В тот день я побывал в минометной роте, на позиции орудий прямой наводки, на НП 120-миллиметровой минбатареи и только к вечеру вернулся на КП полка. Около полуночи вместе с Ениным пошли поздравить с Новым годом командира полка П. К. Прохно. Он в те дни немного приболел. В его землянке были фельдшер Павеличева Е. И. и ее землячка Масленникова В. И. Посидели полчаса, скромно отметили Новый год, вспомнили и мой День рождения.
Первый день 1945 года на нашем участке обороны особенно не отличался от предшествующего. Немцы тоже праздновали и не очень активничали, лишь изредка постреливали дежурные пулеметы, прочесывая скрытые подходы к их обороне. Я постарался побывать почти во всех артиллерийских подразделениях, поздравил от имени командования полка солдат и офицеров. Кое-где беседовал со знакомыми ветеранами полка. Всех интересовал вопрос – когда же кончится война? И все надеялись увидеть этот конец войны, увидеть мир.
15 января, как всегда неожиданно, поступил приказ передать участок обороны другой части. Зимой не очень хочется покидать теплые землянки, но об этом только мысли в голове, а слов таких вслухне скажет никто. К утру 16 января полк сосредоточился в лесу северо-западнее города Мажейкяй. Прохно П. К. собрал всех командиров и приказал тщательно подготовиться к совершению марша. Куда? – не было сказано. Артиллеристам и минометчикам было чего везти, даже часть боеприпасов пришлось оставить. В середине января в Прибалтике было довольно много снега и стояли холода 10–12 градусов. Еще не наступили вечерние сумерки, полк походной колонной начал совершать марш, маршрут которого был сообщен на один переход только командованию полка. Прохно и я по его приглашению на перекрестке улиц в центре Мажейкяя наблюдали прохождение полка. Прошли штаб, батальоны, батареи. Немного задержалась по времени батарея 45-мм орудий, а когда подошла, то ее командир, старший лейтенант Марин, доложил, что одно орудие отстало, поломалась ходовая часть, а что конкретно случилось, он не знал. Командир полка приказал мне найти орудие и постараться отремонтировать. Дал мне маршрут второго перехода, рассчитывая, что я за двое суток справлюсь с ремонтом и догоню полк. Я взял себе в помощники на всякий случай лейтенанта Викулина. Полк ушел, стемнело, а мы стояли на перекрестке, не зная, где же искать орудие. Провели таким образом около часа. Неожиданно из-за поворота дороги показалась наша «пропажа». Артиллерийским тягачом в дорожной пробке повредило ходовую часть, орудие еле двигалось, нужно подремонтировать. Решили переночевать, чтобы утром при дневном свете все сделать хорошо, надежно. Мы уже отвыкли ночевать в домах и поначалу задумались, как нам быть, кого просить принять нас? Все решилось просто и быстро. По распоряжению военного коменданта нас, фронтовиков, помыли в настоящей бане с парилкой и веником, сменили нижнее белье, прожарили в дезинфекционной камере всю верхнюю одежду, накормили в настоящей столовой из тарелок и разместили ночевать в гостинице. Спали на кроватях с белоснежным постельным бельем и настоящими подушками. Все получилось, как в сказке. В мыслях было даже неудобно перед товарищами-однополчанами, шагавшими в это время в ночи, на морозе, по снежной дороге. Утром делились впечатлениями. «Завсю войну один раз так удалось», – говорили солдаты орудийного расчета, да и я только в госпитале ночевал подобным образом. Нормальный человеческий быт нам казался чем-то сверхъестественным.
Ремонт орудия оказался несложным. Вечером мы уже были с полком, готовившимся к продолжению марша.
В ночь на 21 января полк прибыл в город Кретинга, что в двадцати километрах не доходя Клайпеды. Нам разрешили ночлег и дневку. После шести ночей марша и шести дневок в лесах отдых под крышей и в тепле был нужен не менее чем пища. В шести километрах было Балтийское море и небольшой курортный городок Паланга, куда в середине октября после прорыва немецкой обороны под Куршенаем вышли наши войска. Всем в полку уже было понятно, что мы идем к Клайпеде-Мемелю, как называли этот город немцы. Нашему командованию было известно, что город, преимущественно со старинными каменными постройками, был опоясан кольцом укреплений, заблаговременно занятых немецкими войсками численностью до четырех дивизий. В незамерзающем порту стояли военные корабли, поддерживавшие огнем своих орудий сухопутный фронт обороны. Кроме того, против наших наступающих войск использовались крупнокалиберные орудия береговой обороны. Гарнизон противника был блокирован со стороны суши, но все же имел сообщение с основной группировкой немецких войск в Восточной Пруссии по косе-полосе земли, шириной 2–3 километра, тянущейся морем до Кенигсберга. Нам предстояло принять участие в разгроме мемельского гарнизона, освобождении Клайпеды.
Вечером 21 января полк шел по шоссе на Клайпеду. Правее виднелось полотно железной дороги. Тяжелое дальнобойное орудие с железнодорожной платформы вело стрельбу в направлении города. Видимо, цели были известны и ранее пристреляны.
Еще до рассвета прибыли на определенный полку участок перед северо-восточной окраиной города. Участок обороны на переднем крае пока не занимали. Повернули с шоссе влево, отошли с километр и разместили подразделения полка в нескольких больших сараях. Противник вел peдкий артобстрел. Снаряды летели и рвались дальше сараев, но и нам было неуютно. Днем командир полка, командиры батальонов, полковой инженер, я выходили на передний край, знако- мились с местностью в полосе предстоящего наступления. Часть артиллерии, предназначенной для участия в артиллерийской подготовке, уже находилась на огневых позициях и вела пристрелку. Но к нам продолжали идти командиры артиллерийских подразделений, требуя выделить места для огневых позиций. Даже зенитно-артиллерийский полк с его громоздкими орудиями получил задачу участвовать в артподготовке, вести огонь с прямой наводки. Прохно отсылал всех артиллерийских командиров ко мне, и я лазил с ними по переднему краю, стараясь удовлетворить их запросы. Удар по врагу готовился мощный, неотразимый. Но нам не пришлось в нем участвовать. Когда мы завершали подготовку штурма обороны противника в Клайпеде, левый сосед – 2-й Белорусский фронт успешно проводил Восточно-Прусскую наступательную операцию. 20 января был взят Тильзит, 21 января взяты города Гумбиннен, Танненберг, Аллендорф и другие. 26 января войска фронта вышли к побережью Данцигской бухты. Судьба немецкого гарнизона в Мемеле была предрешена.
За день до начала штурма и освобождения от противника города Клайпеды 332-ю СД сняли с полосы подготовленного наступления и направили обратно в Курляндию.
Пять ночных переходов, и мы в знакомых местах восточнее города Приекуле. 22 февраля 1115-й и 1119-й стрелковые полки в районе мызы Бага-Асите в сплошном хвойном лесу начали наступление на противника. Наш 1117-й СП пока находился в резерве, но 120-мм минометную батарею приказали направить на поддержку наступавших полков. Старший лейтенант Ясенев вывел батарею в заданный район и приказал лейтенанту Гурылеву занять огневую позицию по его усмотрению, подвести боеприпасы и быть готовым к ведению огня. Гурылев этим занимался много раз, и на него надеяться было можно, все сделает как надо, с гарантией.
Зная, что у Ясенева пока больше умений летчика, чем артиллериста, я решил ему помочь и с разрешения Прохно П. К. выехал в район боевых действии 1115-го и 1119-го стрелковых полков.
Последние бои в Курляндии
Батарея заняла огневую позицию вокруг соснового леса, хорошо маскирующего ее расположение от авиации противника. Старший лейтенант Гурылев доложил, что ожидает подвоза боеприпасов, а ком- бат ушел выбирать наблюдательный пункт. Я поспешил в ту сторону, куда ушел Ясенев, нашел его на небольшой возвышенности среди леса, где уже устраивались для ведения боя артиллеристы 891-го артполка. Впереди слышалась редкая перестрелка, но противника не было видно. Это мне не понравилось, прошел немного вперед, но там была низина и заросли кустарника и подлеска, в которых пехота заняла исходное положение для наступления. Видимость отсюда была еще хуже. Пришлось вернуться обратно на высотку по соседству к артиллеристам артполка. Ясенева послал на огневую позицию поторопить с подвозом боеприпасов. Лейтенант Викулин с телефонистами занялись прокладкой линии связи. Все делалось так, как и должно.
Немецкие снаряды и мины изредка рвались вблизи высотки, и я, в ожидании установления связи с батареей, присоединился к артиллеристам. Прошло 15–20 минут, слышу характерный напевный голос полковника Калягина. Вылезаю из окопа, вижу, это действительно он пришел на самый передний край. Подхожу с намерением доложить о том, что делается, но он махнул рукой: «Не нужно доклада». В расстроенном состоянии мне сообщил неприятную новость: «Батарея 120-миллиметровых минометов располагалась на немецком минном поле. Подорвался и погиб лейтенант Гурылев». Он видел последствия взрыва и приказал сменить огневую позицию. Лейтенант Викулин протянул линию связи уже с новой огневой позиции. Ясенев остался за старшего на огневой, а мы с Викулиным в этот день управляли огнем батареи с наблюдательного пункта. Викулин рассказал, как все произошло. Берег ручья, где разместили огневую позицию, не имел каких-либо признаков минирования. Гурылев, прежде чем расставить минометы, тихим шагом дважды обошел всю площадку и внимательно ее осмотрел. Взрыв произошел под колесом повозки, когда начали подвозить боеприпасы. Видимо, мина была противотанковая. Погибли Гурылев и позвоночный Некрасов, оба ветераны, прошедшие боевой путь от Велижа. В конце дня еще три батарейных залпа прозвучали в память о боевых товарищах.
Продвинулись за день около километра. Встретили сильное сопротивление, контратаки. Следующим днем после артналета продвинулись еще чуть более километра. Противник неоднократно контратаковал при поддержке танков исамоходных орудий. Мы понесли заметные потери и перешли к активной обороне. Противник понес, несомненно, больше потерь, особенно когда нас контратаковал. Крометого, мы взяли 11 пленных и некоторые трофеи. (ЦАМО СССР фонд 332-й СД, дело 143, стр.30–33.) Последнюю декаду февраля дивизия находилась во втором эшелоне, получила пополнение, немного отдохнула.