Генри ожидаемо отказался от денег и, едва не шлепнув Джулию кухонным полотенцем, дал несколько советов, куда ей следует засунуть купюры. Покидая кафе вслед за бормочущей себе под нос нелицеприятные высказывания Сэлотто, я поняла, что не готова возвращаться в квартиру, и… Джулия была тому виной.
– Мне нужно проветриться, ты не против? Если нужно что-то купить, я могу на обратном пути зайти в супермаркет.
– Молоко, если несложно. Тогда до вечера. – Мне показалось, что в зелени ее глаз проскользнула обида. Почему мне стало так тяжело общаться с людьми в последнее время, даже с такими хорошими, как Джулия? Только и ждала, когда в моей спине появится очередной нож. Я направилась в сторону пирса, хоть идти предстояло прилично, около получаса, а то и больше. Но прогулка была необходима.
Я брела по улице, не замечая ничего вокруг. Очнулась, когда дорога плавно перешла в деревянный пирс. Запах океана чувствовался в прохладном воздухе. Зажглись фонари. На парочки, слипшиеся в поцелуе, на мам с неуправляемыми детьми, на ничего не видящих перед собой толкающихся пожилых людей я не обращала никакого внимания. Сев на лавочку почти в самом конце пирса, я стала вглядываться в волны, невольно вспоминая, как плыла на лодке в «подземном» море. Из груди вырвался тяжкий вздох. Почему сестры упрямо хранят тайну личности мужчины с ожогами? Может, это кто-то близкий им? Или они ощущают вину и считают, что заслужили его гнев? Да ну, бред. Я помотала головой, словно пытаясь вытряхнуть подобные идеи.
У Джулии вообще есть семья? Я ведь так и не спросила ее. Не слышала ни о ком, кроме ее сестры и начальника. И Генри. Разве у меня лучше? Не осталось друзей, Джозефа я за мужа и не считаю, да и мать – не мать. Я на мгновение прикрыла глаза. Темнота ненадолго подарила покой. Обычно в таком состоянии я пишу стихи, но рифмы не хотели складываться. А потому на листках вытащенного из рюкзачка блокнота я начала писать письмо моей матери, стараясь выкорчевать из сердца всю свою боль, гнев и никому не нужную любовь. Бумага все стерпит.
«Первое слово, которое произносит ребенок, – мама. Слово, которое ассоциируется у каждого с защитой, домом, нежностью. Но для меня оно лишь неясный термин. Я не понимаю, что такое „мама“. Я знаю, что есть „бабушка“, я знаю, что есть „папа“, хоть и не помню его почти. Но „мама“… Это так и осталось для меня загадкой. Единственное, чего бы я хотела сейчас, – разорвать связывающие нас с тобой цепи ДНК. Они только осложняют нам жизнь. Не было бы их – возможно, и Джозеф смог бы меня полюбить. Да и, наверное, жить со знанием того факта, что твоя мать жива и пребывает в добром здравии, но нисколько в тебе не заинтересована, больнее, чем когда ее просто нет. Эгоистично? Возможно. Но легче, мне было бы легче. Не задумываясь, я повторила твою жизнь. Даже пришла в тот же чертов дом. А ты и не заметила. Или не захотела замечать. Это ведь разрушило бы тот хрупкий красивый мир, что ты выстроила вокруг себя подобно крепости. Вселенная тебе судья, я больше не стану докучать и просить твоей любви. Живи счастливо, мама.
Отвергнутая тобой Алиса».
Я писала на русском. Всегда писала на родном языке, думала на нем. Может, мне и не стоит задерживаться в LA? Да и не представляю, как жить с малознакомым человеком в крохотной квартире в чужом городе. Но самое странное то, что Сэлотто проявила ко мне больше заботы, чем вся моя семья. Даже Машка пропала сразу после моего возвращения в Лондон. Хоть я и тщетно пыталась вывести ее на контакт, но кроме дежурных вежливых фраз и отговорок о занятости я ничего не добилась. Захлопнув блокнот, я поднялась с лавочки. Темнело. Неплохо, конечно, полюбоваться на закат над океаном, но у меня еще будет такая возможность. Пора возвращаться и купить обещанное молоко.
Джулия забыла дать мне комплект ключей, а у меня совершенно вылетело из головы попросить ее об этом. Черт. Поэтому я теперь стояла с бумажными пакетами в руках и разглядывала длинную панель вызова с подписанными именами владельцев квартир. Судя по всему, железная табличка была явно не лучшего качества, так как добрая половина фамилий стерлась. Нужная J. Salotto раздвоилась, превратившись в целых два J. Sa. А номера квартиры я не помнила, то ли 2А, то ли 2B. Достала мобильный. Едва я разблокировала экран и добралась в списке контактов до номера Джулии, как смартфон радостно мне моргнул дисплеем и умер в тот же миг. Опять забыла зарядить. Отлично, оставалось только выбрать правильные инициалы. Я ткнула в первый вариант. Раздался механический скрежет, что-то зашипело. Угрожающие звуки вскоре сменились мелодичным баритоном с хрипотцой:
– Да? – Баритон явно не принадлежал Джулии, несмотря на похожую хрипотцу. Значит, мне нужна вторая кнопка.
– Простите, я ошиблась. – Только я хотела нажать отмену, как незнакомец поинтересовался:
– Вы к Джулии, верно? – Я удивленно ответила:
– Да, к ней.
– Входите. – Раздался звуковой сигнал, говоривший о том, что дверь открыта. Какой добрый. Или беспечный.
Подойдя к двери, я, поставив надоевшие пакеты на пол, позвонила в квартиру Джулии. Назвать домом место, в котором я провела всего одну ночь, язык не поворачивался. Резкий звонок пронзил тишину, царившую на этаже. Но хозяйка не спешила мне открыть. Черт. Я громко стукнула по запертой двери кулаком. В этот момент раздался щелчок, и в коридор выглянул сосед.
– Что, не слышит? – обратился ко мне обладатель знакомого баритона.
– Может, ее дома нет, – раздраженно буркнула я, даже не взглянув на собеседника.
– Джакомо Сарто. Приятно познакомиться. – Сосед не замечал моего нежелания с ним контактировать. Он встал прямо передо мной и подал руку для рукопожатия. Ну не люблю я трогать незнакомых людей. Что за привычка, вторгаться в чужое личное пространство. Я сердито, на мой взгляд, приложив излишнюю силу, потрясла протянутую длань и наконец встретилась взглядом с мистером Сарто. Или, точнее, сеньором? На меня с любопытством смотрели карие глаза в обрамлении длинных черных ресниц. Изогнутые брови добавляли и без того довольно изящным чертам мужчины некоторую утонченность. Я отвела глаза и высвободила руку. Моя ладонь была влажной.
– Вы не представились. – Сосед улыбался, слегка сощурив глаза.
– Элис, – ответила я, решив не упоминать свою фамилию. Надо будет сменить. Стрельникова тоже ничего звучит.
– Какое чудесное имя. Эли-и-ис, – протянул Джакомо, томно вздохнув, и провел пальцами по своим волосам, что почти доходили ему до плеч. – Вам повезло, имя столь же красиво, как и его обладательница.
Он что, издевается? Еще этот нарочитый акцент, с таким твердым «р», может, испанец?
– Поверьте, уж кому, а мне точно в этой жизни не везет. – И, отвернувшись от слащавого соседа, я вновь позвонила в «2B».
– Джулия! Ты дома?
Джакомо прислонился к двери, снова явив передо мной свой неугодный лик.
– А позвонить ей по телефону не пробовали?
Я посчитала про себя до трех.
– Телефон разряжен. В противном случае я бы еще внизу позвонила ей на сотовый, а не стала набирать вам! – Мое терпение грозило разлететься на мелкие кусочки. Джакомо оставался невозмутим.
– Я просто предложил. Джулия дома. Стены картонные, я слышал, как хлопнула дверь. – Словно в подтверждение слов соседа дверь с табличкой «2B» распахнулась, и Сэлотто, замотанная в полотенце, недовольно поинтересовалась:
– Чего стучишь-вопишь?
– Ты забыла мне дать ключи.
Ее нахмуренное лицо разгладилось и приняло виноватый вид.
– Проклятье. Точно. Заходи давай. – Джулия открыла дверь шире. Сеньор Сарто, все это время молча за нами наблюдавший, отсалютовал:
– Ciao bella, добро пожаловать, Элис. – Подмигнув, он скрылся в своей квартире. А может, он и не испанец?
В квартире меня ждал сюрприз. По комнате носился маленький поросенок. Радостно похрюкивая и виляя крохотным скрюченным хвостиком, он с невероятным воодушевлением терзал мою любимую футболку.
– Джулия, это что?! – Сэлотто варила кофе как ни в чем не бывало.
– А? Это Моджо, с работы коллега попросила присмотреть за ним пару недель. – Моджо тем временем, оставив мою несчастную одежду в покое, добрался до сумки с продуктами, которую я так неосмотрительно оставила на полу.
– Моджо, значит, – только и оставалось мне повторить за Сэлотто. Что-то знакомое. Обреченно вздохнув, я пошла отвоевывать у веселой свинки нашу еду.
Глава 5F63.1[21]
Дом, в котором жил Билл, был больше, чем у Анны, сайдинг сиял белизной, окна блестели, двор был ухожен и пестрел цветами, с любовью взлелеянными миссис Пресли. Американский флаг реял на ветру. Патриоты, образцовая семья. Анне стало дурно. Дурно оттого, что у кого-то это все было, у кого-то, но не у нее. У парня, чье имя уже вызывало раздражение и головную боль. Девушка скрипнула зубами. Уильям, не заметивший ее реакции, увлеченно говорил обо всем подряд, затягивая одноклассницу в дом:
– Ох, ты не представляешь, как тяжело соперничать со спортсменами. Особенно с братом. Мама говорит, что гитара – это ерунда, даже если бы я увлекался живописью, и то больше пользы было бы. – Он пнул камешек, так не вовремя попавший ему под ноги. Анна хранила молчание. На лбу выступила испарина от страха. «Что я здесь делаю? Что я здесь делаю?» – забились птицей мысли в голове девушки. От внезапного прикосновения Билла она вздрогнула.
– Ну не стой на пороге, пойдем. – Взяв оцепеневшую одноклассницу за руку, он потянул Анну в прихожую. Выкрашенная в темно-синий цвет дверь с грохотом захлопнулась за их спинами. Анна осторожно высвободила ладонь из крепкой хватки Уильяма. Он не подал вида, что его это огорчило, лишь немного нахмурился.
– Бар в гостиной, хочешь есть? Могу тосты сделать, повар из меня не очень.
Есть Анне не хотелось. Тяжело выдохнув, она проговорила: