– Машук?..
– Он самый. И я себе хорошо представляю этого Машука на посту бургомистра. Еще есть главврачи и просто врачи, наши. А что, смоляне в оккупации заговорены от болезней? Кто бы их лечил? Кто бы молол зерно, пек хлеб, обслуживал электростанцию? Наши, все больше из числа военнопленных, как и ты. Есть-то надо. Лечиться надо. Или все должны были, как эти японцы, совершить харакири?
– Чего такое?
– Самураи, в случае чего, вспарывают себе живот. Самоубийцы. И пусть бы вспарывали себе брюхо эти смоляне? Старики и женщины, дети?
– Ты-то не старик, – буркнул Арсений. – Налей мне еще.
– Может, чаю?
– Нет, самогоночки, – упрямо ответил уже сильно захмелевший Арсений.
– Черт! Балда! – воскликнул Илья. – Совсем забыл.
– Что такое?
– Нам сейчас же надо явиться к коменданту улицы.
– Это еще зачем?
– Зарегистрироваться. Я его утром встретил.
– Немец?
– Нет.
– Ну и хрен с ним. Завтра.
– Да это Козловский… Копорский… В общем, службист. Побежит донесет, если, конечно, ему не отслюнявишь марок… Я уже утром и так ему заплатил. Мне же тоже они с неба не сыплются.
– Я вот не пойму, ты музейщик, да?.. Оберегаешь всякие черепки-прялки. И они тебе платят? Немцу-то это зачем?.. А-а, культурная нация? Гегель с Моцартом? Но они же нас за людей не считают. Слыхал про унтерменшей? Или они эти все наши реликвии считают такими безделицами, и чем бы, мол, дитя-недочеловек ни тешилось, лишь бы в партизаны не смотрело… – Язык у Арсения уже слегка заплетался.
– Это нацистская идеология. И ее разделяют не все немцы. Некоторые называют ее провалом и главной причиной неуспехов на Восточном фронте.
Арсений усмехнулся:
– Ну да. А если бы без идеологии, то сразу и победили бы?
– Если бы у них была цель свергнуть Сталина и только, то… многое пошло бы по-другому. Но они сюда пришли не для этого. Точнее, не только для этого. – Илья повел плечами, оглянулся на окно. – Они – поработители. Это ясно. Идея сверхчеловека кружит им голову. Сверхчеловек – немец, остальные – скоты или почти скоты, там есть некоторые различия в ихней теории… Я это все уже в достаточной мере понял.
– И согласился быть скотом? – быстро спросил Арсений и сам налил себе самогонки из бутыли, заткнутой газетной пробкой, и выпил.
Илья спокойно и задумчиво посмотрел на него.
– А как ты думаешь, Сеня, Невский, Александр Ярославович Невский, кем был?
Арсений поперхнулся, бросил ложку и уставился на друга.
– Да, да, тот, который шведу дал прикурить на Неве, потом псов-рыцарей топил на Чудском озере. Он самый. Князь Новгородский, а потом и великий князь Владимирский и Киевский.
Арсений молча слушал. Илья продолжал ровным голосом:
– Отец его Ярослав Всеволодович был отравлен в Золотой Орде ханом Гуюком. Хан и сына призывал, но тот не поехал к Гуюку, а вот к Батыю поехал. Стал его союзником. Правда, в конце концов с братом Андреем все-таки вынужден был отправиться в ставку, и Гуюк выдал обоим ярлыки на княжение. Невский получил Киев. А как великим ханом стал стараниями Батыя внук Чингисхана Мунке, Невский и на великое княжение Владимирское получил ярлык. – Илья помолчал. – Ну вот. Так и шло у них. Ярлыки в Золотой Орде получали. А взамен, конечно, дань собирали и слали в степь. Батый помер, и хан Берке затеял перепись населения на Руси и в других землях, чтобы налоги-то полнее собирать. Каждый мужчина должен был платить по меху медвежьему, соболиному, бобровому, лисьему и даже хорьковому. Кто не мог уплатить такое, тех – добро пожаловать в плен, батрачить в степях. В Новгороде заартачились, посадника убили. Так Невский организовал карательную экспедицию туда и по-русски учинил правеж. Языки вырывали, глаза вырезали.
– Врешь, – с тихой яростью сказал Арсений.
– Это общеизвестные факты, Сеня. Я тебе не сказал еще, что Невский был недоволен, что младший его брат Андрей получил в княжение Владимир, а ему достался тогда уже малозначительный Киев. И Невский два года это терпел-терпел, да не вытерпел, поехал на Дон к сыну Батыя Сартаку и пожаловался на брата. То есть ты понимаешь, да? Брат едет с жалобой на брата к кому? К врагу. И Сартак вернул ему старшинство, а за ним пошли тучи татар, вторглись в Суздальскую землю. Ну, как обычно, стали грабить да жечь, насиловать девок. Андрей, тот говорил, что чем дружить с татарами, уж лучше бежать куда глаза глядят. Но собрал войско и выступил против, был разбит да и унес ноги в Швецию. Татары взяли Переяславль, набили свои баулы добром и повернули к себе в степи, гоня пленных. Так Невский стал князем во Владимире. Ну и что же? – Илья, встал, беря сигарету, и, закуривая, пошел к окну.
Арсений вел его взглядом хмельных бешеных глаз.
Илья взъерошил русые волосы, рассыпавшиеся, как обычно, на два крыла. Поправил очки. Обернулся от окна к Арсению.
– Екатерина Первая орден Невского учредила. Святого Александра Невского! – воскликнул Илья, размахивая дымящейся сигаретой. – Его же раньше еще церковь канонизировала. Эйзенштейн фильм отличный снял. Улицы назвали его именем, площади. Он небесный покровитель Питера. Но ведь сотрудничал с врагом, ярым и хищным?.. Да. И это называется мудростью, – проговорил Илья, воздевая руку с сигаретным дымком меж пальцами и осыпая волосы пеплом; он тоже захмелел. – Мол, уберегал русские земли от худшего разорения. Лавировал, плел интриги. И по-другому было нельзя. – Илья резко замолчал, прошел взад-вперед, остановился и снова воззрился на Арсения. – А сейчас можно?
– Да, – тяжело ответил Арсений, расстегивая верхние пуговицы рубашку. – Можно и нужно. У нас достаточно сил. Если у Невского было только несколько княжеств, у нас – страна от Балтики до Тихого океана. Пусть уже Балтику и захватили. Но страна, Урал, Сибирь… – Он задохнулся и обрушил кулак на стол. – Ее не взять никакому Чингисхану! И Гитлеру. И скотами у них мы не будем. Никогда. Понял? И Невского ты не трогай, Геродот. А то ведь… говори спасибо, что на моем месте не кто-то другой… хотя бы из ребят моей эскадрильи. Ты знаешь, кого мне напоминаешь?
Илья молча смотрел на него, затягиваясь сигаретой, и его лицо при затяжках слегка озарялось.
– Знаешь?
Илья мотнул головой.
– Нет.
Арсений изогнул руку и как бы нырнул ею.
– Вот, кого: страуса. Засунул голову в историю, и ага. Мудрость веков! Вечность! А вы как хотите. Геродот, скифы. Рим. Древние дела. Киевская там Русь… А мы-то здесь и сейчас, Жемчужный! И не рыться в летописях надо. А вокруг посмотреть. И действовать, как тебе велит сердце. Что оно тебе велит? Спрашивал ты его? – Арсений приподнялся, вытянул руку и ткнул пальцем в грудь Ильи, тот пошатнулся. – Спрашивал, спрашиваю я тебя?
– Спрашивал, – отозвался Илья.
– Ну? Ну и что?
Илья загасил окурок в пустой жестяной банке.
– Я… Одигитрию ищу.
Арсений свел брови. Он уже был просто пьян.
Илья жалел, что не потушил как-то этот спор. Глупо спорить-то со вчерашним пленным. Но вообще-то мысленный спор у него не прекращался с Сенькой с тех самых пор – с Гобзы, с «Лимонаря», сиречь «Духовного луга»…
– Какую Одигитрию?
Илья объяснил. И добавил, что в подвале Вельзевула уже хороший склад различных вещей, от склеенных амфор-корчаг до мечей викингов и кольчуг с шишаком-шлемом, а также книги, иконы и картины. И теперь у него задача перевезти колокол пятнадцатого века, снятый прежней администрацией…
– Какой еще администрацией? – не понял Арсений.
– Ну советской.
– Черт! – Арсений снова грохнул кулаком по столу. – Ты так говоришь, будто про еще каких-то оккупантов! Тебя здесь уже обработали, выварили в фашистском соусе.
– Не ори, Сеня. Соседка старушка точно донесет… Копорскому… Козловскому… корнету…
– Как ты можешь вообще тут жить? Существовать физически?! – не утихал Арсений. – Ты мышь музейная или… человек?
– Ладно… Как будто ты в своей эскадрилье не держал язык за зубами? Тут враг иноземный, там – идейный.
– У меня в эскадрилье нет никаких врагов. Враг у нас у всех сейчас один – немец, фашист. Прочь словоблудие! Сжать волю в кулак – и к-хруши-и-ть, кх-ру-у-ши-и-ть! – говорил Арсений взмахивая кулаком, но уже не ударяя по столу.
И в этот миг раздался отчетливый стук. Илья и Арсений обернулись к двери. Кулак Арсения застыл в воздухе.
63
Илья сделал ему знак молчать и направился к двери, приоткрыл ее.
– Господин Кузеньков? Вы, кажется, запамятовали о данном обещании.
– Господин Козловский… Это вы. Но… уже поздно. Я отдыхаю.
– А по-моему, вы митингуете, а не отдыхаете.
– У нас… ужин, дружеская пирушка. Кажется, это не запрещено.
– Запрещено скрывать в жилье неизвестных лиц. Вы это прекрасно знаете. Тем не менее нарушаете установленный порядок.
– Господин комендант, – примирительно произнес Илья, – давайте перенесем на завтра аудиенцию. Сейчас мы… немного расслаблены, вы понимаете?
– Прекрасно понимаю. И требую соблюдения установленных правил. В противном случае, уж не обессудьте, вынужден буду обратиться в СД.
– Ну зачем сразу туда? Сначала вы должны написать жалобу в отдел жилищного хозяйства товарищу Меланьеву.
– Я лучше знаю, куда и к кому обращаться. И сейчас же это сделаю!
– Господин Козловский, уже наступил комендантский час. Не рискуйте попусту. Даже по дороге сюда вас могли задержать, а то и, знаете, подстрелить.
– У меня есть право в случае угрозы общественному порядку…
– Минуточку, господин Козловский!
Илья закрыл перед ним дверь, быстро прошел к столу, достал из ящика марки, вернулся к двери, открыл ее.
– Еще раз приношу свои извинения, господин комендант. И обещаю, что утром мы непременно будем у вас. Вот, пожалуйста, возьмите… на развитие надзора за нуждами нашей улицы.
– Ээмм, хммм… Что ж, господин Кузеньков, вхожу в ваше положение последний раз. Исключительно из расположения к вам и благородному роду вашей деятельности. Категорически!