– Присмотритесь хорошенько, – холодно велел Дэвид. Я постаралась всмотреться в «пятно». Им оказался человек в серой толстовке, чей капюшон был натянут на голову, полностью скрывая лицо незнакомца.
– Свидетель? – наивно предположила я. – Но какое отношение пожар вообще имеет к делу?
Гарсия вновь полез в дипломат. Теперь передо мной лежало еще одно фото, явно увеличенное, и внимание автора снимка было нацелено на человека в серой толстовке.
– Узнаете? – поинтересовался адвокат. Я отрицательно помотала головой. Фото серое, лицо молодого человека юное, а выражение лица довольно агрессивное. Смутная догадка пронзила сознание, и озвучить ее я не решилась.
– Около полыхающего здания, прямо перед приездом пожарных, видеорегистратор стоявшего неподалеку автомобиля засек вашего будущего мужа. Молодой Джозеф так некстати прогуливался около уже закрытого с две тысячи восьмого года Кейн Хилла, как раз во время пожара. Не находите это совпадение интересным?
Я непроизвольно выдохнула сквозь крепко стиснутые зубы. Мои руки, оказывается, все это время были сжаты в кулаки, и теперь отпечатки ногтей в виде полумесяцев начали саднить. Пора заканчивать самовредительство. Негодование, что так яростно пыталось вырваться из меня наружу, утихать не желало.
– Так что все это значит? Хотите сказать, что это Джо поджег здание? Но зачем? Потому что там лежала сто лет назад его матушка? – прошептала я, и если бы мой голос звучал чуть громче, то он бы уже сорвался на крик. Адвокат снова проигнорировал мой вопрос:
– А что вы знаете о навязчивых идеях, или, как еще их называют, обсессиях?
– Мы с вами в викторину играем?! – вот я и закричала. Просто отлично, Алиса, молодец. Дэвид оставался хладнокровным. Он лишь с легкой улыбкой еще раз вкрадчиво осведомился:
– Так что вы о них знаете?
Поразительная настойчивость. Я сердито фыркнула и откинулась на стуле. Ника рассмеялась, прикрыв рот ладошкой. Уморительная ситуация.
– Какая-то навязчивая идея, зацикленность. Иногда связано с обсессивно-компульсивным расстройством, но для чего вы об этом меня спрашиваете?
Гарсия в первый раз за этот вечер не сдержал усталого вздоха и почти с мольбой посетовал:
– И правда, для чего… Разве в вашей прелестной светлой головушке не складывается очевидная картина? Мать Джозефа – двоюродная сестра его отца, вы сводная сестра самого доктора Андерсона. Ах да, я вам не сказал самого главного. Будучи уже взрослым, Джозеф разгадал тайну своего происхождения, повинуясь внезапному порыву узнать о своей матери больше. И надо же, какое совпадение, в том же возрасте он появляется возле горящей психиатрической лечебницы, где скончалась его мать, – победоносно закончил адвокат. Я почувствовала, как возросло напряжение в кухне, и посмотрела на блестевший пустой бокал, не желая поднимать глаз на Дэвида. Тем временем Гарсия обратился к Чалис:
– Миз Картер, будьте так любезны, включите новостной канал.
Чалис молча потянулась за пультом от телевизора, лежащим на кухонной тумбе, и лениво щелкнула кнопкой.
Вспыхнувший экран отразил тощую корреспондентку с зализанными волосами, быстро тараторившую новость, которая меня привела в замешательство. Одна вселенная знает, в какой раз.
«Сегодняшний несчастный случай, произошедший в больнице имени святого Рафаила, поверг в ужас как сотрудников и пациентов госпиталя, так и местных жителей. Пожар в отделении для пациентов с психическими расстройствами был вовремя замечен, и, к счастью, никто не пострадал. Но отделению нанесен серьезный ущерб…»
Мороз пробежался по спине. Я ощутила, как проступила гусиная кожа. Сгорело отделение, где стараниями мужа я проходила принудительное лечение. Далее я уже не вслушивалась в речь журналистки.
– Это не совпадение, верно? Сколько еще фокусов вы подготовили, мистер Гарсия? – будничным тоном обратилась я к адвокату. Дэвид поднял на меня взгляд, глаза его отравляли темнотой. Я поежилась. Гарсия выставил раскрытые ладони вперед и проникновенным голосом заверил:
– Ну что вы, какие фокусы! Но момент я подгадал, верно. Это повтор утренних новостей, только и всего.
Он показал включенный смартфон, беззвучно транслировавший новости. Все рассчитал.
– И все же, к чему это? – настойчиво торопила я адвоката. Гарсия устало выдохнул и запустил пятерню в черные как смоль волосы. Этот жест напомнил мне о Джозефе, и меня передернуло от внезапно нахлынувшего отвращения. Моя неприязнь отразилась в глазах адвоката.
– Ваш муж устроил поджог.
Очередное фото упало передо мной на стол. Ох, бедный, мой бедный Джозеф.
После короткого предостережения о грозящей мне опасности, что и так было очевидно, Гарсия поспешил удалиться, разумеется, не тратя ни секунды драгоценного времени на прощания. Ника вызвалась проводить Дэвида, и мы остались с Чалис в хрустальной тишине. Казалось, стукни кто в воздухе ложкой, раздастся пронзительный звон.
– Ты знала? – тихо спросила я Картер, словно и правда боялась разбить воцарившееся молчание.
– О чем? – столь же негромко уточнила гадалка. Чаша терпения оказалась переполнена.
– О визите Гарсии, о том, что у Джозефа снесло чердак из-за повторившейся семейной драмы, да, мать его, обо всем! – Мой ор не смог стереть непроницаемое выражение лица Чалис. Она с некоторой жалостью посмотрела на меня, ее ладони неспешно скользнули по гладкости дерева стола.
– Знала ли я? Не-е-ет, – протянула Картер, – я могла лишь предполагать. И, увы, мои догадки оказались верны.
Я недоверчиво хмыкнула:
– Тебе снова поведали карты?
Чалис не оценила моего сарказма и, глядя куда-то сквозь меня, ответила:
– Просто мне дано видеть чуть больше, чем другим. Как и тебе, как и Нике. Все определяется только плоскостью, в которой нам дозволено наблюдать.
От загадок и отсутствия ответов у меня заболела голова. Я обхватила руками виски, будто хотела предотвратить раскол собственного черепа.
– Не могу высказать, как я устала от всего происходящего… – в отчаянии прошептала я и прикрыла веки. До меня донеслись звуки отодвигаемого стула, шаги Чалис, и я почувствовала, как ее прохладные ладони накрывают мои. Почти над самым ухом раздалось уверенное:
– Мы справимся, поверь мне. Скоро все закончится, нужно еще немного потерпеть.
Укрывшая город ночь не принесла мне сон. Головная боль только начала меня отпускать, на сердце становилось немного легче. Я ворочалась, постоянно перекатываясь с одного бока на другой. Все время казалось, что из коридора доносился неясный шорох. Корсы в комнате не было, она, как и всегда, должна была прийти спать под утро. Ночная смена – ее прерогатива.
Я избегала смотреть на торшер, на его зловещий красный свет. Тени, что отбрасывал светильник, были точно живые. Стоило отвернуться, и они подобно змеям ползли ко мне. Я прекрасно понимала, что это всего лишь иллюзии. Но когда ты один, да и время уж за полночь, страхи имеют гадкое свойство оживать. Из коридора раздался характерный скрип открываемой двери. Едва слышный, но вполне различимый. Чтобы успокоиться, я решила выйти из спальни. Возможно, Ника решила что-то проверить. Выскользнув за дверь, я чуть не хлопнула себя по лбу: после нашей с Корсой комнаты в конце коридора только вечно запертая дверь. Я вгляделась в плохо освещенное пространство, латунная ручка запертой двери дернулась. Или мне показалось. Разум в последние дни пытался оправдать мое пребывание в лечебнице, играл со мной недобрые шутки. Звук повторился, блеснул металл. Определенно ручка дергалась. Я оглянулась в сторону выхода в зал. Занавески из бусин висели неподвижно. Негромко я окликнула Нику:
– Корса! Корса, ты тут? – В ответ только пробирающие нутро щелчки треклятой дверной ручки. Вопреки здравому смыслу я двинулась прямо к этой чертовой двери. Все внутренние инстинкты вопили, кричали, стараясь меня остановить: «Алиса, Алиса, дьявол тебя раздери, куда ты идешь?!» С упрямством слабоумного я слепо направлялась к опасности. В груди даже что-то радостно затрепетало, возможно, проснулось то самое чувство, когда стоишь на краю пропасти, и от смерти отделяет всего один шаг. Стоит переступить черту, и дороги назад уже не будет. Моя нога давно уже свесилась с края. Я приблизилась к двери и поймала бьющуюся в агонии латунную ручку. Движение сразу прекратилось. Я медленно повернула ее, ощущая, как легко поддался замок. Прежде чем открыть, я еще раз окинула дверь из темного дерева пристальным взглядом. На ней засияли странные знаки, все заключенные в круги.
В некоторых были нарисованы слова на неизвестном мне языке. Я смогла различить изображение креста, полукругов, месяца и, полагаю, косы. Проведя рукой по светившимся символам, я заставила этим жестом их исчезнуть. Они медленно погасли, вновь погружая коридор в сумрак. Решительно распахнув дверь, увидела за ней лишь темноту. Протяни руку и пальцы – ни на что не наткнешься. Настоящая тьма. Будто вглядываешься в бездну. Я невольно отступила, справедливо предположив, что таинственную комнату лучше закрыть. Не успела я совершить это нехитрое действие, как меня охватил ужас, а из горла вырвался леденящий душу крик. Разъяренная Ника с искаженным от ярости лицом летела на меня, выставив паучьи пальцы с длинными ногтями, что напоминали когти хищной птицы. Платье в пол было порвано, в местах, где виднелась кожа, молочный цвет перекрыл алый. Кровь с молоком. Я закрыла глаза, готовая смириться с уготованной мне судьбой.
Проснувшись от своего полного страха вопля, я подскочила в постели. Дверь спальни распахнулась, я увидела в проеме Корсу в совершенно целом платье, а вместо ярости ее лицо выражало беспокойство, но искренним оно мне не показалось:
– Элис, тебе приснился кошмар? Снова?
Я все еще с опаской поглядывала на подругу Чалис и, отодвинувшись к спинке кровати, невесело усмехнулась:
– Вся моя жизнь – кошмар, но было бы славно, если хотя бы ночью морок меня отпускал.
Ника улыбнулась. Неприятной, скользкой улыбкой. Жемчужного смеха за ней не последовало. Я услышала скрежет, точно кто-то царапал дерево. Вглядевшись в дверной проем, заметила, как сильно пальцы Ники вцепились в дверь. Сглотнув, постаралась отогнать от себя бредовые мысли. Правда, я могла поклясться себе, что утром увижу на темном дереве свежие борозды, оставленные когтями Корсы. Осталось дожить до восхода.