— Нет, не все, — возражает он. — Всегда есть что-нибудь еще. Ты что, в бегах?
Поднимаю наконец глаза, гляжу ему прямо в лицо:
— Ни в каких не в бегах… В общем, это не то, что ты имеешь в виду. С законом у меня все в порядке.
— А с чем тогда не в порядке?
Пожимаю плечами:
— Просто решила на время уехать из дома.
— Так ты сбежала из дома?
Нетерпеливо вздыхаю, гляжу ему в глаза, ох какие зеленущие, как огни светофора.
— Нет, не сбежала. Просто надо было уехать, и все.
— И ты отправилась на вокзал и одна запрыгнула в автобус?
— Да.
Этот допрос начинает меня уже раздражать.
— Тебе придется рассказать мне все, — говорит он безжалостным тоном.
— Послушай, я тебе, конечно, очень признательна, ты спас меня от этого подонка. Честное слово, спасибо тебе большое. Но это не дает тебе права совать нос в мои дела.
По лицу его бежит легкая тень. Кажется, обиделся.
У меня сразу сжимается сердце. Но с другой стороны, ведь правда: я не обязана выворачивать перед ним душу.
Он, кажется, сдается, смотрит прямо перед собой, положив ногу на ногу.
— Я еще в Канзасе заметил, что этот сукин сын наблюдает за тобой, сразу, как только сел в автобус, — сообщает он, и я навостряю уши. — Ты не видела, а я видел и стал следить за ним. — Эндрю говорит, все еще глядя вперед, но я уже не отрываю от него глаз. — Ну вот, я дождался, пока он сядет в такси и уедет, и только когда был уверен, что ты в безопасности, уехал сам. Но странное дело, по дороге в больницу меня вдруг охватило дурное предчувствие. Сказал таксисту, чтобы высадил меня у ресторана, заказал поесть. Сижу, а предчувствие не проходит.
— Постой, — перебила я, — ты что, не поехал в больницу?
Он поворачивает ко мне голову.
— Нет, я почему-то подумал, что если поеду, то… — он снова отводит глаза, — увижу умирающего отца и забуду про дурное предчувствие. — (Я понимаю и молчу.) — Тогда я поехал к отцу домой, взял его машину, стал колесить по городу, потом не выдержал и примчался сюда. Остановился напротив автостанции, сижу жду… и дождался: гляжу, останавливается такси, а оттуда вылезает этот урод.
— А почему сразу меня не нашел, почему остался в машине?
Задумчиво смотрит вниз:
— Просто не хотел тебя беспокоить.
— Интересно, как это могло меня обеспокоить?
Кажется, я начинаю улыбаться.
Эндрю снова смотрит на меня, и я вижу, как на лицо его постепенно возвращается обычное для него игривое и слегка нахальное выражение.
Он разводит руками:
— Ммм… Ну, представь… ты познакомилась в автобусе со странным типом, потом ты с ним прощаешься, а через несколько часов он вдруг заявляется снова и садится рядом. Что бы ты о нем подумала?
На лбу его образуются складки.
— Да-а, это почти так же дико, как и предложение отсосать за пятьсот баксов, тебе не кажется? — Я смеюсь.
— Нет, совсем не кажется. Ничего похожего. — Он пытается скрыть улыбку, но у него не выходит. — Ну и что ты теперь собираешься делать, а, Кэмрин?
Лицо его снова серьезно, и моя улыбка тоже гаснет.
— Сама не знаю, — качаю я головой. — Подожду следующего автобуса в Техас.
— Почему в Техас?
— А почему нет?
— Ты что, серьезно?
Хлопаю ладонями по коленкам:
— Почему-почему… Не хочу домой возвращаться, вот почему! Пока не хочу.
Надо же, кричу на него, а он и бровью не ведет.
— А почему ты «пока» не хочешь возвращаться домой? — спрашивает Эндрю спокойно, но настойчиво. — Выкладывай как на духу, потому что я от тебя не отстану, особенно после того, что с тобой тут произошло.
Складываю руки на груди, на него не смотрю.
— Ну, тогда сиди тут и жди, когда придет мой автобус, а он придет еще не скоро.
— Ну уж нет, дорогая. Ни на какой автобус ты больше одна не сядешь. Техас… Шманхас. Айдахо… Шмандахо. Да какая разница… Никуда ты не поедешь — и точка. Это опасно, а ты, я вижу, девочка умненькая-благоразумненькая. Поэтому мы с тобой сделаем так…
Я даже моргаю от изумления: да что он о себе возомнил, откуда такая самонадеянность?
— Буду сидеть тут с тобой до утра. Времени хватит, чтобы решить, что делать: либо я покупаю тебе билет на самолет домой, либо ты звонишь кому-нибудь, чтобы за тобой прилетели и отвезли опять же домой. Выбирай.
Гляжу на него как на сумасшедшего.
Но по глазам вижу, что настроен он решительно.
— В Северную Каролину я не вернусь.
Эндрю вскакивает со стула и становится напротив:
— Хорошо, тогда я еду с тобой.
Гляжу на него, сощурившись: глаза горят, скулы выступают еще больше, и взгляд от этого кажется еще ярче. По спине у меня бежит холодок.
— У тебя что, не все дома? — Я пытаюсь отделаться шуткой, но он остается серьезным, и тогда я меняю тон. — А как же твой отец?
Он стискивает зубы, огонь в глазах гаснет.
Отворачивается, но, похоже, новая мысль приходит ему в голову, и он снова смотрит на меня:
— Тогда поехали со мной.
«Что-о? Ну уж это совсем дико…»
Но теперь в глазах его читается не прежняя решительность, а надежда. Он снова садится рядом.
— Подождем до утра, — продолжает он, — ведь ты не согласишься на ночь глядя бросить эту станцию и ехать неизвестно куда, да еще с таким странным типом. Я прав? — Смотрит на меня искоса, в глазах вопрос.
— Конечно, — отвечаю я, хотя уже почти уверена, да что там «почти», уверена на сто процентов, что ему можно доверять… Ради бога, ведь он спас меня, если б не он, тот тип меня изнасиловал бы!
Да-да, в нем нет ничего такого, чего можно было бы бояться, с ним я не чувствую никакого страха, как чувствовала, например, с Деймоном, когда тот прибежал меня спасать. Нет, у Деймона в глазах горел совсем другой огонь, когда он смотрел на меня в ту ночь на крыше. А в глазах Эндрю я вижу только участие и заботу.
Но как я вдруг возьму вот так прямо и поеду с ним? Нет, так нельзя.
— Хороший ответ, — говорит он, явно довольный, что я оказалась, как он и надеялся, действительно «умненькой» девочкой. — Итак, ждем до утра, — продолжает он, — а чтобы ты совсем уж была спокойна, поедем в больницу не на моей машине, а на такси.
Я радостно киваю: надо же, продумал и это. Но не признаюсь, что сама еще не успела подумать на эту тему. Я хочу сказать, что и так уже верю ему, но он, словно хочет убедиться, что еще не совсем верю, окольным путем дает мне урок осторожности.
Мне становится стыдно, что ему приходится «учить меня» таким вещам.
— А потом из больницы едем сюда, и я провожаю тебя, куда ты захочешь. — Протягивает руку. — Договорились?
Я еще секунду смущенно размышляю, но одновременно восхищаюсь, как ловко и разумно он все это устроил. Киваю, сначала как бы неохотно, потом еще раз, уже с большей уверенностью.
— Договорились, — бормочу я, пожимая ему руку.
Если честно, с его планом я не совсем согласна. Зачем он все это делает? Ведь у него своя жизнь и нормальная семья, в отличие от моей.
«Безумие какое-то! Да кто он мне, этот парень?»
Мы сидим на станции уже несколько часов, болтаем о всяких пустяках, но мне ужасно нравится с ним разговаривать. Каждую секунду я наслаждаюсь общением с ним. Рассказываю, как не выдержала и попробовала содовой, потому и оказалась в туалете, а там эта сволочь, а он смеется, говорит, что у меня просто слабый мочевой пузырь. Втихаря обмываем косточки проходящим мимо пассажирам: этот какой-то чудик на вид, тот похож на мертвеца, словно неделю ехал в автобусе и глаз не сомкнул. Снова съезжаем на классический рок, начинаем спорить, но спор быстро заходит в тупик, и каждый остается при своем мнении.
Когда он слышит, что я не считаю «Роллинг стоунз» крутой группой и предпочитаю Пинк, то сильно бледнеет. Кажется, я больно ранила его в самое сердце. Он даже ладонь положил на грудь с левой стороны и горестно откинул назад голову. Очень театрально, я аж рот раскрыла. И смешно. Невозможно было не засмеяться, глядя на его застывшее как камень лицо с судорожной улыбкой на губах.
Когда рассвело, мы встали и двинулись к выходу, и я на секунду остановилась и заглянула ему в лицо. Легкий ветерок шевелил его каштановые волосы. Он с улыбкой наклонил голову и замахал рукой:
— Идем, идем, чего встала, договорились же.
Я улыбнулась в ответ и кивнула:
— Да, конечно.
Взяла его за руку и скользнула вслед за ним на заднее сиденье такси.
Глядя на него, я думала о том, что давно уже не смеялась так много и весело, с того самого времени, как погиб Иэн. Даже Натали не могла развеселить меня, как ни старалась. Она из кожи вон лезла, чтобы помочь мне выйти из жуткой депрессии, но что бы она ни предпринимала, все было без толку, а вот Эндрю удалось это сделать за несколько часов, не прилагая особых усилий.
ЭНДРЮ
Глава 12
Я умолкаю только тогда, когда мы входим в больницу, и мне кажется, что навстречу движется стена мрака. Неизвестно откуда возникшая, она надвигается все ближе и поглощает меня. На секунду останавливаюсь у входа и замираю, опустив вмиг отяжелевшие руки. Вдруг чувствую, как к запястью прикасаются пальцы Кэмрин.
Поворачиваюсь, гляжу на нее. Она улыбается так тепло, что я немного оттаиваю. Ее светлые волосы с одной стороны небрежно заплетены в косичку, которая лежит у нее на правом плече. Несколько прядей выбились из резинки и падают ей на лицо. Очень хочется протянуть руку и осторожно убрать их, но я сдерживаю себя. Совсем спятил. Нет, надо избавляться от этого наваждения. Но это непросто, она совсем не похожа на других девчонок, наверное, поэтому я и вожусь с ней так долго. Но сейчас мне не до нее.
— Все будет хорошо, — говорит она.
Убирает руку, увидев, что я гляжу на нее. Я бледно ей улыбаюсь.
Идем по коридору к лифту, поднимаемся на третий этаж. Каждый шаг мне дается с трудом, хочется развернуться и бежать отсюда как можно скорей. Отец не хочет, чтобы я демонстрировал при нем свои чувства, но как избавиться от них, если внутри меня все кричит.