По дороге в синий лес — страница 12 из 41

– Ах, вон вы о чем… Я поняла. Бедный Николай. Мне Татьяна рассказала, что с ним случилось. Это золовка моя. Сразу скажу, я не была с ним знакома, просто встречалась иногда то возле дома, то у почтовых ящиков, ну, здоровались по-соседски, то в магазине… Но когда я узнала, что он развелся с Олей, то была просто в шоке… Так, ладно. Давайте по порядку. Думаю, вас интересует, не смылся ли убийца со мной в машине «Скорой помощи», да?

– Точно.

– Начну с самого начала. Утром черт меня дернул отправиться за творогом в магазин. Хотела испечь запеканку. И яйца еще закончились… как нарочно. Ну и я, такая вся из себя стокилограммовая, отправилась в магазин. Вернулась где-то в десятом часу…

– В 9:15, если точно.

– Ну вот, вы и сами все прекрасно знаете. Вернулась я, и мне сразу стало нехорошо… А я дома одна! Утром обещалась приехать Танечка, это моя золовка, но ведь не приехала еще. То есть то, чего я так боялась, что я накануне родов останусь совсем одна, случилось! Я запаниковала, стала ей звонить. Она сказала, что уже едет. Я метнулась к двери, чтобы открыть, чтобы в случае, если я вырублюсь, она смогла войти. Открыла. И так мне что-то поплохело, так стало дурно, что я присела прямо в прихожей и, похоже, потеряла сознание… Последнее, что я почувствовала, это тепло, которое разливалось подо мной. Это воды отошли. А потом у меня все как-то смешалось. Не помню, когда появилась Таня, помню какую-то девушку в ярко-красном свитере и желтом жилете, потом еще кто-то подошел… Думаю, это уже были врачи, санитары… Короче, меня провожали целой толпой.

– Так, стоп. Давайте поподробнее про эту девушку в красном свитере. Она поехала вместе с вами?

– Не знаю. Думаю, мне сделали укол, может, успокоительный, поэтому помню все смутно.

– Но Таня точно там была? Вы не могли ее ни с кем спутать?

– Да я могу прямо сейчас все уточнить по телефону.

– Будет лучше, если я сам с ней поговорю. Вы не могли бы сообщить мне ее контакты?

– Не вопрос! Пишите ее номер. Если же хотите поговорить лично, то вам придется вернуться ко мне домой, она сейчас там. Убирается. Готовится к нашему с сыном возвращению. Вы даже не спросили, кто у меня родился. – Она капризно надула губки, но потом счастливо рассмеялась: – Сын! Жаль, конечно, что мой муж сейчас в командировке и еще не скоро увидит нас, то есть увидеть-то он нас увидит на экране, но вживую… Сами понимаете…


Ребров поблагодарил Марию за полученную информацию, в который раз извинился за то, что доставил ей беспокойство и даже напугал ее, с каким-то светлым чувством покинул перинатальный центр. Когда-нибудь, подумал он, я привезу сюда жену. Вот только когда это случится, никто не знает, да и случится ли вообще.

9

15–16 декабря 2021 г.

Возможно, что именно сейчас она могла признаться себе в полной мере, что всегда завидовала матери. Ее спокойствию, выработанному годами и отшлифованному профессией. Так Стасе всегда казалось. Работа, которая не терпит суеты и шума. Сидишь себе с иголкой в руке, делаешь ли стежки, обметываешь вручную петли, наметываешь ли, строчишь ли, словно волшебная машина делает всю работу за тебя, и мыслями ты в это время можешь находиться где угодно.

Да, конечно, и у матери были сложные периоды жизни, один уход отца чего стоил. Но она не сломалась, нет, так же вот сидела с иголкой в руке и что-то шила, сшивала не только куски материи, чтобы они сложились в платье или блузку, но и куски разорванной женской судьбы. Слезы капали на ткань, Стася видела это, сидя рядом с матерью и не зная, как и чем ей помочь. Она по два раза в день мыла полы, вытирала пыль, словно это могло внести в жизнь матери хотя бы немного гармонии и порядка.

Как же ей не хотелось нарушать ее покой. Тот покой, который она заслужила правильной жизнью. И как же сама Стася не была в этом на нее похожа. Наверное, думала она, я в отца. Такая же ненормальная, безответственная, неспокойная и, быть может, подлая и способная подвергать жизнь близких опасности. Вот отец ушел, оставив мать с маленькой дочкой на руках и с кучей долгов. Сошелся с другой женщиной, страшной как атомная война, но богатой. И ведь она подобрала его, ничем не примечательного мужчинку, единственным достоинством которого была его фальшивая преданность. Возможно, будь она красавицей, то даже не посмотрела бы на него.

– Что случилось, то случилось, – сказала мама, выслушав ее. – Скажу, что ты была дома.

– Ма, там камера на доме. Наверняка я засветилась. Не получится. Что делать? Бежать?

– Если сбежишь, еще хуже будет. Скажешь, что просто зашла к ней, позвонила. Дверь никто не открыл, и ты ушла. Все!

– Но они же сопоставят время. Да и в квартире полно моих следов. И в прихожей на полу. Ма, меня посадят? Но я не хочу в тюрьму!

– Советую тебе продолжать жить так, как если бы ничего не случилось. Лучше всего вернуться на работу. Веди себя спокойно, как если бы ничего не произошло, что сделано, то сделано.

– Но там же она, Ольга! Думаешь, полицейские не расскажут ей, кто был в ее квартире? Как я ей в глаза-то посмотрю?

– Так и посмотришь. Или другой вариант – расскажи всю правду.

– Но кто мне поверит?

– А ты уверена, что там есть камеры? Ведь если не это видео, то тебя никто и не видел?

– Видели. Я бежала по лестнице, а на втором этаже была открыта дверь, там была роженица, за ней приехала бригада «Скорой помощи». Я бы пробежала мимо, но кто-то из этой компании окликнул меня, спросил, не родственница ли я этой женщины. Я еще удивилась, они попросили меня войти, сказали, что женщина теряет сознание… Короче, там была какая-то непонятная суматоха, вероятно, они ждали ее родственницу, которая должна была сопроводить ее в больницу. Потом ее положили на носилки, а я убежала. Эта история вообще какая-то фантастическая! Как будто бы нарочно кто-то меня окликнул, чтобы задержать. Не знаю, я была не в себе… Меня всю колотило.

– Послушай, даже если предположить, что тебя обвинят в убийстве этого человека, то где доказательства? На пистолете этом нет отпечатков твоих пальцев. Так?

– Так.

– Подумаешь, вышла из подъезда, где было совершено убийство. Это не преступление. Говорю тебе, живи так, как жила. Если заявятся сюда, я подтвержу твои слова о том, что с тобой произошло. Расскажу, как ты переживаешь, как хотела сама пойти и все рассказать, да я отговорила. Потому что мы боимся полиции. А если увидишь Ольгу, подтвердишь все то, о чем я тебе сейчас сказала.

– Но она же спросит, зачем я вообще туда пошла?

– Скажешь правду.


Она была невозмутима. Разговаривая, сидела с иголкой в руке, шила и давала советы, которые стопроцентно должны были привести ее на скамью подсудимых. А если мать давно уже сошла с ума? Разве так должна она была отреагировать, узнав, что ее дочь могут с минуты на минуту арестовать? Она должна была дать денег и сказать: беги, Стася! Так повела бы себя сама Стася, если бы ее дочь попала в такую ситуацию.

Что-то болезненное, и это только сейчас до нее стало доходить, было во всем облике матери. И ее каменное спокойствие, пожалуй, тоже было проявлением душевной болезни. И гладкая розовая кожа на лице, которая не старилась, а, казалось, становится все моложе, прозрачнее и нежнее, тоже от нездоровья. Словно жизнь остановилась в ней, замерла или вообще мозг подал сигнал обратного хода, и мать медленно возвращается в детство, в ту щенячью беззаботность, свойственную только детям.

Или же, наоборот, мать стала мудрее и точно знает, как ей себя вести. Инстинктивно. Или интуитивно. Так что же делать?

Кроссовки Стася выбросила в мусорный бак на какой-то стройке, куда специально для этого и заехала после того, как покинула дом, где оставила на полу мертвого Николая. Свитер и жилет, все яркое как у попугая, стянула с себя и выбросила в контейнер где-то в районе промзоны за Павелецким вокзалом.

– Может, чайку? Я булочки с маком купила, – вдруг сказала мать с каким-то просветленным лицом, как если бы она только что придумала гениальный выход из создавшегося положения.

– Мам, ты что, сбрендила? Или ты хочешь от меня избавиться? – Слезы уже душили Стасю. А в воздухе, как ей показалось, запахло серой, словно нечистая сила поселилась в той, что теперь сидела с иголкой в руке, тупо уставившись в стену.


Или все-таки она права, и нужно вести себя так, как если бы она на самом деле просто позвонила в дверь и, не получив ответа, ушла? Ведь если она сбежит, а ее точно поймают, то спросят, и чего это ты, Стася, рванула куда-то там, в тьмутаракань? И что она им ответит, этим казенным людям, привыкшим наблюдать за чужим горем и уже успевшим очерстветь душой? Что решила прогуляться как раз тогда, когда ее будут искать?

Некоторые девушки приносят домой в подоле ребенка, которого нагуляли, а она, выходит, принесла беду. Быть может, поэтому, чтобы не перечить матери, она, приведя себя в порядок после пережитого и дрожа всем телом в ожидании звонка в дверь, надела чистые джинсы, старый серый свитер и отправилась на работу, напрочь забыв, что у нее выходной. Созвонилась с управляющей компании, распределяющей уборщиц, узнала адрес и поехала в офис строительной компании, чтобы присоединиться к коллегам. Работала как во сне, плохо соображая и двигаясь как сомнамбула. С каким-то остервенением мыла стены в туалетных комнатах, драила унитазы, вдыхая в себя ядовитые запахи, и представляла, что же сейчас происходит в квартире Ольги Корнетовой. В той самой квартире, куда так нахально проникла Стася… Но получилось, что она нахально и дерзко проникла не только в ее квартиру, но и в ее жизнь! И теперь Николай мертв. Если бы она тогда… Эх, да что теперь говорить? Правильно говорит мама, что сделано, то сделано.

– Покурим? – позвали ее в специально отведенное для этой цели место. Это была прозрачная, заполненная дымом, прокуренная и вонючая комната, где сейчас, днем, можно было увидеть красивых и шикарно одетых мужиков и роскошных холеных девушек из офиса. Одна из них, блондинка в красном костюме, заметив их, двух девушек в форменной одежде клининговой компании, курящих в уголке, возмутилась и попросила их покинуть курительную комнату.