Я надеялась, что я выбрала удачный момент. В зале как раз почти никого не было. Вдалеке стоял задумчивый посетитель, не обращавший на нас никакого внимания.
Художник, что стоял за мольбертом перед почти завершённой картиной, был обладателем больших и, на мой взгляд, немного длинноватых усов. А еще у него была бородка клинышком. Но все это терялось под взглядом умных и грустных глаз. Он обернулся и посмотрел прямо на меня.
— Ты гораздо моложе, чем я думал. Как твои успехи? Много подсказок уже нашла?
Я немного растерялась. Раньше никто не пытался вести со мной беседу на эту тему. Но я все же ответила.
— Пока только шесть.
— Ты большая молодец. И я рад, что именно мне выпала честь закрыть для тебя одну из главных позиций, связанную со временем, — продолжил он.
— Время?
— Да. Всего подсказок двенадцать. И связанные со временем ты собрала почти все. Моя — последняя, — он улыбнулся, но улыбка все равно не затронула его глаз.
— И какая подсказка у вас на картине?
— Молния. Ты видела там, на заднем фоне, гроза и молния. Тебе нужна молния. Когда она появится ты и увидишь то, что должна увидеть.
Говоря это, он указал рукой на самый верх полотна. Там и в самом деле была туча, и ее рассекал луч молнии. Молния была похожа на указывающую стрелу. Гроза и молния это атрибуты бога Зевса, чье присутствие так обозначено на картине.
Тут-то я увидела, что рука художника странно скрючена и деформирована. Для художника это должно быть ужасно. Тем более, что рука была правая.
— Но, получается, что у меня по времени январь и сумерки? Именно это. Как это может сочетаться с грозой? Разве гроза бывает в январе? — ничего не понимая, спросила я.
— Ну, дорогая моя глупышка. Если бы это было так просто, Грааль уже давно бы нашли. Но ты мне нравишься, потому послушай еще кое-что. Ты можешь сидеть на месте и ждать в январе грозу. И возможно раз в два, может быть три, а то и четыре года она все же случится, — и он опять грустно улыбнулся.
— Или? — подхватила я.
— Или взять в команду мага. Но, я и так сказал больше, чем должен был. Тебе пора.
Видение пропало. И я снова оказалась в Хаммабургском Кунстхалле. Габби что-то настойчиво втолковывал нашему сопровождающему. А Акке старательно загораживал собой меня. И учитывая, что мальчик был уже выше меня в свои почти пятнадцать, у него это хорошо получалось.
Я осторожно убрала руку от картины и тронула Акке за плечо. Он мгновенно завопил на весь музей, так что эхо прокатилось по другим залам.
— Ну, вот! Ей уже лучше!
На его возглас обернулись не только Габби и наш спутник, но и все, кто находился в этот момент в музее. И на ступеньках музея. И рядом с музеем. И даже на соседней с музеем улице.
Парень стремглав бросился… нет, не ко мне. Он кинулся к картине и уткнулся в нее носом. Тщательно то ли обнюхав, то ли все-таки осмотрев её, он успокоился и заметно расслабился не найдя ни малейших повреждений. Только потом взглянул на меня и с осуждением спросил.
— Как вы себя чувствуете, неска? Не дело это дотрагиваться до полотна.
— Спасибо. Мне гораздо лучше. Скажите, пожалуйста, вы так много поведали о картине. А вот об ее авторе? Художник, который её написал? — постаралась я вернуть его в привычную и любимую стезю.
— О! Это замечательный художник! Правда, он известен как мастер по изготовлению гравюр. Но как видите, картины он тоже рисовал, — заметно успокоившись, сопровождающий вновь принялся нас просвещать.
— А что у него с рукой? — спросила я, и только потом поняла, что нужно будет как-то объяснять этот вопрос.
Но к счастью он не заметил моей оплошности. Габби приподнял в недоумении брови, но не сказал ни слова. А Акке вообще, по-моему, нас не слушал.
— Это ужасно грустная история. Когда ему было всего три года, он упал на горящие угли и изувечил руку. Отсутствие мага-лекаря рядом и лечение только своими силами привело к деформации кисти. Так что вовремя руку ему не вылечили, а потом было уже поздно. И несмотря на свое увечье, он открыл гравировальную мастерскую и много работал.
— У него грустные глаза, — сказала я и опять не подумала, откуда бы мне это знать.
— Да. Он страдал от затяжной депрессии и чахотки. У него была тяжелая жизнь. Что это мы все о грустном? Пойдемте дальше! — и он бодро зашагал вперед.
Чтобы не привлекать излишнего внимания к этому инциденту мы дослушали его до конца, хотя и было видно, как моим спутникам не терпится расспросить меня о видении. Но, только вернувшись в дом к доктору Арбэнот, и застав Себа за выпеканием кренделей, я приступила к рассказу.
— Так. И что мы имеем в итоге? — по завершении моего рассказа заявил Себ.
— Время это сумерки, гроза и январь — протянула я. — А как понять фразу, что мне с собой на поиски следует взять мага?
— Клари, маг умеет делать молнию. Почти все маги ее умеют делать. И даже не важна специализация, — просветил Габби.
— Со временем почти все ясно. Мы должны быть на месте предполагаемого нахождения Грааля в январе, дождаться наступления сумерек и маг должен бабахнуть молнию. И она по идее должна что-то осветить. А сумерки это когда? — спросил Акке.
— Сумерки это когда солнце село, но свет остаточный еще есть. Или, наоборот, перед самым рассветом. И маг не бабахает молнию. Бабахает гром, — ответил Себ.
— Но в целом ты прав, Акке, — поддержал подростка Габби.
— Но если со временем мы разобрались, то с местом по-прежнему все не ясно. Да и разделение все-таки непонятное, — протянул в своей манере Себ.
— Да. Мы должны разбить подсказки на четыре группы по три в каждой. А зачем? И вот с этими тремя понятно, а что делать с уже имеющимися у нас подсказками? Они, как я понял, пока не разбиваются? Или нет, скорее, неполные группы — почесал голову Габби.
— Мы тогда их делили? Помнишь, еще сидели в кабинете у…
— Неважно, где мы сидели, но делили мы по четырем признакам двенадцати. Время, рыцари, религия, искусство, — перебила я Себа.
— А, точно. С рыцарством все более или менее понятно. На картине Рафаэля спал рыцарь. А еще рыцарь сражался с улиткой. И мы имеем Замок на скале и улитку. И к чему это относится? К месту? К виду из окна? И у нас нет еще одного рыцаря, — сказал Габби.
— Еще есть две подсказки из религии. Это плащ. Он был на фреске в монастыре. И Лимон с алтаря в руке Евы. И здесь тоже не хватает третьей, — протянул Себ.
— Религия, время и рыцари пока понятно. А что у нас с четвертой? — спросил Акке.
— Тишина. И это не подсказка, просто её пока нет, — ответила я.
— И ты зря думаешь, что это искусство. Это может быть и закон. У нас совет Магов Двенадцати. А в твоем мире ты говорила, что-то про суд, — уточнил Себ.
— Да. У нас двенадцать присяжных заседателей. Понятно, что ничего не понятно. Нам нужны еще подсказки. Только после этого что-то прояснится, — ответила я.
— Клари, прости, что опять поднимаю эту тему, но нам пора возвращаться домой, в Лютецию. Нам нужна помощь. Мы не справимся втроем. Прости, Акке, вчетвером, — сказал вдруг Себ.
— А что такого в Лютеции? Нас там станет вдруг пятеро? — ответила я.
— Там есть папа. И наши друзья по Универу. И Ги с Эллой. Там больше возможностей по сбору информации. Клари, прости, но это еще один из доводов, чтобы вернуться, — поддержал брата Габби.
— Акке? А ты что думаешь? — в поисках поддержки спросила я.
— Я думаю, что нам нужно ехать в славный город Франкфурт. Это не так далеко, — мы все с удивлением уставились на него, а Габби даже рот открыл.
— Куда? — только и выдала я.
— Город Франкфурт. Именно там в данный момент гостит у учителя знаменитый ювелирный мастер Карл Фаберже. Он совсем недавно изготовил для Великого Князя Александра яйцо с Магическим Граалем внутри. Разве нам не нужно его расспросить? — невозмутимо ответил этот фантастический подросток.
— Но, Акке, как? — отмер Габби.
— Об этом в сегодняшней газете написано. Учителя Карла Фаберже зовут Йозеф Фридман, и проживает он именно там. А про яйцо вы же сами Клари газету показывали? Еще когда мы в Орхусе были. Мы ее, кстати, еще обвели эту заметку. Газета так и валяется на тумбочке в прихожей, — ответил Акке.
— Огненный шар мне в печёнку, — как говорит Арчибальд. Но этот юный газтер прав. Мы совсем забыли про это яйцо. И обычно художник уже мертв, нам помогает само полотно, но тут-то все наоборот. Карл Фаберже жив. И нам не обязательно врываться в спальню к Великой Княгине Марии и ломая сейф искать нужное яйцо, — обрадовал нас Себ.
— Я и не собиралась никуда врываться и ломать сейфы в спальнях. Мы поговорим с ювелиром и все выясним, — я даже вздрогнула, как представила себе проникновение в чью-то спальню.
— Что-то я сильно сомневаюсь, что разговор с мастером ювелиром нам поможет. По-моему магия работает не так. И потом это новая работа. А Грааль ищут уже много веков. Странно это, — засомневался Себ.
— Может подсказки активируются или наоборот засыпают? — выдал Габби.
— Все может быть. Но в любом случае пока мы не съездим — не узнаем, — пожала я плечами.
— Тогда чего же мы ждем! Впере-е-е-ед! — проорал Акке, и боюсь, что его услышали не только на соседней улице, но и во всем городе.
Глава 6.
«Встреча святого Ромуальда с Оттоном III» Фра Беато Анджелико
На всем, что сделал мастер мой, печать
Любви земной и простоты смиренной.
О да, не все умел он рисовать,
Но то, что рисовал он, — совершенно.
Гумилев Н.С. «Фра Беато Анджелико» 1912г
— Это опять вы? И по-прежнему неважно кто вы? Что вам нужно на этот раз?
Мы и в самом деле не стали откладывать поездку во Франкфурт. Простившись с четой Арбэнот, на поезде мы быстро добрались до Переправы Франков, или Франкфурта. В поездке только и разговоров было, что о франкфуртских сосисках. Ничего другое ребят не занимало. Это были особые свиные сосиски: тоненькие и приготовленные по специальным рецептам. Эти сосиски традиционно подавались на все праздничные столы, и парни наперебой выясняли, кто больше съест и что все-таки вкуснее — штрудель или сосиски.