По другую сторону Алисы — страница 68 из 74

Когда кричали птицы вдалеке,

Не слышала их крика.

Когда гремел гром в небе,

Его не слышала раскатов.

Когда земля разверзлась,

Устояла на ногах.

Когда лава разлилась,

Не застыла пеплом.

Когда я встретила тебя,

То пала в эту бездну.

Тогда остановилось время,

И лезвие твое нанесло порезы.

Последнюю букву нескладного стиха размыла моя слеза. Думала, эта привычка жалеть себя и плакать уже в прошлом. Но нет. Одна мысль о разговоре с Джозефом вызывала дрожь. Мне всегда казалось, что я недостаточно умная, недостаточно светлая, недостаточная добрая…

А уж о красоте и вовсе молчу, хоть я и беспокоилась о ней в последнюю очередь. Это извечное «недостаточно» порой отравляет жизнь, не давая насладиться простыми радостями: тихим уютным вечером, цветом яблонь или запахом сирени после дождя. В дремучем лесу ожиданий от самих себя мы порой пропускаем важные моменты, из которых и складываются наши дни. Размышляя об этом, я начинала осознавать, что претензии и завышенные планки к самой себе были вызваны чувством одиночества. Вот окончу школу на одни пятерки, и мама обо мне вспомнит, а потом и вернется за мной. Она же непременно узнает о моих успехах. Кому нужна дочь-неудачница? В аттестате, правда, преобладали четверки. Но, к слову, это не помешало мне поставить новую цель. Высшее образование, подтвержденное красным дипломом, маму мне тоже не вернуло.

Вот и с мужем вышла та же история. Когда в наших с Джозефом отношениях появилась первая трещина, я твердо решила – все дело во мне. Внимания не уделяю, лицу моему улыбки не хватает, а может, и вовсе дело во внешности. В ведении хозяйства нужды не было, робкие предложения о моем выходе на работу вызывали недоумение. Тщетные попытки налепить на трещину пластырь завершились полным провалом. И появилась вторая трещина. Расселины разрастались до тех пор, пока наш брак не рассыпался, подняв вокруг облако пыли из обид и недопонимания. Если не учитывать старания мужа избавится от меня, то ситуацию можно было бы назвать весьма распространенной и обыденной. Но только не в моем случае.

Когда я узнала, что движет Джозефом, кто была его мать и кем она на самом деле приходилась Чарльзу, мои гнев и жажда справедливости уступили место такому примитивному чувству, как жалость. Мне стало жаль того бедного шестилетнего мальчика, лишившегося самого дорогого на свете человека – матери. Жаль юношу, которому открылась столь пугающая и неудобная истина. Жаль мужчину, волею судьбы выбравшего себе в жены родную дочь мачехи. Мне действительно было его очень жаль.

Я сидела на кровати в своей комнате в Андерсон Мэнор, сжав руками закрытый блокнот. Пусть Дэвид и запретил мне приближаться к особняку, но я была его законной владелицей. Да и привыкла уже поступать вопреки здравому смыслу. После того случая на Тростниковом холме просто не могла больше оставаться в магазине Чалис и Ники. Я должна была поговорить с Джозефом. Мой взгляд устремился в одну точку, погружаясь в воспоминания.


Я бежала по выцветшей плитке, готовая нырнуть в окружавшую водонапорную башню тьму. Пусть хоть она приведет меня в страну Амелета[44]. Теперь башня, напротив, словно приближалась ко мне. Когда я остановилась, чтобы взглянуть на Майка, возможно, в последний раз, увидеть его не смогла. Подобно растворяющейся черной акварели в прозрачной воде, все заволокло сотканным из теней туманом. Вдох-выдох. «Иногда, чтобы найти путь к свету, нужно полностью погрузиться во мрак», – пронеслась в голове фраза, недавно сказанная парамедиком. Я уверенно шагнула вперед. До угла башни, за которым исчезла мать Джозефа, оставалось всего несколько ярдов. Достигнув своей цели, я не понимала, куда идти дальше. Прекрасно помнила, что была на улице. А теперь очутилась в тускло освещенном помещении с зияющей темнотой в конце узкого коридора. И тут я заметила ее. Страх стальными пальцами сжал мое горло. Мимо, подобно бледному призраку, проскользнула Жасмин. Я услышала, как складки ее длинного белого платья зашуршали, точно игла патефона по пластинке.

– Стой! – крикнула я ей вслед. Рассмеявшись безумным, пробирающим до самых костей смехом, мать Джо скрылась во тьме.

– Черт! – выругалась я. А на что я рассчитывала? Что она остановится, едва услышит мое громогласное «стой»? Коридор сужался по мере того, как я подступалась к влекущему своей непроглядной бездной концу. А может, это было началом. Или укрытием. Одна вселенная знала. Мой четкий шаг сбил попавшийся под ноги предмет. Я вскрикнула от неожиданности, пошатнулась, но сумела удержаться на ногах. Подняла с грязного, пахнувшего гарью пола пыльную штуковину, жалобно звякнувшую в моих руках. Старая музыкальная шкатулка с треснувшим стеклом на крышке и облупившимся лаком по бокам. Стоило завести механизм, как пустой коридор наполнился звуками полонеза Огинского. Мрачно-торжественная мелодия гулко отражалась от стен.

– Хватит, – ледяным тоном велел мне высокий женский голос. Я вздрогнула и выронила шкатулку. Полонез смолк, превратившись в звон разбитого стекла. Слишком громкий для маленького музыкального механизма.

Передо мной стояла Жасмин. Ее длинное платье с красивым вырезом, что открывал взгляду выступающие ключицы, было вымазано в золе. Подол истерся, ткань, будто причудливо окрашенная в серые оттенки, книзу переходила в угольно-черный цвет, сливаясь со сгоревшим полом. Пепельно-русые волосы, доходившие женщине, нет, девушке, до плеч, – спутаны. Лицо красивое, подбородок волевой. Острые скулы, ярко выраженные углы челюсти. Я думала, у Джозефа невероятные глаза, голубые льдинки. Но у его матери – аквамариновые, и в полумраке мне показалось, что они светились, как у кошки.

– Я тебя не боюсь, – зачем-то соврала я, отодвигая ногой осколки ни в чем не повинной шкатулки в сторону. Жасмин осклабилась, обнажая крупноватые зубы.

– Ложь. Чувствую, как ты трясешься. Словно дворняга на морозе.

Вот кто я для нее. Дворняга.

– Да, – согласилась я, – соврала. Но я не дворняга. Скорее, чертовски уставшая загнанная лошадь. А вот ты, – перешла я в наступление, обходя хрупкую фигуру Жасмин. Адреналин затмил мой разум, призвав неуместную смелость, что могло привести к плачевному исходу. – Ты сама трусиха. Прячешься в тени. Сколько уже лет прошло? Совсем не хочется покинуть это кошмарное место и отправиться дальше, к свету?

Мать Джозефа сердито зашипела, и это только усилило ее схожесть с кошкой. Обиженной, напуганной, брошенной кошкой.

– И куда я попаду? Ты там была?

Распространенный вопрос.

– Никто не ответит на это, потому что из белого света никто возвращался. Сидеть в темноте, дыша пылью сожженной краски, лучше?

Жасмин фыркнула и отошла от меня. Мыском грязной туфли она провела по остаткам плитки, прочертив полукруг в слое пепла.

– Тогда зачем мне туда? Здесь я хотя бы знаю, что меня ждет.

– Да… Тоска, одиночество и гарь. Чудесная компа-ания, – протянула я. Заразилась манерностью от Чалис. Ох и влетит ей. Если я выберусь. Если.

– А неизвестность предпочтительней? Сама бы отправилась в никуда?

Я с удивлением поглядела на Жасмин. Для меня ответ был очевиден.

– Разумеется. Я не страшусь идти вперед. Нет ничего хуже, чем застрять на одном месте. Одной, – произнесла я, нисколько не солгав.

– И поэтому ты решила остаться после смерти проводником. – Заметив отобразившееся на моем лице изумление, она удовлетворенно кивнула и продолжила: – Да, я знаю, кто ты. Уже столько ваших тут побывало. И ни одному не удалось меня уговорить. Вы же не можете силой затащить меня на тот свет, – самодовольно ухмыльнулась Жасмин.

Я смотрела на нее со смесью сожаления и недоумения. Неужели она не понимает?

– У меня не было выбора. Да и не всем он дается. Тогда ты бы уже давно им стала и не торчала бы на пепелище. Я такой, наверное, родилась, не знаю. И я еще жива. Искала тебя вовсе не из-за желания увести на другую сторону. Приятно познакомиться, миссис Андерсон. Или леди? Не разбираюсь в таких тонкостях.

Жасмин отшатнулась и, глядя на меня с недоверием, поинтересовалась:

– Тогда кто ты и что тебе от меня нужно?

– Я твоя невестка, жена Джозефа.

В аквамариновых глазах мелькнуло понимание.

– Джозеф? Мой Джозеф?.. Как он?

Правда – не всегда лучший вариант. Но сегодня я была острее ножа.

– Плохо, Жасмин. Очень плохо. Вторит твоему покойному супругу. Сначала пытался подстрекать свою любовницу к моему убийству, а после очередного неудавшегося нашего с ним примирения решил засунуть меня в психушку. А потом… – я выдержала театральную паузу, – отделение после моей выписки сгорело. Вот так совпадение? Ты же знаешь, что твое пристанище отреченных поджег любимый сын? – выпалила я, прекрасно осознавая, что мои слова сочились ядом. Вечно копить его в себе я не могла, так и отравиться недолго.

– Не могу поверить, – печально прошептала Жасмин, – конечно, я знала. Из-за него и попала в Кейн Хилл.

– Что ты имеешь в виду? – уточнила я, начиная осознавать угрозу сложившейся в моей голове картине. Выстроенный карточный домик вот-вот разлетится. Над моей головой что-то щелкнуло. Я посмотрела наверх. Всего-навсего заработал потолочный вентилятор. Вентиляторы – иллюзия движения воздуха. Мне помогало, когда чувствовала, что не хватает кислорода. Правда, выглядела Жасмин так, словно этот самый кислород ей был и не нужен вовсе.

– Мой милый Джо был необычным ребенком. Когда ему исполнился всего годик, я достала его из загоревшейся колыбельки. Получила ожоги, а сын, слава богу, остался невредим, – она согнула руки в локтях, демонстрируя следы огня на предплечьях, змеившиеся до самых запястий. – Думали с Чарльзом, что случилось самовозгорание, перенесли детскую в другую комнату. Через год ситуация повторилась, на этот раз он воспламенил ящик с игрушками.