– Располагайтесь. Чувствуйте себя как дома.
Она села.
– Так что за предложение?
В своем послании я намекнул, что паре музеев могут потребоваться услуги ее новой рекламной фирмы, и я помогу им установить партнерские отношения. Как же быстро она позабыла о своем намерении вернуться в университет. Отношения между нами резко ухудшились, но я рассчитывал, что жадность перевесит возможные опасения. После неутешительного разговора с врачом я был готов к открытой стычке.
– Почему вы заявили, что я приставал к вам?
– Правда глаза колет?
– Этого ведь не было.
Она презрительно сморщилась и отхлебнула из бокала.
– Что за вино?
– «Ганьяр-Делагранж». Потрясающий букет.
– Я почти не пью в последнее время. Страшно – после того, что случилось с Алисой. Когда вижу пьяных девушек, хочется прочитать им мораль об опасностях, которыми чревато употребление алкоголя. Старею, наверное!
– А я с возрастом становлюсь только импульсивнее, – рассеянно ответил я. – В следующей жизни превращусь в настоящего сумасброда.
– Смерть Алисы для вас – просто большая головоломка?
– Вовсе нет.
– В одном интервью вы назвали себя «заядлым исследователем человеческой природы», но на деле вас интересуют только мертвецы и туземные племена с другого континента. С таким же успехом можно закопаться в книги! Вы просто пытаетесь сбежать от настоящей жизни, ведь жители дальних земель и мертвые никогда никому не причиняют боли.
«Жители дальних земель» – фраза из книги, вот только из какой? Моя память уже не та, что раньше, Ларри.
– Вы закончили с порицанием моих недостатков?
– Еще нет. Как насчет нас, живых? Разве мы не заслуживаем внимания? Или вы уже забыли о праве на частную жизнь? Журналисты втоптали его в грязь. Про нас обоих – и про меня, и про Алису – насочиняли такого, что просто диву даешься.
– «Про нас обеих», – автоматически поправил я. – Не «обоих», а «обеих».
Она протянула мне пустой стакан, и я послушно долил вина.
– Я говорю себе, что сегодняшние газеты завтра пойдут на оберточную бумагу. Но толку от этого мало.
Ларри, она завела речь про частную жизнь, однако сама не упустила ни одного случая покрасоваться на камеру, принять кокетливо-страдальческий вид – прямо как принцесса Диана – и с глубоким вздохом завести хвалебную оду о погибшей подруге.
– К вам-то ничего не пристает, – бросила она, – как к тефлоновому покрытию. Еще не надоело выслушивать чужие мнения на свой счет?
– Ко всему можно привыкнуть.
Многие люди из моего круга общения канули в небытие, Ларри. Отец, одноклассники, друзья из университета, коллеги. Деверё увезли в дом престарелых, и ему остается только плеваться ядом, скорчившись в темном углу.
Я поставил вопрос ребром:
– Зачем вы попытались оклеветать меня?
– Иногда преступников сажают в тюрьму за то, чего они не совершали. Зато на их совести висит другое, не менее страшное преступление. Как по-вашему, это несправедливый приговор?
– Технически – да.
– Идите к черту со своим техническим подходом. Все сводится к одному. Справедливость должна восторжествовать. Для вас тоже.
– Вы не вправе вершить правосудие, Меган.
– А вы? – Она опрокидывала один бокал за другим, будто воду. Еще немного, и вино ударит ей в голову. – Одно я знаю точно. Публике нужна простая ложь, а не запутанная правда.
Комнату освещали слабые лучи зимнего солнца.
– Правда всегда находит прямой путь, Меган. Как свет.
– Прекратите говорить загадками. Что вы там хотели мне предложить? Или это тоже вранье? Не испытывайте мое терпение.
– Никаких бесплатных автомобилей и путевок в теплые страны, Меган.
Она фыркнула.
– В одной газете написали, что я сама творец своего будущего.
– «Тайна волшебного дерева»! – Я наконец-то вспомнил, из какой книги была эта фраза. – Вот оно что! Сказка Энид Блайтон.
– У вас совсем крыша едет.
– Не могу понять, Меган, вы завидуете? Потому что я оказался под прицелом у журналистов?
– Как вы можете говорить такие мерзости!
– Может быть, не хватает внимания? Тогда я щедро осыплю вас комплиментами.
В трубах переливалась вода. Пощелкивала батарея, распространяя тепло.
– Недавно я разговаривал с Лиз. Она сообщила, что вы решительно отстаиваете версию о самоубийстве. Интересно узнать, почему.
– Этот мост – любимое местечко у суицидников, как Бичи-Хед. Прыгают оттуда толпами, будто лемминги.
Ларри, об этом сооружении и вправду ходит множество мрачных слухов. Раньше я часто прогуливался вдоль реки и должен сказать, что это едва ли не единственное место в городе, где можно побыть наедине с самим собой.
– Неверный ответ. Попробуйте еще раз.
– Мне пора идти. У вас будут неприятности, если кто-нибудь узнает о нашей встрече.
«Никуда ты не пойдешь», – подумал я, украдкой озираясь в поисках ключа.
– Бросьте, Меган. Зачем Алисе убивать себя?
– После нескольких пинт она впадала в буйство, а после наркотиков все ее демоны вырывались наружу, так что страшно было смотреть. Она и раньше говорила о суициде.
Я снова прилежно вел записи, Ларри. Незаметно вернулся к привычной роли: архивариус, аналитик, исследователь. В вечном поиске доказательств.
– Неужели? Когда?
– Раньше. Наверное, у нее просто иссякла воля к жизни.
– Чтобы жить, не нужно прилагать усилия, Меган. Этот механизм работает автоматически. А вот для того, чтобы прервать жизнь, требуется решимость.
– Откуда мне знать? Я не господь бог. – Она откинулась на спинку кресла, обмахнула лицо. – Зря я сюда пришла. Пора собираться. Меня просили присмотреть за ребенком. Да хватит уже писать!
Я незаметно подхватил ключи и направился в другой конец комнаты, будто бы за книгой, и потихоньку запер дверь у Меган за спиной. Теперь никуда не денется.
– И кто вы такой, чтобы осуждать меня?
Поверь мне, Ларри, я составил мнение об этой юной особе на весьма серьезных основаниях. Мы много времени проводили вместе: по вечерам, пока моя жена играла в бридж или посещала занятия в университете, мы с Меган просиживали над «исследованием Алисы» – бок о бок, прямо за нашим обеденным столом. Странное, пугающее единение над бесконечными кипами материалов, раскопки чужой могилы, премерзкое занятие.
– Как Алиса покончила с собой, Меган?
– Вопросами ее не вернешь! Поздно. – Меган схватила со стола папку с бумагами, вырвала листок. – Это не она! И не я. Мы живые люди, а не буквы на странице.
Снаружи замигала лампа. Надо будет вызвать электрика.
– А ведь я вас уважала, – голос становился все громче, – да только зря. Пустые слова, сотрясание воздуха… – Меган презрительно расхохоталась. «ЛОЛ» – вот как это называется, по ее словам. – Вы просто дурак, профессор.
В соседних офисах постепенно гас свет, коллеги расходились по домам. Я забрасывал Меган вопросами, перемежая их лестью. Открыл вторую бутылку. Она захмелела: неуклюже закинула ногу на ногу, глаза заблестели. Пару раз нервно поглядывала на часы, но уже не могла сосредоточиться. А я запоминал каждое оброненное слово, каждую интонацию, чтобы не упустить ничего по рассеянности (на днях я назвал Флисс «Лиз»; к счастью, жена не заметила моей оплошности).
– Расскажите, когда вы с Алисой виделись в последний раз, – сухо поинтересовался я.
– Снег. В тот день шел снег, – сонно вздохнула Меган.
Прошлой зимой снегопад был только однажды – в ночь четвертого февраля.
– Вы виделись с ней у реки? Так ведь, Меган? Вы там были. Вы были в Саутгемптоне.
Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 20 апреля 2013 г.
Дорогой Ларри!
– Это нормально – все время думать о женщинах? – спросил он у меня вчера вечером. – О сексе?
– Говорят, секс как кислород: пока он в достатке, не обращаешь особого внимания, а вот нехватку замечаешь сразу.
За мальчишкой интересно наблюдать: меня привлекает его грубоватая резкость, яркие рисунки на коже. И не упрекай меня, Ларри, – знаю, поганца давно надо было сдать полиции. Но пусть тот, кто без греха, первым бросит камень и прочая, прочая.
– Алиса для меня как кислород.
Он называет себя «Мокси»; на самом деле его зовут Гэвин.
– Вы собирали ее вещи. Становилось легче?
– Не особо. Это же просто вещи, не она.
На полу была разложена вся его коллекция – совсем скоро семейство Сэлмон получит ее в целости и сохранности. Несколько браслетов, игральные карты, распечатка эссе по творчеству Майи Энджелоу, открытки, ручки, подставка для пивной кружки с изображением кенгуру, засохшая роза, зубная щетка, заметки для музыкального обзора, джемпер с надписью: «СМЕЙСЯ, ЛЮБИ, ЖИВИ».
– Здесь не хватает только книжки какого-то японского автора. Я подбросил ее маме Алисы на порог.
– У меня недавно умер близкий друг, – сказал я.
– И учти, старик, я тебя по-прежнему ненавижу.
– Он был моим лучшим другом, но мы ни разу не виделись.
– И Алису ненавижу.
– Не стоит увлекаться ненавистью, Гэвин. Если вы будете пестовать ее слишком долго, то она пропитает вас насквозь.
Знаешь, Ларри, я до сих пор не привык к этому удивительному ощущению: впервые в жизни стараюсь увидеть в человеке лучшую сторону. Следует признать, что я не рассказывал Флисс все подробности об этих «встречах». В них нет ничего крамольного, но жена бы не одобрила такое поведение – в конце концов, мальчишка успел натворить бед и даже вломился в наш дом. Несомненно, он способен на злонамеренные поступки, однако в глубине души – ведь всякий ученый должен искать глубинные мотивы, правда? – он не так уж и плох. Пропащих людей не бывает. Мальчишка заявил, что хочет начать все заново, с чистого листа. «Tabula rasa»[9], как сказал бы истинный исследователь.
– Ты и про меня напишешь в своей книжке? – спросил он.
– Уже написал.
– Только не вздумай поднять хай!