— И как же вы с ним общались?
— Вообще-то я учу в школе английский, а говорили мы именно по-русски, хотя его русский и оставлял желать лучшего. По его словам его отец, был родом из Одессы, но иммигрировал за рубеж еще до революции. Но в семье некоторое время, говорили по-русски, поэтому он хоть и часто вставлял в свою речь английские слова, но в общем-то, что он говорил было достаточно хорошо понятно, хоть и говорил он с чудовищным акцентом.
— Ну, то, что ты учишь в школе английский, еще ни о чем не говорит. А вот то, что мистер Бендерман изъяснялся на русском языке, говорит о многом.
На этом собственно встреча и завершилась. Разве что нам подсунули протокол беседы, и предложили расписаться. Заодно на прощание добавили, что рассказывать об этой встрече посторонним не стоит. Все же встречи с иностранцами, пусть они даже и герои войны, ни к чему хорошему привести не могут.
Только мы оказались на улице, мама, тут же высказала мне претензии в том, что я не по делу упомянул изучение английского в школе.
— Сам-то и двух слов связать не можешь, а всем рассказываешь, что учишь английский. Лучше бы помолчал, чем позориться. А если бы он решил проверить твои знания? А? Что молчишь? То-то же.
Мама не дала мне даже вставить слово в свое оправдание, впрочем, подумав, я решил, что это и к лучшему. Наверняка предыдущий Сашка Берг, действительно не знал этого языка. Попробовав вспомнить, были ли у него хоть какие-то знания в английском, с удивлением обнаружил школьную шутку, когда на вопрос говорит ли он по-английски, в ответ звучало: — «Дую, но хреново». И кроме этого отдельные слова среди которых лучшие места занимали: — shit, fucк, рussi и несколько выражений с этими словами. Похоже, если бы я заговорил на английском, проверка этим бы не закончилась. Но хорошо, что до этого не дошло.
Глава 23
23
Последние слова Осипа Бендермана, обрадовали меня больше всего. Получается, что я, заняв тело мальчишки остался в собственной реальности, но вновь перенесся на тридцать лет вперед. Разумеется, к тому времени, когда откроют советские границы мне будет не пятнадцать и даже не двадцать лет, но то, что я в начале девяностых буду в самом расцвете сил тоже немаловажный факт. Следовательно, вполне смогу добраться до островов и неплохо на них устроиться. Хотя это дело можно будет и в какой-то степени ускорить. Например, службой во флоте. Ведь насколько я знаю советские венные корабли, бороздили все моря и океаны, а при наличии такого отца как у меня, вполне можно попасть на такой «круиз». С другой стороны, не очень хочется подводить семью своим побегом, ведь его последствия, лягут на нее тяжелым пятном. Но с другой стороны, я пока не знаю как все это будет развиваться.
Насколько я помнил историю, призывников из приграничных районов, достаточно охотно отправляли либо в Пограничные войска, либо во Флот. Мне скорее всего светил именно последний. Может не три года как обычно, а два, но тем не менее. Почему я так в этом уверен? А все просто. Мой отец Григорий Сергеевич Берг в данный момент служил штурманом на легком крейсере «Адмирал Сенявин» в звании капитана второго ранга. А куда могли отправить сына одного из командиров флота, только на службу во флот. Другого пути просто не было. Учитывая то, что и мама в какой-то степени относилась к Военно-Морскому Флоту, занимая должность бухгалтера одного из подразделений, мое будущее было расписано от и до. Разумеется, если я не выберу для себя обучение в Военно-Морском училище. Но, что мне меньше всего хотелось, так именно этого. Хватило прошлого раза за глаза. Хотя, как вариант — Гражданская мореходка, меня бы вполне устроила.
И похоже все шло к тому, что иного пути у меня не было. В Конце июня, меня отправили на обследование в госпиталь ТОФ ВМФ. Опять же это произошло только из-за того, что родители имели отношение к флоту, впрочем, в СССР, все строилось на знакомствах, поэтому ничего удивительного в этом не было. Комиссию я прошел без особых нареканий, правда произошла некоторая неувязка с рентгенографией головы. Единственная на всю страну установка компьютерной томографии, находилась сейчас в Академии Медицинских наук в Москве. Естественно никто даже не помышлял о том, чтобы направить меня туда на обследование. Но местные врачи, посоветовались, и решили, что в общем, никаких особых проблем не обнаружено, но на всякий случай, сообщили моим родителям, что путь в Военно-Морское училище, для меня закрыт. Правда, добавили, что если я изъявлю желание пойти в гражданское мореходное училище, скажем на специальность, судового электрика, механика, дизелиста, или скажем на факультет «Промышленного рыболовства» никаких преград мне не ожидается. Судовождение, с некоторыми ограничениями, но в принципе, ограничено годен.
Разумеется, отец, был очень расстроен из-за такого заключения врачебно-медицинской комиссии, но с другой стороны это был хороший выход из положения. Исходя из всего вышесказанного, я подумал, зачем в таком случае терять время, и заканчивать десятилетку, не проще ли поступить в училище прямо сейчас, тем более, что прием документов в самом разгаре. К тому же, если сейчас, после восьмого класса срок обучения три года, то после десятого тоже три. И какой смысл терять лишнее время, обучаясь два года в школе, а потом еще три в училище. Правда врачи говорили, что в будущем возможно диагноз изменится в лучшую сторону, и тогда дорога в ВМФ, возможно, будет открыта. Отец, цеплялся за эту оговорку руками и ногами. Но я сумел переубедить его. Во-первых, все это не точно, и кто знает, изменится ли диагноз или останется прежним, а то и усугубится. Поэтому гражданская мореходка достаточно хороший выход из положения. Если же прогноз подтвердится, кто может мне запретить уйти в училище переводом, или же пойти на флот мичманом? К тому же в нашей семье есть еще мой младший брат, почему бы морским офицером не стать именно ему?
В общем, после долгих споров, сомнений и согласований, семейный совет дал мне добро, и я забрав, ранее поданные документы в девятый класс средней школы, отдал в Владивостокское мореходное училище Министерства рыбного хозяйства СССР. Честно говоря, в приемной комиссии несколько удивились подобному решению, все же большая часть, офицеров флота была известна, но без проблем приняли их и меня зачислили на первый курс, на факультет судовождения.
Как вы думаете, с чего начался мой первый учебный день, в этом заведении. Правильно с картошки. Здесь сейчас самый разгар социализма, можно сказать Эпоха Развитого Социализма, которую скоро назовут Эпохой Застоя. Но до этого определения пока еще далеко, и потому, считается, что колхозы хоть хозяйства и коллективные, но все же не настолько, чтобы справляться с тем, что сами же в землю и навтыкали. То, что большая часть колхозников в момент битвы за урожай или собирает урожай на своих участках, либо продаёт уже собранный на многочисленных городских рынках, никого не волновало. Да и не должно было волновать, потому как имелась многочисленная армия студентов, школьников, а подчас и городских заводских рабочих, которые выезжали на битву с урожаем, взамен павших на полях сражений колхозников. То, что они чаще сражались с зеленым змием, тоже никого не волновало. Не справляются, значит надо помогать. После, та же картошка, добытая бесплатной рабочей силой, свозилась в овощехранилища, где благополучно большей частью сгнивала или перемерзала уже к новому году.
Что меня удивило больше всего? Вы не поверите. В колхозе до сих пор имелся трактор «Фордзон» не его Путиловский аналог, а именно самый настоящий, выпущенный в Детройте в 1908 году. Во всяком случае на блоке цилиндров стояла именно эта дата. Правда он уже давно никуда не ездил, но до сих пор работал, раскручивая своим двигателем вентиляторы зерносушилки. Точнее говоря эту установку называли именно так, а вообще она применялась не только для зерна, но и для всего остального. Например недавние дожди, настолько размочили поля, что добытая на них картошка оказалась откровенно сырой, и местное овощехранилище, отказывалось ее принимать.
В общем-то, подобный подход к делу, явление прямо скажем неординарное. Чаще всего, происходит как раз наоборот. То есть принимают все подряд, а уже к новому году, в любом овощном магазине, можно купить разве что какую-то гниль пополам с землей. Здесь же видимо что-то не поделили, и потому овощная база в лице директрисы, встала в полу, и отказывала в приеме. Говорят, что на нее попробовали надавить, но из этого ничего не вышло, как итог, перед отправкой картошку высыпали в решетчатые короба и слегка подсушивали. Как мне кажется делали только хуже. С одной стороны картофель действительно избавлялся от какой-то части влаги, а порой и земли, с другой, короба изготовленные на деревянной основе со стенками из сетки рабицы, повреждали часть картофельных клубней, и только это ускоряло их порчу.
Разумеется, я об этом никому не говорил, да и никому не было интересно мое мнение. Но благодаря этой операции, я вместе с еще парой парней, работали в тепле и под крышей, вместо того, чтобы месить грязь в поле. Приезжавшие после загрузки на полях трактора выгружали весь урожай под навесы, где мы перегружали его в специалшьные коробы, и спомощью тельфера, загружали сушильную камеру. А через сорок минут сушки, проводили обратную операцию, на этот раз выгружая подсцшенную картошку в грузовик, кторый увозил ее на аващной склад. А однажды, древний механизм в лице фордовского двигателя от трактора «Фордзон» встал, и ни за какие коврижки не пожелал заводиться. Пришедший «специалист» из числа колхозных трактористов, дважды обошел вокруг него, зачем-то попинал картер, проверил одну из свеч, приложил к топливному баку ухо и зачем-то постучал согнутым пальцеп по его стенке, а затем вынес вердикт.
— Отмучался старичок. Да и сколько можно считай семьдесят лет в работе, тут любой сломается. — И ушел восвояси.
Через полчаса прибежал председатель с главным механиком из гаража, походили вокруг него поругались и уже собрались ретироваться, предварительно предупредив нас, чтобы завтра мы выходили на работу в поле, но тут проявил инициативу именно я. Уж очень мне не хотелось месить грязь, добывая в не