготовку.
Дрогнула земля от многих сотен орудий и минометов. Сплошная стена разрывов, земли и дыма поднялась и не опускалась по всему переднему краю обороны противника. Через 20 минут огонь перенесли на следующий рубеж. Пехота заняла первую немецкую траншею и продолжала идти за валом артиллерийских разрывов от рубежа к рубежу, как и было предусмотрено. Почти одновременно с переносом огня артиллерии в глубину немецкой обороны в бой пошли наши танки Т-34. С открытыми люками, на большой скорости они приблизились к цепи атакующей пехоты, а затем вырвались вперед. Прошло с начала атаки не более получаса, а звук боя уже удалился от насза рощу. Мы с Марковым стояли и наблюдали за ходом боя с возвышения наката нашей землянки, но сопротивления противника нигде не замечалось. По всему чувствовалось, что бой развивался для нас успешно. Артиллерийское сопровождение атаки завершалось, а у нас на огневой оставалось еще много боеприпасов, сэкономленных за счет сокращения продолжительности первого артналета. Решаюсь по своей инициативе провести огневой налет по маршруту вероятного отступления немцев. Готовлю данные для стрельбыпо мосту через реку Венту. Несколько десятков наших тяжелых мин пошли по этой цели. Из боя в тыл по дороге возле нас начали проходить раненые. Рассказывали, что на переднем крае немцы не смогли нам оказать сопротивления. Танкист с повязкой на голове сказал, что их танк подбил фаустник из засады. Экипаж, кроме него, уцелел, а фаустника пристрелили пехотинцы. Провели группу пленных, взятых на окраине Куршеная. Над полем боя появилась наша авиация. Девятки штурмовиков ИЛов на небольшой высоте пролетали над нами и обрушивали свои удары где-то в глубине обороны противника на его резервы.
Минометная группа Анисимова В. И. выполнила свою боевую задачу несколько раньше нас, так как 82-мм минометы имеют меньшую дальность стрельбы. Он решил посмотреть на результаты нашей артподготовки, прошел по бывшей немецкой линии обороны. Была настоящая мешанина земли, никакой растительности, траншеи все засыпаны, в них искромсанные трупы фашистов, покореженные остатки оружия. За лесом увидел разбитую батарею 105-миллиметровых орудий и опять много трупов. «Наша пехота наступала беспрепятственно, – вспоминал он. – Я избегал смотреть картины такой ужасной действительности».
Когда стало ясно, что прорыв удался и отражать контратак на этом рубеже не придется, мне передали разрешение убыть в свою дивизию, поблагодарили минометчиков за успешное выполнение боевой задачи.
В этот же день оборона противника была прорвана еще на нескольких участках, общей шириной до 76 километров по фронту и до 14–17 километров в глубину. Участники боя на узком участке переднего края видели лишь малую часть этой начавшейся грандиозной боевой операции. Позднее стало известно, что на направлении главного удара было сосредоточено наших войск: 35 стрелковых дивизий, 1323 танков, 9300 орудий и минометов (В. Курасов. «Рассекающий удар»). В роще, где начальник штаба артиллерии дивизии ставил мне перед наступлением боевую задачу, во время боя 5 октября находились представитель Ставки маршал А. М. Василевский, генерал армии, командующий 1-м Прибалтийским фронтом И. X. Баграмян, командующие армиями: 51-й – Я. Г. Крейзер, 43-й – А. П. Белобородов, 6-й гвардейской – И. М. Чистяков, 5-й танковой – В. В. Вольский. Войска перечисленных армий, а также 4-й ударной и 2-й гвардейской, находились в готовности для ввода в прорыв, образованный в немецкой обороне в первый день наступления.
На следующий день в прорыв для развития успеха вводились главные силы. Войска шли по нескольким маршрутам под прикрытием с воздуха нашей авиации. На одном из этих маршрутов мне довелось увидеть впечатляющее зрелище прохода лавины наших танков, самоходных орудий, артиллерии разных калибров, дивизионов «Катюш». Это были некоторые части 5-й танковой армии. Невольно вспомнился
1942 год, наступление от Осташкова к Демидову и Велижу. Вот бынам тогда такую силу, такую технику! Думалось: и откуда все взялось? Как мог наш народ в условиях длительной, кровопролитной, разрушительной войны, в условиях оккупации врагом значительной территории страны, при уходе самой работоспособной части населения в армию, создать все это, вложить в руки своих сынов «меч возмездия». Сердца наполнялись восхищением успехами славных тружеников тыла нашей великой страны. В то время ими были женщины, старики, подростки, зачастую полуголодные, работавшие иногда под обстрелами и бомбежками в холодных цехах, а то и под открытым небом. Высоко было в те годы общественное сознание народа, от самых больших руководителей до рядовых исполнителей. Четко и оперативно работал государственный механизм власти и управления, была высокая сознательная дисциплина. Болтунам, обманщикам, чинушам, хапугам и ворам ничего не прощалось.
Через неделю свершилось то, о чем мы, рядовые участники, в начале операции только догадывались. 10 октября 1944 года наши танковые и стрелковые дивизии вышли к Балтийскому морю в районе города Паланга. Свыше полумиллиона немецких войск на территории Латвии и Литвы оказались отсечены от Восточной Пруссии и прижаты к морю. Города Клайпеды, немцы называли его Мемель, в те дни взять не удалось, но он был блокирован со всех сторон и только по узкой полоске земли – косе продолжал иметь связь с Восточной Пруссией.
Войска нашей 4-й ударной армии, в том числе 332-я СД, расширяли фронт прорыва, вели наступление в северо-западном направлении, обеспечивая