мы едва волочили ноги.
Ныряние без акваланга, в маске с трубкой и с ластами принесло большую пользу. Оно позволило выработать умение уверенно держаться под водой в любой ситуации, научиться самообладанию и выдержке при появлении опасности даже вдалеке от берега, на большой глубине (при встрече с крупными морскими хищниками или при возможных поломках акваланга, когда необходимо без воздуха совершить свободный подъем с глубины), слиться с ритмом подводной жизни, стать своим в царстве Нептуна.
Мы хорошо усвоили, что при волнении лучше всего держаться подальше от берега. Правда, в дальнейшем, приобретя достаточный опыт и узнав характер движения воды на коралловом рифе во время штормов, мы могли плавать на рифе в любую погоду, не опасаясь острых, торчащих в разные стороны веток мадрепоровых кораллов, которые могут нанести болезненные раны, если вести себя неосторожно. Почти ежедневные наблюдения за жизнью обитателей моря приносили глубокое удовлетворение.
Мы постепенно открывали для себя новый мир, законы и тайны подводной жизни, о которых у нас были довольно поверхностные представления. Ведь все, что нам приходилось видеть раньше в книгах и музеях, было лишь фрагментами огромного полотна подводного мира, лишенными красок, движения, жизни. Мы понимали, что из этих кусочков невозможно получить целостную картину жизни под водой.
Необходимо было сделать еще один шаг: приподнять голубую завесу и собственными глазами увидеть необыкновенный и непривычный для нас мир.
…Затихает плеск волн, и мы оказываемся в объятиях синевы, пронизанной золотистыми лучами солнца. Устремляемся на дно, где в великом многообразии проявляется жизнь: от мельчайших, невидимых простым глазом бактерий до огромных каменных исполинов-кораллов, губок, черепах, морских звезд и ежей, червей и рыб. Солнечные лучи играют на зеленом ковре водорослей и морских трав, чьи листья раскачиваются в такт зыби и волнам. Среди их корней находят убежище сотни животных. Яркие пятна губок разбросаны на известковых скалах, а в тени этих скал прячутся крупные крабы. Раскачиваются гибкие стволы горгонарий, снуют рыбы… И даже в песке приспособились жить некоторые животные! Везде бурлит жизнь. И только под водой начинаешь понимать, что виденные раньше в музеях рыбы — всего лишь тусклые копии своих собратьев, живущих в родной стихии. И даже только что добытые тралом и высыпанные на палубу животные уже лишены своего очарования. Ведь у каждого вида свои повадки и окраска, и все они связаны между собой тесными узами жизни под водой…
С большим нетерпением мы ждали выходных дней — субботы и воскресенья. В эти дни у нас была возможность уехать из Гаваны, исследовать новые места.
За полуторалетнее пребывание на Кубе мне пришлось нырять вокруг почти всего острова, за исключением юго-восточной его части. Были обследованы многие коралловые рифы, несколько затонувших кораблей, мангровые заросли, песчаные пляжи, но впечатление от первой, не слишком удачной встречи с морскими ежами запомнилось надолго…
2Мыс Гуанабо
Прошло несколько месяцев нашей жизни в Институте океанологии. За это время мы довольно хорошо акклиматизировались и успели неплохо изучить животный мир прибрежных вод острова до глубины пятнадцати — двадцати метров. Теперь у нас возникали все новые вопросы. Хотелось узнать и увидеть собственными глазами, что скрывается глубже двадцати метров, узнать, какие обитают там рыбы, губки, мадрепоровые кораллы и другие организмы, выяснить, как распределяются донные животные по глубинам. Поэтому насущной проблемой стало освоение акваланга, с которым раньше работать не приходилось.
В свободное от занятий и работы в лаборатории время мы много ныряли, наблюдали за жизнью обитателей моря, коллекционировали. Но это не было основным занятием. А нам хотелось заниматься подводными исследованиями постоянно, вести определенную научную тему.
Страстное желание заниматься подводными исследованиями на больших глубинах привело меня к известному специалисту по экологии мадрепоровых кораллов доктору Дитриху Кульману, сотруднику Зоологического музея при университете имени Гумбольдта в Берлине. На Кубу доктор Кульман приехал изучать коралловые рифы и условия их существования. Он привез с собой разнообразное оборудование: акваланги, небольшую портативную химическую лабораторию для определения в полевых условиях солености воды и количества растворенного в воде кислорода, приспособление для отлова мелких коралловых рыб, представляющее собой трубу с насосом и, как я убедился потом, довольно удобное и эффективное в работе. Кроме того, доктор был обладателем автомашины «Москвич». Переговоры с Кульманом о совместной работе прошли успешно, и он согласился взять меня с собой в поездку по острову.
В тот же день я поднялся в кабинет директора Института океанологии Дарио Гитарта, чтобы поговорить с ним о предстоящей работе и возможной теме исследований. Гитарт — ихтиолог, поэтому он стал моим руководителем и наставником на все время нашего пребывания на Кубе. Я предложил ему такой вариант: эколого-зоогеографическая характеристика прибрежной ихтиофауны Кубы. Выполняя эту тему, я должен был изучить последовательно ихтиофауну коралловых рифов, мангровых зарослей, лугов черепашьей травы и других биотопов, выявить особенности состава рыбьего населения, его распределения по глубинам, поведения наиболее характерных видов исследуемых биотопов.
Я знал, что видовой состав ихтиофауны острова изучен неплохо и описан в монографии кубинского ихтиолога Дуарте-Бея «Каталог рыб Кубы», но некоторые биотопы были изучены еще недостаточно. А главное, что меня интересовало, — это поведение отдельных видов рыб и их взаимосвязь с другими животными.
Гитарт одобрил мой план и обратил мое внимание на один важный момент. Известно, что в тропических водах хищных рыб гораздо больше, чем в водах умеренных широт. Они оказывают большое влияние на структуру, воспроизводительную способность и численность популяций тропических рыб. Поэтому, по мнению Гитарта, было бы желательно посмотреть, каким образом складываются биотические отношения, например, на коралловых рифах. Для таких наблюдений коралловый риф — идеальное место. Я должен был собирать рыб, используя для этого ловушки, отстрел рыб под водой и поездки в рыболовецкие кооперативы, наблюдать за составом, распространением и поведением рыб во время подводных погружений. Этот план давал мне возможность ездить по острову, совершать погружения в водах Мексиканского залива и Карибского моря.
Началась деятельная подготовка к первой совместной поездке с доктором Кульманом в район мыса Гуанабо, находящегося километрах в тридцати от Гаваны. В этом месте кубинские ученые в содружестве с учеными Академии наук Чехословакии готовились к проведению подводного эксперимента под названием «Карибе-1». Нам представлялась счастливая возможность присутствовать при проведении некоторых работ, входящих в программу эксперимента.
Ранним июльским утром мы выехали из Плая-Вириато, предварительно загрузив машину аквалангами, стеклянными банками для хранения животных, емкостями с фиксирующими жидкостями, фото- и кинокамерами. Нам предстоит пересечь Гавану, чтобы попасть на дорогу под названием Каретера-Централь. Миновав роскошную Пятую Авениду, протискиваемся сквозь вереницу всевозможных машин и выезжаем к набережной Гаваны, или, как ее называют кубинцы, Малекон. Наша дорога идет от красивого проспекта Прадо до реки Альмендарес, в устье которой расположен старый форт Чоррера. Сейчас в форте размещается музей Колумба.
Набережная Гаваны построена на коралловых скалах, в которых видны остатки мадрепоровых кораллов и раковин моллюсков. Миллионы лет назад здесь было дно моря, в котором, как и сейчас, жили разнообразные кораллы, разноцветные губки и ветвистые горгонарии, ползали стада моллюсков, плавали сотни видов причудливых рыб. Ископаемая морская фауна острова имеет большое сходство с современной. О богатстве фауны прошлого свидетельствуют ископаемые остатки морских организмов, обнаруженные в горах и в отложениях береговой линии. Сохранился на острове и живой свидетель событий, происходивших в далекие геологические времена. Это пальма корчо (Microcycas calomata), самое древнее дерево на Кубе. Ботаники считают, что, даже когда часть острова погружалась в пучину океана, эта пальма сохранялась на вершинах гор, не поглощенных морем. Сейчас пальма корчо растет только в некоторых местах провинции Пинар-дель-Рио.
На набережной возвышается отель «Ривьера». Ее старинные памятники напоминают гаванцам о далекой истории Кубы, о борьбе ее народа за независимость. В тихие солнечные дни по набережной прогуливаются жители столицы и туристы; Мчатся сотни машин всевозможных марок и расцветок. Малекон — любимое место рыболовов и влюбленных.
Мы очень любили Гавану. По Гаване можно бродить бесконечно, любуясь ее величественными памятниками, старинными церквами, маленькими площадями, прекрасными бульварами и парками, набережной и роскошными отелями. Город этот полон контрастов: модерновые здания, радостно устремленные ввысь, а рядом — мрачные, древние крепости. В Гаване много укромных кабачков, где можно после прогулки отдохнуть, поговорить с кубинцами. Заказав пиво и бутерброд под названием «перро-кальенте», что в переводе означает «горячая собака» (булочка, разрезанная пополам, в которую вложена обжаренная сосиска), можно сидеть здесь до тех пор, пока не устанешь от разговоров.
В 1552 году Гавана (раньше порт назывался Каренас или Сан-Кристобаль) была официально провозглашена столицей Кубы, а в 1556 году испанский король даровал ей титул главного порта «Индий». С этого времени Гавана — город хижин постепенно превращается в город-крепость. Возводится дозорная башня Сан-Ласаро, а затем замок-крепость Ла-Реаль-Фуэрса. Но главными укреплениями столицы стали две крепости — Ла-Пунта (начата в 1589 году) и Кастильо-дель-Морро, строившаяся много лет, с 1589 по 1630 год.
Гавана — город с миллионным населением, политический, экономический и культурный центр Кубы. Гавана — это въездные ворота на очаровательный остров. Морским путешественникам город ночью представляется ожерельем из сверкающих огней. Еще в прошлом веке оба берега узкого входа в бухту освещались огнями, чтобы обеспечить безопасность мореплавателей. «Вид на Гавану со стороны моря самый живописный из всех, какие можно встретить на побережье полуденной Америки», — писал в своих дневниках Александр Гумбольдт. Время шло, освещение совершенствовалось. И вот