Звонок из регистратуры:
– У вас все в порядке? К нам пришел родитель, который…
– Да, конечно. Я всего лишь сказала ему, что нужно следить за рационом ребенка. Люди все воспринимают в штыки. Я больше не буду говорить.
Что-то явно вот-вот произойдет. Или вот-вот станет на свои места. И снова создается впечатление, что каждый мой шаг логичный и правильный. Я по-прежнему считаю, что поступила верно по отношению к девочке и ее отцу. Но вот мои слова Толстяку вызывают сомнения. Что же я сказала ему? Возможно, эхо, к которому я прислушивалась, было отзвуком голоса, постоянно звучащему в моей голове. Но ведь Толстяк рванул на выход. Однако из регистратуры не звонили. Хотя позвонили по поводу девочки и отца.
Да уж.
Коридор за дверью полон клиентов и потребителей, ожидающих своей квоты сервиса, качества и сочувствия; наше общество стало таким ранимым и чувствительным и одновременно – наглым и требовательным. Раньше люди предпочитали держаться подальше от врачей, ведь врач мог обнаружить, что вы больны. Сегодня это кажется нам смешным, но с каждый годом я все больше убеждаюсь в том, что этот подход, на фоне бесконечно растущего количества обращений к врачам, исключительно разумен. Сегодня врач обязан иметь в виду повышенную ранимость пациентов, а значит, поддерживать зрительный контакт, демонстрировать сострадание, быть всегда готовым утешить, следовательно, мы тратим на каждого пациента намного больше времени, чем раньше. Люди то и дело требуют заботы и сочувствия, и стоит только этой потребности пробудиться, как ее тут же нужно удовлетворить, иначе пациент чувствует себя обделенным и обиженным, и я подозреваю, что именно это ожидание помощи и поддержки от государства в различных областях стоит за так называемой нехваткой врачей общей практики. Утверждать, что нам требуется больше врачей, все равно что заявлять, что человек, страдающий болезненным ожирением и съевший все пирожные в пределах видимости, должен получить еще пирожных. С каждым днем общество чувствует себя все более вправе требовать от государства еще больше времени, еще больше понимания, еще больше заботы, и я убеждена, что эти ожидания вовсе не являются залогом улучшения качества жизни и медицинского обслуживания – скорее наоборот. Однако стоит завернуть что-нибудь в красивую упаковку, как уже не важно, что находится внутри. Стоит мне начать улыбаться и говорить доверительным и сочувственным тоном, как никому дела нет до того, что я делаю. Альтернативная медицина давно вовсю пользуется этим. Гомеопаты, мануальные терапевты, промыватели кишечника предстают перед своими клиентами в униформе пастельных оттенков, а их кабинеты увешаны «дипломами» с золотыми печатями и каллиграфическими надписями. Они умело пользуются всем арсеналом сценографии, а поскольку они берут по две тысячи крон за прием, то вполне могут позволить себе внимательно выслушивать все жалобы и лирические отступления своих пациентов.
Возникает вопрос: неужели задача врача общей практики – проявлять заботу и понимание? Разве эти понятия не относятся к частной жизни? Разве первостепенная задача врача – не лечение конкретных физических недугов?
И все же, большинство телесных болезней так или иначе связаны с ментальной сферой. Износ коленных и бедренных суставов зачастую происходит из-за ожирения или чрезмерных физических нагрузок, которые, в свою очередь, вызваны перееданием ради успокоения нервов или зависимостью от спортивных тренировок, за которыми, опять же, стоят самые разные личностные дефициты и неудовлетворенные желания.
А поскольку нам нравится думать, что даже на самые сложные вопросы существуют ответы и что для самых трудноразрешимых проблем можно найти решение, велик соблазн уместить все явления жизни в доступные для нашего понимания рамки, ведь нам хочется надеяться, что, стоит только удовлетворить именно эти потребности и желания, как всем страданиям придет конец.
Несмотря на то что объективные обстоятельства то и дело убеждают нас в несостоятельности этих объяснений и сводят на нет наши попытки найти решение, многие до сих пор считают, что мы совершаем дурные поступки из-за того, что нам постоянно чего-то не хватает, из-за того, что мы беспрестанно движемся куда-то, где нас якобы ждет лучшая доля. Стоит нам только сделать то-то и то-то, мы тут же получим окончательный, однозначный ответ. На эту удочку ловятся все люди во все времена.
Но что, если подобной закономерности просто не существует? Что, если в какой-то момент мы в любом случае должны упереться в стену? Что, если ответов просто-напросто не существует?
Некоторые пациенты ведут здоровый образ жизни, следуют всевозможным правилам, но все равно заболевают раком.
Мне хочется открыть дверь кабинета, выглянуть в кабинет и закричать: есть здесь кто-нибудь, кто не страдает импотенцией, кто не устал, у кого не болит ни голова, ни спина, кто не мучается бессонницей? Хватит ныть и жаловаться, заткнитесь уж, наконец. Одно и то же из года в год. Большая часть болезненных состояний и недугов проходят сами собой. Повторяю: большая часть болезненных состояний и недугов проходят сами собой. Вы отдаете себе отчет в том, как коротка жизнь и как мало мы можем воспринимать как должное? Ваши шансы выжить равны шансам сорвать джекпот в лотерее, то есть стремятся к нулю. Однако вы по-прежнему живы. Разве это не чудо из чудес? Разве ваше тело не удивительный механизм? Вам стоило бы упасть на колени и поблагодарить Бога и Вселенную за каждый день жизни, за то, что вы вообще способны дышать, ходить и есть без посторонней помощи. И почему бы вам не начать ценить то, что у вас есть, пока вы еще держите это в руках, – но я не успеваю закончить эту мысль, так как меня прерывает Туре: «Кому бы это говорить, как не тебе».
Но я разошлась и не обращаю на него внимания.
Идите домой и расслабьтесь, хочу я крикнуть всем, кто сидит в ожидании помощи. Я хочу открыть дверь и проорать всем этим грызунам c дрожащими усиками: ваши тела никогда не будут работать на сто процентов идеально. Если бы вы понизили свою планку ожиданий до уровня 1947 года, уж не говоря об уровне 1927 года, нам бы не понадобилось и половины тех врачей общей практики, которые нам якобы нужны сейчас, и все опросы населения говорили бы о том, что люди благодарны уже за возможность быть в живых, что они довольны своей жизнью хотя бы потому, что у них в кране есть холодная и горячая вода. С каждым днем я все больше сомневаюсь в том, что нас несет к гармонии и благоденствию, что мы охотимся прежде всего за счастьем, радостью и удовольствиями. Закрадывается подозрение, что мы ищем чего-то совсем иного, и это иное вовсе не обязательно должно быть приятным. Оно может доставить нам больше боли, чем радости. Это неудивительно, ведь мы приспособлены как к охоте на животных, находящихся на более низкой ступени развития, так и к бегству от них, и, возможно, мы наделены врожденной потребностью в противоречиях, трении и препятствиях. Нам нужно что-то, чего нам будет не хватать, к чему мы будем стремиться, чего мы будем страстно желать. Что-то, во что можно вонзить зубы, а потом сжать что есть мочи. Беспокойство, неврозы, болезни – не исключение. Если бы люди обладали естественной способностью жить гармонично здесь и сейчас, наших предков бы съели и истребили задолго до того, как они выбрались из океана на сушу. Мы живем на этом свете, потому что происходим от бесчисленных неугомонных невротиков, которые не сдавались и методом проб и ошибок, ценой бессонных ночей, научились размножаться и защищаться от диких зверей. Мы здесь, чтобы наслаждаться жизнью, а те, кто этого не понял, те, кто лишь сидел и болтал, вместо того чтобы быть настороже и быть готовым к любым неудачам и нападениям, – они погибли задолго до того, как их конечности окончательно развились. Мы здесь, так как наши предки умудрились полностью сформироваться до того, как они погибли от чьих-то зубов или с голоду, а это им удалось, потому что у них лучше получалось высматривать хищников в траве, чем любоваться красивыми цветами в той же траве. Именно от этих невротиков мы и происходим, и именно им мы обязаны своим существованием.
Но ничего из этого я не произношу. Мой рот закрыт на замок. Я просто сижу и смотрю в окно. Крышка на моей скороварке плотно завинчена. Ведь лишь за сегодняшней день я выдала годовую, а может, и жизненную норму безумия.
Следующий пациент – классический пример истинного ипохондрика, который всегда убежден, что ему осталось жить пару недель. Хотя он ходит ко мне всего лишь полгода, я знаю его довольно неплохо. Когда переступает порог, выражение его лица наводит меня на мысль о голодных посетителях ресторана, устремляющихся к шведскому столу. От нетерпения он потирает руки.
Пациенты, которые приходят в клинику редко, обычно считают, что мы зарабатываем на них деньги. Однако субсидию, которую мы ежегодно получаем от местных властей за обслуживание каждого пациента [18], хватает лишь на то, чтобы покрыть операционные расходы клиники. Зарабатываем же мы на таких пациентах, как этот товарищ: на здоровых людях, которые роются в Интернете в поисках симптомов и диагнозов, а затем бегут сдавать кровь, проводить гистологию папиллом и прочие мелкие анализы, которыми мы занимаемся. Таких пациентов мы зовем «январскими пташками», поскольку они умудряются лишь за неполный январь выплатить годовую норму собственных взносов за медицинское обслуживание и получить таким образом право на освобождение от дальнейших выплат до конца года [19]; именно они приносят клинике основной доход.
Ипохондрик усаживается на стул, достает список, где перечислены всевозможные симптомы и теории причинно-следственных связей (у «январских пташек» всегда имеется такой список), и пока он его зачитывает, на его лице сияет плохо скрываемая радость; когда же я начинаю измерять ему давление, его лицо искажает тягостное ожидание.
– Прекрасно! – объявляю я подчеркнуто задорно, чтобы его позлить. – У вас давление, как у восемнадцатилетнего молодца.