Во вторник Кессу ушел охотиться на тюленей. Когда мы завтракали, он вернулся, приведя с собой целую семью – отца по имени Талакотиа, мать Аротингва, сына Ублуа и дочь Нету, обитавшую у мыса Йорка. Позади саней Кессу плелся бедный старый Фрэнк, один из моих ньюфаундлендов. Он всегда предпочитал туземное общество нашему и ушел с партией эскимосов около трех месяцев назад. Фрэнк вернулся худым, хромым, покрытым шрамами, полученными в многочисленных сражениях с эскимосскими собаками, челюсти которых больше похожи на волчьи, и едва волочил ноги. Однако он, проходя мимо, привычно оскалил зубы вместо улыбки и упал от истощения, когда я окликнул его. Бедный старый ветеран провел печальную зиму. Кто-то нацепил на него ошейник из медвежьей кожи, в виде украшения или в знак уважения – сказать сложно.
В четверг, 14 апреля, я послал Мэтта к вершине бухты с 145 фунтами пеммикана. К обеду вернулась со своего задания предыдущая партия. Аструп убил оленя и перенес на утесы шесть пакетов, оставив девять на берегу. Мэтт вернулся в шесть часов вечера, оставив пеммикан у так называемого свисающего ледника. В субботу около полуночи пришло еще одно семейство эскимосов: муж, жена и маленький мальчик с четырьмя собаками; последние были немедленно куплены.
Утром нас покинули Кессу, семья Талакотиа и маленькая дочь Кляйю. Талакотиа взял письма, обещав передать их какому-нибудь китобою у мыса Йорка. Со странным, новым для меня чувством смотрел я, как он уходит с нашими письмами. Этот туземец возвращался к себе домой за 100 миль к югу от нас. В первый раз исследователь доверял полярному горцу письма, адресованные в цивилизованные страны. Я надеялся, что эскимос сможет передать письма капитану одного из китобойных кораблей, которые каждый год появляются в окрестностях мыса Йорка и затем плывут на место ловли китов в проливе Ланкастера. Если нам не удастся иным путем наладить сообщение с цивилизацией в этом году, то вполне вероятно, на мой взгляд, что это письмо дойдет в течение года до Америки и уведомит наших друзей обо всем случившемся во время зимней ночи до начала нашего санного путешествия. Я дал своему курьеру топор в качестве вознаграждения, и он четко исполнил поручение. Он передал пакет с письмами капитану Филипсу, китобою из Данди, и они в надлежащее время оказались в Лондоне. Перед отправлением в Соединенные Штаты на пакете была поставлена дата: «Лондон, 7 декабря 1892 г.». Наши письма пришли по назначению, спустя три месяца после моего возвращения домой. Нижеследующее было адресовано в Филадельфийскую академию наук:
Я послал это письмо с эскимосом, возвращающимся к себе домой на мыс Йорк, в надежде, что он передаст его капитану одного из китобойных судов. Хотя я и надеюсь, что окажусь дома раньше, чем это письмо дойдет до вас, однако посылаю его в виду возможных случайностей.
Я очень рад сообщить, что программа экспедиции, за одним только исключением, была с точностью выполнена. Единственное исключение – не удалось обустроить прошлой осенью передовой склад у ледника Гумбольдта.
Моя партия благополучно провела длинную ночь, и все теперь абсолютно здоровы. В моем распоряжении есть все необходимое для путешествия по внутреннему льду; небольшая часть снаряжения была куплена у туземцев, остальное же подготовлено нами лично. Моя партия до настоящего времени добыла 41 северного оленя, 11 моржей, 4 тюленей, одного тюленя-хохлача и около 300 кайр и люриков.
Установлены и поддерживаются самые дружеские сношения с туземцами, и собран ценный этнографический материал.
Был проведен непрерывный ряд метеорологических наблюдений и наблюдений за приливами.
Я отправлюсь в понедельник на южную сторону залива за собаками и, если успею получить их и снег не будет слишком глубоким, обойду вокруг залива Инглфилда и постараюсь вернуться вовремя, чтобы отправиться 1 мая на внутренний лед.
Большая часть моих припасов уже перенесена на ледяной покров у вершины бухты.
Зима была умеренная, с большим количеством снега.
В середине февраля бешеная двухдневная буря с дождем обнажила часть местности от снега и угрожала наводнением дому Красной скалы.
Пасхальное воскресенье 17 апреля было просто великолепным, но трудовым днем: нам нужно было закончить все приготовления, чтобы на следующее утро отправиться в путешествие вокруг залива Инглфилда, которое я намеревался совершить вместе с миссис Пири.
Я дал Кайо ружье и послал его за тюленями; он скоро вернулся, застрелив первого тюленя в этом году.
У меня теперь было 14 пригодных к работе собак, не считая старого Фрэнка, а это много значит для поездки по внутреннему льду. Все было готово для длинного путешествия в неизвестное, ради которого мы работали не покладая рук все эти месяцы; я был счастлив при мысли, что, наконец, мы были на пороге предприятия, приведшего нас на Белый север.
Глава IX. Вокруг залива Инглфилда на санях
Мое путешествие вокруг Китового пролива и залива Инглфилда было отложено на три недели: сначала была плохая погода в конце марта, а затем я весьма некстати заболел гриппом. От последствий этой болезни я окончательно избавился только после двух энергичных прогулок к острову Герберта. Наконец, в понедельник 18 апреля, в полдень, я отправился в путь. Целью поездки было: купить необходимое количество собак для путешествия по ледяному покрову, приобрести меха и материалы для нашего снаряжения и, по возможности, нанести на карту береговую линию большого залива. День был ясный и светлый, с легким юго-западным ветром и температурой около 11° выше нуля. Партия состояла из миссис Пири, Джибсона, погонщика Кайо и меня. Мы отправились в путь на двух санях, с нами были десять собак. На большие сани, построенные мною зимой, были сложены съестные припасы для недельного путешествия вокруг залива, спальные принадлежности и другое снаряжение.
В эти сани запрягли семь собак; их погонял Кайо. Миссис Пири и я шли сбоку или сзади, смотря по состоянию пути. Джибсон вел вторые сани, похожие на первые, но более легкие и поменьше. Так как они шли порожняком, то в них были запряжены три собаки. Джибсон провожал нас до поселения Кит, где я надеялся купить запас моржового мяса для собак; это мясо он должен был отвезти в дом Красной скалы. Вместе с ним провожать нас поехали Паникпа со своей женой Ирколинией и ребенком, на санях с четырьмя собаками.
Северные берега островов Герберта и Нортумберленд ясно вырисовывались на голубом юго-западном небе, когда мы шли по ледяному подножию и спускались с него на поверхность бухты. Рассматривая мыс Робертсона и отдаленные утесы Петеравика, я вспомнил виды западного берега острова Диско, мимо которого «Коршун» проходил по пути из Годхавна на север. Быстро продвигаясь по хорошо знакомой дороге до мыса Кливленда, я был снова поражен сильным сходством северного берега острова Герберта с юго-восточным берегом бухты Мак-Кормика и резко заметным различием между островами Герберта и Нортумберлендом. Последний, очевидно, образован темной гранитной породой, опоясывающей высокими скалами бухту Робертсона; остров же Герберта – рассыпающимся песчаником и наносными пластами, простирающимися от мыса Кливленда до бухты Бодуэна, в проливе Мёрчисона.
У мыса Кливленда мы расстались: Паникпа со своими пошел по проторенной тропинке через горы к уединенным иглу Киактосуами, под отвесными скалами восточной оконечности острова Герберта, я же с остальной партией отправился по новому пути, напрямик к проливу между островами Герберта и Нортумберлендом. На небольшом расстоянии от мыса Кливленда началась неудобная дорога, в виде широкой зоны снега с водой под ним. Вода эта, несомненно, появилась здесь из образованной проливом трещины, идущей от мыса Кливленда по направлению к мысу Робертсона. После первых шагов по замерзшей каше миссис Пири, Джибсон и я пошли на снегоступах. Сани легко держались на поверхности снега, вся же тяжесть неприятного положения выпала на долю Кайо и бедных собак, которые брели и барахтались в полярном болоте, пока, наконец, мы не достигли сухого снега.
Дорога стала легче: белая гладкая ширь замерзшего пролива простиралась к востоку, заходя во все бухты залива Инглфилда. На западной оконечности острова Герберта, куда мы прибыли через семь часов после отъезда от мыса Кливленда, нас встретил пронизывающий ветер, дувший через узкий проход.
Остановившись здесь на некоторое время, я заметил неточность всех карт этой местности. На картах остров Гаклюйта лежит к югу от западной оконечности Нортумберленда, в действительности же он для наблюдателя, стоящего на западной оконечности острова Герберта, находится у северного берега Нортумберленда.
Здесь мы встретили следы саней; они привели нас через пролив к восточному берегу острова Нортумберленд. По мере приближения к берегу санных следов становилось все больше, а затем мы, к большому нашему удивлению, увидели полынью, около 200 ярдов шириной. Вода сильно волновалась в ней; волнение, однако, не мешало весело резвиться нескольким тюленям, которые вытягивали свои шеи и, стряхивая с себя воду, смотрели на нас.
Теперь стало ясно, откуда здесь следы. Кайо тотчас же заволновался и, выпросив ружье, пошел пострелять тюленей. Он подполз к полынье и лег на лед, но со свойственным эскимосу нежеланием выпустить ценную пулю, не будучи абсолютно уверенным в выстреле, он ждал и ждал, пропуская все случаи, которыми воспользовался бы всякий другой охотник, кроме эскимоса. Мое терпение иссякло и, позвав его назад, мы возобновили наше прерванное путешествие. Присутствие этой полыньи заставляет, как мне кажется, верить картам, на которых открытая вода в этом проливе отмечена в течение всего года.
Дальше на нашем пути мы встретили очень гладкую поверхность; ветер, постоянно дувший в этом узком проливе, спрессовал или смел снег.