Дальше последовал бессмысленный поток сознания и обесцененной лексики. Манипуляции врага были ясны и понятны. Он старался прощупать меня, затем надавить на болевую точку и улететь на респ без лишней суеты и потери времени.
Дурачок. Своей речью не позволил одному из них остаться в живых. Кому? Фролову. Проверку вакцинации контингента хотел провести на нем. Как на наиболее малоценном объекте. Типичная шестерка. И вряд ли он знал все расклады.
Я поднялся, ткнул в сторону злодея молотом, обрывая его эскапады. Не стал дослушивать монолог. Смысла не видел. Все примерно и было, как предполагал
— Ты виновен в гибели моих людей. Поэтому приговариваю тебя к окончательной смерти! Приговор будет приведен в исполнение здесь и сейчас. Есть что сказать напоследок? Перед встречей с обитателями Ада? Они уже заждались, разожгли огонь под котлами с маслом, — отчеканил, постарался, чтобы голос звучал беспристрастно, без единой эмоции.
Алексеев помолчал немного, взгляд его расфокусировался, но потом нетоварищ расхохотался в голос.
— И что ты можешь? Системки-то не прошли! Значит у тебя ничего нет…
А-а… Вот в чем дело. Он ждал сообщений о действии какого-нибудь хитрого артефакта. Например, как у них, имелся и у Синоби, и у того же Баскакова. Только у меня ничего подобного не водилось. Были в каком-то смысле только кривые их аналоги. Тому же «Губителю», встроенному в молот, еще долго откатываться, как и «Плети ненависти». С другой стороны, мне пока такое и не требовалось.
— Даже, если и есть, то наши точки возрождения ты перекинуть не сможешь, — продолжил бандит, — На любое действие, есть противодействие. Этот случай тоже учтен! — и торжество в глазах.
Да, там сторонние привязки уничтожались, снимались все жизни, кроме одной. Результат прост, как в той поговорке, любому попавшему под воздействие при гибели: «ни дна, ни покрышки». Странно, но шакал даже сейчас открывал для меня новые мысли, новые грани реальности.
Я привык пользоваться различными возможностями, которые давала Система, на полную катушку. Вот только частенько «забывал», что и остальные поступали ровно так же. Поэтому рисковал и очень сильно, когда привел в чувство пленников. Да, хотелось наказать их со всей возможной жестокостью, чтобы каждый вздрогнул. И эти уроды осознали причины, приведшие к печальному и закономерному исходу. Но… Но имей они в своем арсенале, какой-нибудь навык типа «сеппуку», на всей операции пришлось бы ставить крест. Ушли спокойно на перерождение, и лови потом по всей Ойкумене. И за ней тоже…
— Нет, ты ошибаешься.
С этими словами поднял с асфальта Алексеева, схватив его за шкирку обычной джинсовой куртки и за ремень каких-то «тактических» штанов. Тот отнесся к подобному обращению довольно спокойно, продолжал улыбаться. И одновременно морщится от усиливавшейся вони. Менялось направление ветра.
Забеспокоился злодей только тогда, когда мы миновали вывернутый кусок асфальта, за ним сразу начинались владения купели, где та могла воздействовать ментально на жертв.
— Ты что задумал? — наконец-то вместо бравады стал рождаться вновь страх у пациента.
Но я на глупый вопрос не ответил. Смотрел на поведение спутников. Спецназовцы наблюдали довольно лениво, явно скучали, а вот Хикари расширив еще больше огромные глаза, заворожено наблюдала за действом. Она точно знала, что грозило пленнику, успела впечатлиться еще во время совместного «исследовательского» вояжа. И судя по выражению на лице, она только сейчас начинала понимать всю серьезность будущих событий. И, надеялся, о возникающих правильных выводах в ее голове — не вредить мне, моим людям и моему делу.
Едва только появилась шкала пси-защиты на периферии зрения, которая медленно стала заполняться, и замелькали тревожные системные сообщения, я со всего размаху, как мешок с чем-то сыпучим, забросил с небольшой раскачки Алексеева прямо в мерзкую жижу. Кстати, довольно чавкнувшую, когда тот абсолютно молча преодолел несколько метров в полете. Неизвестный ZYM-T02 оценил тело врага всего лишь в четыре балла. Соответственно, враждебность неизвестного устройства так и осталась непримиримой.
Гад ненасытный.
Множество раз слышал изречение, как камень с души сняли или упал. Вот и здесь прочувствовал. Лично, на себе. Он сорвался вниз, вместе с вылетевшим из чрева инопланетного инкубатора ASK. Предмет шлепнулся почти к моим ногам на асфальт в зоне действия ментального поля. Я неспешно поднял наруч и вернулся к пленным. Теперь точно урод не возродится. Демонстративно помахал им для двух лиц. Убрал.
— Так нельзя! — высказалась Хикари, а затем зачастила, — Ты же его убил окончательной смертью! Так нельзя! Ты монстр! Без суда и следствия! Ты…
— Да! Можно. И нужно, — только борцов за права человекоф здесь не хватало.
Интересно-интересно, но начал сомневаться в чистых чувствах к Гарту. Ей больше и милее были именно те, кто убил парня. Парадокс, мать его так!
Фролов до этого момента сопел, явно ничего не понимал. Но выказывал мимикой поддержку речам босса. Однако, когда увидел ASK, а еще услышал речи токийки, начал извиваться. Сразу появилась нервная дрожь.
Вытащил кляп. Повторил речь.
— Ты виновен в гибели моих людей. Поэтому приговариваю тебя к окончательной смерти! Приговор будет приведен в исполнение здесь и сейчас. Есть что сказать напоследок?
— Я… я… я… ничего… Не виноват! Это все он! — кивком головы попытался показать в сторону, где исчез шеф.
— Понятно, — сказал и повторил процедуру.
Тот визжал, орал и плакал. Пока не затих, не выдержав пси-прессинг. Минус еще один камень с души, плюс один высокотехнологичный наруч и два балла в копилку отношений с ZYM-T02. Странно, так как весил пособник грязных дел раза в полтора больше, чем главный. Но очков за него дали меньше. Интересно, что здесь учитывалось в первую очередь?
Хикари закусила губы, сжала кулачки. Смотрела на меня с каким-то презрением в глазах. Точно, ни черта она не любила Барона. Зачем врала? И как могла? Вот еще вопросы, требующие ответа. Так как, если некоторые личности могли врать под воздействием артефактов, то это очень плохая весть. Но хорошо, что своевременно и пока незнание не привело к непоправимым ошибкам.
Последняя приговоренная.
Вытащил кляп и всмотрелся в глаза Добрыниной. Да, кто бы предполагал, что за таким шикарным и красивым «фасадом» скрывалась дикая мразь, которая даже собственного ребенка не пожалела.
Ради чего? Удовольствий? И все из разряда животных. Да, это не Тарас Бульба. И еще, если любой мужчина, а согласно статистике многие воспитывают отнюдь не своих родных детей от «верных и не таких» жен, мог иметь подозрения в неотцовстве, из-за чего вести себя неадекватно, виня во всем ребенка. То женщина при всем желании никак не могла родить чужого. Не зря же умные евреи родство и национальность считали по маме.
— Не тяни, давай скорее, — чуть хрипло проговорила та с вызовом, когда пауза затянулась, — Я виновна в смерти твоих людей и так далее. И не нужны мне никакие ни первые, ни последние слова!
— Только не говори, что ты жертва обстоятельств. Ты дочь не пожалела… — ненависть к этой дамочке отчего-то перехлестывала.
— Где? Ты чего несешь?
— В Караганде, — вспомнил «бородатый» каламбур, — Не по твоей ли задумке ее на куски кромсали люди Петровича, а ты ресурсы на всякие увеселения тратила? Трах сильнее материнских чувств?… Но за девушку я не спрашиваю, пусть родные и близкие беспокоятся. Я — не Бетмен, не Супермен и не герой комиксов, чтобы карать зло на всей земле-матушке. Или сеять разумное, вечное, доброе. На твою дочь мне плевать, мне не плевать только…
— Да, всем на нее плевать! Всем! Она только этого не понимает! — неожиданно почти взвизгнула Добрынина, перебивая, — Папочка кровиночку не пожалел… Что про других-то говорить?! Объясняла ей — ерунда это все… Но она не верила… до последнего не верила. Вырастила я такую же дуру, какой сама всю жизнь была. Любовь, романтика, все вокруг хорошие такие… И мир вокруг меня вертится. Материальное — это ерунда… Да, отличные люди и приличные, только мне отчего-то дерьмо досталось. С лихвой! Моя лапушка думала, как этот урод узнает, что с ней сделали бандиты, сразу что-нибудь придумает, спасет, перестанет юбки вокруг собирать, задирать. Станет наконец-то отцом. Настоящим! Всю жизнь не был, а тут раз и взыграло нечто?! Ну-ну… Придумала план с заложницей в виде себя… В главной роли! Говорила ей — не поможет. Но это я «тупая шлюха и ничего не понимаю»! Я! Слышишь?! Я!
— Не глухой, — но мои слова были никому не нужны. Та продолжала «прыгать» в речи с одного на другое. Комкать фразы.
— Столько всего дочь прошла, пусть и не мучений, под обезболивающими все делали, но сам факт, на какие жертвы она была готова. Ради просто внимания с его стороны. А вот ради моего — ничего, никто, никогда. И ведь я ее вырастила. Всем все была должна. Хорошо хоть возможность имелась у нее восстановиться, на респе сразу все увечья исчезали. Но все равно — ход сильный. Особенно для молодой красивой девушки. Впрочем, Добрынин это тоже знал. Про восстановление. Особо не парился. В ус не дул, драл всяких Маш. Радовался жизни, паскуда… Мне за что-то мстил. Пока я его третий раз не поймала на очередной девке в нашей спальне, на моей кровати… Понимаешь, на моей! А я ребенка из школы забирала… До этого момент верной женой была. Ни разу не изменяла! Ни разу! И не думала! В университете меня мальчик один любил, над ним смеялась тогда. Дурой была, он мне лилии дарил. Всегда лилии. Знал, что я их любила.
У меня в голове все перепуталось.
— Раз ты его ненавидишь, а он тебя, почему еще раньше не развелись? — задал логичный вопрос и сразу понял — он лишний. Все это лишнее. Я не домашний психолог. Другой аспект интересен, — И еще одно. А ресурсы, которые передавали через Алексеева? Кому они шли?
— Не развелись, потому что он не давал. Обещал меня нищей оставить или в дурдом отправить, и мог. Адвокаты, знакомые в прокуратуре и судах, и прочее под ним или с ним. Хотя все, что у него было — это деньги, средства и даже связи моих родителей. Он их ненавидел, потому что типа гордый. Если гордый, забрал бы меня и всего сам добился. А не ныл и исходил злобой… Они погибли в автомобильной катастрофе. Папа жив был, Добрынин вел себя, как шелковый. Да, и долго это все рассказывать. И не хочу вспоминать перед смертью еще и эту гниду. Про ресурсы все просто. Половину в общак сдавали Петровичу, пятьдесят процентов от остатков забирала дочь, остальное я, шеф и Фролов… Делили.