– Аллах-иль-Аллах! – гневно вскрикнул судья. – Ты же просил лишь пять тысяч.
– Аллах затемнил твой рассудок. Почему ты не спросил, кому эти деньги? Они предназначались для меня. Еще ага должен получить свою долю.
– Сколько же?
– Столько же, что и я.
– Господин, в тебя вселился дьявол!
– Заплати, и он исчезнет.
– Я не буду платить!
– Тогда добро пожаловать в камеру!
– О Мохаммед, о халифы, вы внимали, как он клялся. Шайтан уже в нем, и он его убьет.
– В лампе скоро закончится масло. Ты платишь или…
– Я дам ему только одну тысячу пиастров!
– Пять тысяч! Не торгуйся, иначе я еще повышу цену!
– Да нет их у меня!
– Есть, есть! Я видел и думаю, что должно хватить.
– Тогда я плачу.
– Я могу и дальше повышать цену. Начинать?
– Ты – тиран, даже сам дьявол!
– Итак, макредж, мы с вами разобрались. – Он тихо и выжидающе поднялся.
– Стой! – закричал заключенный. – Я заплачу!
Свобода все-таки прельщала макреджа больше, чем деньги. Он начал снова, слюнявя, считать деньги, комендант в это время уселся. Денег и в самом деле хватило, правда, у чиновника осталось всего несколько купюр.
– Вот деньги, и да проклянет Аллах того, кто их берет.
– Верно, верно заметил, макредж, – отвечал спокойным голосом его недавний союзник и теперешний противник.
– Этот ага арнаутов не возьмет денег.
– Почему?
– Здесь только пять тысяч! Ты забыл добавить еще две тысячи пиастров.
Макредж встал, и видно было, что его охватило неистовое желание вцепиться коменданту в горло, но он сумел обуздать свои эмоции.
– Вот все мои деньги! – Он указал на три лежащие перед ним купюры.
– Тогда я тебя снова запираю. Может, ты нам расскажешь, в каком месте ты зашил деньги. Пошли!
Лицо макреджа разом сделалось несчастным, будто он задыхался. Он снова залез в карман и вытащил мешочек, держа его так, что только он мог видеть содержимое.
– Ну, я постараюсь, может, удастся что-нибудь наскрести! Но твое сердце из камня, а душа превратилась в скалу.
– У меня только серебряная мелочь и несколько золотых монет. Ты получишь деньги, если их достаточно.
Он положил три купюры и принялся методично выкладывать золотую монету за монетой.
– Вот! Теперь я нищ, так как у меня осталось лишь сорок пиастров. Они мне необходимы. Я не собираюсь дохнуть от голода!
Должен сознаться, мне было жаль этого человека, но я уже понимал, что ему придется оставить все, вплоть до последнего геллера. Похоже, вид денег отрезвил мутеселлима. У аги тоже не наблюдалось и следов похмелья. Он уже собрался наложить руку на всю сумму, причитавшуюся ему.
– Стоп! – повелел комендант. – Пусть эти деньги хранятся тоже у меня. – Сказав это, он собрал все деньги и спрятал.
– Теперь-то я окончательно свободен! – обрадовался макредж.
Комендант с величайшим удивлением замотал головой:
– Свободен? А что, ты уже заплатил?
– Ты что, совсем ополоумел? У тебя же все мои деньги.
– Ты заплатил только лишь мне и Селиму-аге, а вот этот эмир ничего еще не получил.
– Он же вообще ничего не должен получать!
– Кто тебе это сказал? Он здесь, значит, ему причитаются деньги.
– У него нет ни малейшего права приказывать мне!
– А не он ли схватил тебя и раскрыл твою сущность? Ты, наверно, нездоров, макредж, иначе ты бы сразу понял, что ему, собственно, еще больше нашего причитается.
– Ему ничего не причитается! – крикнул в ярости бедный мучающийся заключенный. – Он ничего не получит, потому что с меня ничего нельзя взять! Даже будь у меня миллион, я сам не дал бы ему ни пиастра!
– У тебя еще есть деньги.
– Только сорок пиастров, о которых я тебе говорил!
– О макредж, ты вызываешь во мне сочувствие. Не считаешь ли ты, что я не отличу звук золота от звука серебра? В твоем кошельке еще полно золотых меджиди по пятьдесят и сто пиастров, а твое пузо так велико, что у тебя наверняка найдется и побольше денег, чтобы заплатить эмиру. Ты сейчас превосходно экипирован для поездки!
– Ты заблуждаешься!
– Тогда покажи кошелек!
– Он мой!
– Да хоть твоей бабушки! Можешь держать его у себя, дай мне только лишь деньги. Плати!
Макредж крутился и изворачивался как червь под давлением немилосердного хапуги. Эта картина была просто отвратительна, но разыгрывающаяся среди нас сцена проливала свет на истинное положение дел в среде турецкого начальства, особенно в тех провинциях, которые удалены от сферы влияния падишаха.
– Не могу, – проговорил макредж.
– Ну идем тогда в твою дыру!
– Не пойду. Я заплатил.
– Мы тебя заставим пойти.
– Тогда верни мне мои деньги!
– Они уже мои. Кстати, учти, что это я поймал тебя и просто обязан все отобрать!
– Я заплатил бы и за это, если бы у меня было столько денег!
– У тебя они есть! Ну ладно, если в кошельке на самом деле мало денег, то мне приглянулись твои хорошенькие часики. К тому же все твои пальцы в перстнях, которые дороже, чем та сумма, что ты должен заплатить.
– Нет, ничего не получится, я не могу. Пятьсот пиастров я еще готов дать этому человеку, моему злейшему врагу.
Он сверкнул глазами, и я ужаснулся ненависти, исходившей из них. Я уже не сомневался в появившейся между нами ненависти.
– Ты сказал последнее слово? – спросил комендант.
– Да.
– Тогда вперед! Иди за нами.
Мутеселлим решительно встал. Ага тоже поднялся со стула.
Я стоял у двери и отступил к сторону, чтобы пропустить коменданта. Из-за его пояса выглядывал ключ. Глаза макреджа радостно вспыхнули. Он одним прыжком преодолел пространство, разделявшее его и мутеселлима, отшвырнул его так, что оба, ага и мутеселлим, шатаясь, повалились на меня и чуть не увлекли за собой; макредж же выскочил за дверь и побежал по темному коридору. Лампа опрокинулась, и мы очутились в темноте.
– Догнать его! – крикнул комендант.
Макредж мог бы спастись, если у него достало бы присутствия духа захлопнуть за собой дверь и задвинуть засов. Времени у него вполне хватило бы, поскольку оба начальника, запутавшись в одежде, валялись на полу. Чтобы быстро выйти, мне пришлось буквально отшвырнуть их от двери.
В замке уже скрипел, поворачиваясь, ключ. Роковым обстоятельством, решившим судьбу беглеца, было то, что я заранее открыл дверь. Макредж прилагал отчаянные усилия, чтобы ключом отодвинуть засов, не пытаясь просто открыть дверь. Засов никак не поддавался, а я уже был тут как тут и схватил его. Он повернулся ко мне и поймал меня за пояс. Предчувствуя это, я хотел перехватить его руку, но ему все-таки удалось выхватить мой нож и лезвием порезать тыльную сторону ладони. Было так темно, что я не мог видеть его движений. Продолжая держать его правой рукой, я схватил левой его правое плечо, пытаясь ощупью добраться до кисти. Я едва успел: он уже поднимал руку, чтобы ударить меня ножом.
Между тем, крича как сумасшедшие, подбежали эти два «героя». Комендант вцепился в меня.
– Отпусти, мутеселлим, это я!
– Ты его схватил?
– Да. Быстро закрой дверь и зажги свет! Он от нас не уйдет.
– Ты в состоянии держать его один? – спросил ага.
– Да.
– Сейчас я принесу свет.
Комендант запер дверь, но, несмотря на это, не осмелился приблизиться к нам. Я прижал макреджа к стене, потому что не смог повалить его на пол: мне надо было держать его руку с ножом. Наконец появился Селим-ага с фонарем. Ему потребовалось время, чтобы найти наверху, у сержанта, масло. Поставив лампу на лестничную ступеньку, ага подошел к нам.
– Возьми у него нож! – попросил я.
Селим вырвал нож у беглеца, и теперь у меня освободилась рука. Я схватил макреджа за грудки. Он попытался меня ударить, но я моментально пригнулся, рывком поднял его и опрокинул на землю.
– Вяжите его! – сказал я.
– Чем?
– Его же ремнем.
В то время как они его вязали, он лежал тихо-мирно и не сопротивлялся. После такого громадного напряжения у него совсем не осталось сил, его состояние было похоже на обморок.
– Держи его за ноги! – велел мутеселлим аге.
Прежде всего мутеселлим вывернул макреджу карманы, потом стащил все перстни с его пальцев и сунул их себе в карман. После этого ага потащил макреджа, держа его за одну ногу, прямо в камеру. Свалив туда бесчувственного макреджа, он закрыл тотчас же дверь. Теперь Селиму нужно было идти наверх, освободить надзирателей и призвать их к величайшей бдительности.
– Отними у них ключ от ворот! – крикнул ему комендант. – Тогда никто не сможет их открыть!
После этого мы покинули тюрьму. Закрыв за собой дверь, мутеселлим привалился к ней спиной. Он полностью отрезвел и сказал:
– Ага, я сейчас сделаю список всего того, что имел при себе макредж. Я ведь должен отправить все это с ним в Мосул. Ты подпишешь список, чтобы я смог доказать правдивость моего отчета, если макреджу придет в голову утверждать, что вещей у него было больше.
– Когда мне прийти? – спросил Селим-ага.
– В обычное время.
– А ключ останется у тебя?
– Да. Может, я еще раз схожу туда. Спокойной ночи, эмир! Ты мне очень хорошо помог, я признателен тебе за это и отблагодарю при ближайшей оказии.
Он ушел, а мы повернули к нашей квартире.
– Эфенди! – сказал Селим-ага озабоченно.
– Что?
– У меня лежало на полу семь тысяч!
– И ты этому рад?
– Естественно!
– Я желаю, чтобы они достались тебе.
– Мне? Достанутся? Знаешь, что будет завтра?
– Ну что?
– Мутеселлим составит список, утверждая, что у макреджа была с собою одна тысяча пиастров, а мне это подписывать. Все остальные деньги, перстни и часы он оставит себе, зато я получу «громадную» сумму в сто пиастров.
– И это тебя тоже радует?
– Я до смерти сердит!
– Список получит баш-чауш?
– Да.
– Тогда ты сможешь получить больше.
– Это кто ж мне даст больше?
– Мутеселлим или я.