По другую сторону холма — страница 16 из 35

Развитие бронетехники

Если приход Гитлера к власти изменил политическую карту Европы быстрее, чем это сделал Наполеон, то своими победами немецкая армия обязана рождению и развитию бронетехники. Без бронетехники мечты о мировом господстве оставались мечтами. Танки были самым главным инструментом Гитлера, более, чем люфтваффе или иностранные сторонники вроде Квислинга. Ему ни за что не удалось бы подавить сопротивление без танков с их уникальной способностью осуществлять быстрый захват территории. Фюреру доставало ума понимать всю важность нового оружия, но в конечном итоге он заплатил дорогую цену за то, что недостаточно его поддерживал.

История «панцеров» была поведана мне в долгой беседе в 1945 году генералом Тома, самым известным из танковых командиров Германии после Гудериана. (Гудериан находился в плену у американцев, и я услышал его версию событий только после выхода первого издания этой книги; его воспоминания в повествовании Тома переданы в скобках.) Грубоватый, но располагающий к себе Тома, настоящий энтузиаст своего дела, жил исключительно танками; ему нравилось воевать ради самого процесса, но без особой неприязни и даже с уважением к противнику. В Средние века из него вышел бы неплохой странствующий рыцарь, вызывающий на дуэль путников ради чести скрестить с ними копья. Развитие танков явилось для такого человека настоящим даром свыше, позволявшим ощутить себя рыцарем в доспехах.

Тома описывал развитие танковых войск в немецкой армии после отказа Гитлера от условий Версальского договора. «В 1934 году нам представилась чудесная возможность впервые завести настоящие танки, особенно после того, как мы много лет использовали лишь макеты. До тех пор на практике мы знакомились с ними только в экспериментальном лагере в России по договору с советскими властями. Это было под Казанью, в основном для изучения технических особенностей. Но в 1934 году в Ордруфе сформировали наш первый танковый батальон под названием „моторизованная команда инструкторов“. Им руководил я. Это был прародитель всех остальных.

Потом батальон был расширен до полка из двух батальонов, и еще два сформированы в Цоссене. Они комплектовались довольно медленно, по мере выпуска продукции на заводах — сначала это были танки „Круппа“ Pz. 1 с воздушным охлаждением и всего лишь с двумя пулеметами; на следующий год поступили Pz. II с двигателем „майбах“ водяного охлаждения и 20-мм пушкой; в 1937–1938 годах поступили первые танки Pz. III и Pz. IV, более крупные и эффективные. Между тем росла и наша организация. В 1935 году были сформированы две танковые бригады — по одной на каждые две созданные тогда же танковые дивизии. Немецкие офицеры в танковых войсках старались близко следовать теории танковой войны, разработанной англичанами, особенно вами; также были популярны идеи генерала Фуллера. С интересом они следили за развитием первой британской танковой бригады». Она была сформирована в 1931 году для экспериментов под руководством полковника (позже генерала) Брода; в 1934 году она перешла на постоянную основу под руководством бригадира (позже генерала) Хобарта.

Я спросил, повлияла ли на немецкую теорию танковой войны известная книга генерала де Голля, как это часто утверждалось. Тома ответил так: «Нет, тогда ей не уделяли особого внимания, и мы считали ее довольно „фантастичной“. В ней было мало тактических рекомендаций, и по большей части она казалась оторванной от реальности. Кроме того, она получила распространение уже после нашего знакомства с британскими предложениями по поводу танковой войны». (Гудериан заметил: «Тома прав. Я читал книгу де Голля „За профессиональную армию“ в 1937 году в немецком переводе. К тому времени уже были сформированы немецкие танковые дивизии, и книга де Голля не оказала никакого влияния на развитие танковых войск Германии. Тем не менее я прочел ее с большим интересом и гадал, не примут ли французы на вооружение идеи де Голля. К счастью для нас, они не приняли»).

Тома продолжал: «Вас может удивить, что развитие бронетанковых сил встречало такое сопротивление со стороны высшего руководства германской армии, как это было и у вас. Старшие генералы опасались их быстрого развития, потому что сами не понимали методику ведения войны с их помощью, и им было неуютно с такими новыми инструментами. В лучшем случае они демонстрировали заинтересованность, но при этом сомневались и проявляли осторожность. Если бы не такое их отношение, мы бы достигли большего».

В 1936 году Тома с танковым батальоном послали в Испанию, где тогда шла гражданская война. «Было видно, что Испания может послужить этаким „европейским Альдершотом“. Я командовал всеми немецкими наземными войсками в той войне. В газетах сильно преувеличивали их численность — она никогда не превышала 600 человек». (Это если не учитывать воздушные войска и администрацию.) «Они обучали танкистов Франко и сами получали боевой опыт». (Солдат вроде Тома никогда не смирится с мыслью об инструкторской работе, когда есть возможность участвовать в сражении самому, даже если германское командование не одобряло такого участия. Генерал Варлимонт, который в августе был назначен военным посланником у генерала Франко, заметил, что Тома «был душой и сердцем всех действий немецких военных сил в ходе гражданской войны»).

Продолжая свой рассказ, Тома сказал: «Нашей основной помощью Франко были машины — самолеты и танки. Поначалу у него ничего не было, кроме нескольких устаревших моделей. Первая партия немецких танков прибыла в сентябре, за ней в октябре последовала крупная партия танков модели Pz. I.

Русские танки с другой стороны начали прибывать еще быстрее — в конце июля. Они были тяжелее наших, оснащенных только пулеметами, и я предложил награду в 500 песет за каждый захваченный танк, потому что был только рад иметь в своем распоряжении такие машины. Мавры насобирали их целую коллекцию. Вам, наверное, будет интересно узнать, что моим „оппонентом“ тогда был нынешний маршал Конев.

Благодаря тщательно организованному распределению немецкого персонала я вскоре смог подготовить довольно большое количество испанских танковых экипажей. Испанцы быстро учились, хотя и забывали усвоенное тоже достаточно быстро. К 1938 году под моим командованием было четыре танковых батальона, каждый из трех рот по пятнадцать танков в роте. Четыре роты имели на вооружении русские танки. Также у меня было тридцать противотанковых рот с одним 37-мм орудием в каждой.

Генерал Франко хотел распределить танки среди пехоты, как к этому обычно склонялись генералы старой школы. Мне приходилось прикладывать постоянные усилия, чтобы использовать танки сосредоточенно. Своими успехами франкисты во многом обязаны именно такой тактике.

Из Испании я вернулся в июне 1939 года, после окончания войны, и описал свои впечатления о ней и то, что усвоил. Затем мне поручили командование танковым полком в Австрии. Предлагали танковую бригаду, но я сказал, что лучше мне отточить свое мастерство, командуя полком, так как я давно не был в Германии и мог позабыть кое-какие местные особенности. Генерал фон Браухич согласился. В августе же, для проведения польской кампании, мне дали в командование танковую бригаду из 2-й танковой дивизии.

Эта дивизия находилась на крайнем южном фланге армии генерала Листа, за Карпатами. Поступил приказ наступать через Яблунковский перевал, но я предложил послать туда моторизованную бригаду, а самому с танковой бригадой совершить обходной маневр с фланга, через густой лес и гряду. Спустившись в долину, я прибыл в деревню, все жители которой шли в церковь. Как они удивились появлению танков! Я прошел через оборону врага, не потеряв ни единого танка и преодолев за ночь пятьдесят миль.

После польской кампании меня назначили командующим отделом мобильных сил в генеральном штабе. Этот отдел охватывал танковые моторизованные войска и кавалерию, которой у нас все еще была одна дивизия, а также мотоциклетные войска. В польской кампании у нас было шесть бронетанковых дивизий и четыре легкие дивизии. В каждой бронетанковой дивизии было по танковой бригаде из двух полков по два батальона в каждом; боевой состав полка вначале был 25 танков. Для определения боевого состава после нескольких дней операции нужно отнять примерно с четверть танков, учитывая те, что находились в ремонте».

К боевому составу Тома причислял только сражающиеся танки в ротах (или эскадронах). Общее же количество техники в полку, включая легкие танки разведки, составляло 160 единиц.

«Легкие дивизии были экспериментальными, и состав каждой различался. Но в среднем там имелось по два моторизованных стрелковых полка (по три батальона в каждом) и один танковый батальон. Кроме того, у них был батальон разведывательной бронетехники, мотоциклетный батальон и артиллерийский полк, как и в бронетанковых дивизиях.

После польской кампании мы закончили эксперименты и преобразовали эти дивизии в бронетанковые. Для наступления 1940 года на запад у нас было десять полностью укомплектованных бронетанковых дивизий. К тому времени пропорция средних танков в дивизии была увеличена. Но даже тогда оставалось слишком много легких танков».

Затем Тома сделал удивительное признание, что на момент вторжения во Францию у Германии было всего в общей численности 2400 танков, а вовсе не 6000, как сообщали французы. Он сказал, что не учитывал легкие танки разведки, которые называл «консервными банками». «Французские танки лучше наших, и их было больше, но они медленно двигались. Мы победили французов, используя преимущество в скорости и неожиданности». (Слова Гудериана: «Французские танки превосходили наши по броне, пушкам и численности, но были хуже по скорости, радиокоммуникациям и командному составу. Концентрация всей бронетехники на ключевых участках, быстрое развитие успеха и инициатива офицеров различного уровня — вот что во многом обеспечило нашу победу в 1940 году». Мантойфель заметил: «В мирное время мы недооценивали скорость танков на поле боя. Она гораздо важнее толщины брони»).