Лу
Все следовало тщательно продумать. Свой первый день в Берлине Лу потратила на разведку — она внимательно оглядела здание издательства «Инзель Бюхерай» и отметила, что прямо напротив него приветливо открывает двери прелестное кафе «Апфель штрудель». Она даже зашла туда и заказала чашечку кофе со штруделем, после чего осмелела настолько, что под предлогом ошибочного адреса проникла внутрь издательства, чтобы получше рассмотреть расположение его комнат. Как она и предполагала, издательство было небогатым, да и откуда ему быть богатым, от публикации стихов, что ли? Что ж, тем лучше, это очень устраивало Лу, — чем беднее издательство, тем больше шансов на успех ее замысла. Ведь как только у нее зародился этот отчаянный замысел, она решила вложить в него деньги, оставленные ей в наследство покойной мамой, и надеялась, что их хватит.
Назавтра она встала рано, приняла душ и тщательно уложила волосы, — хотя знала, что выглядит молодо, все же хотела сегодня быть не хуже, чем во времена расцвета журнала «Фрайе бюне». После чего Лу отправилась в кафе «Апфель штрудель» и, уютно устроившись у окна с чашечкой отличного кофе, стала наблюдать за дверью издательства. Через полчаса пришла секретарша, которую она видела вчера в приемной. А вслед за ней в поле зрения Лу вплыл приятный господин примерно того же возраста, что ее шведский любовник, и даже чем-то на него похожий. Хотя одет он был не как молодой поэт авангардистского журнала, а вполне по-джентльменски и даже франтовато, Лу без труда опознала его как одного из славных парней из ее прошлого.
Итак, Антон Киппенберг — отлично! Насколько она помнит, он предложения ей не делал, впрочем, она могла и забыть — все эти молодые авангардисты были чем-то похожи друг на друга, такие милые встрепанные похотливые кобельки. Но надо этому Антону отдать должное — не все кобельки стали директорами издательств, пусть даже небогатых. Что ж, пора идти. Идти в атаку.
Лу расплатилась, оставив щедрые чаевые, — кто знает, сколько раз еще придется пить здесь кофе с яблочным штруделем, — подхватила лежащий на стуле изящный портфельчик и храбро вошла в приемную издательства. При виде ее секретарша Киппенберга в восторг не пришла.
— У вас назначена встреча? — нелюбезно спросила она, глядя на чистую страницу дневника.
— У меня ничего не назначено, но если вы отнесете господину Киппенбергу мою визитную карточку, я не сомневаюсь, что он будет рад меня видеть.
Секретарша на секунду заколебалась, брать карточку или не брать, но тут дверь кабинета отворилась, и директор издательства появился в приемной собственной персоной. Неизвестно, что он собирался сказать, потому что, увидев Лу, об этом забыл, расплылся в улыбке и воскликнул:
— Очаровательная Лу фон Саломе! Какой счастливый случай привел вас сюда?
Лу изящным движением обогнула стол секретарши:
— Я вам немедленно это расскажу, дорогой Антон, если вы пригласите меня в свой кабинет.
— Прошу, прошу! — Киппенберг распахнул перед ней дверь кабинета, бросив на ходу секретарше:
— Два кофе, пожалуйста, Магда. И никого ко мне не впускать.
Когда дверь кабинета закрылась, Антон вытянул из пальцев Лу ее визитную карточку.
— Значит, теперь вы Лу Андреас фон Саломе! Кто же он — ваш Андреас? — И вдруг вспомнил: — Да-да, вы тогда стремительно вышли замуж за какого-то профессора! Это и был Андреас? Наши ребята были страшно разочарованы, они ведь по очереди делали вам предложения, хотя было наперед известно, что вы всем им откажете. И все-таки, когда вы вышли замуж, им было обидно.
— А вы мне предложения не делали? — полюбопытствовала Лу и замолчала, потому что в кабинет вплыла Магда с подносом, на котором был сервирован традиционный утренний кофе.
— Не делал, — сознался издатель, когда секретарша вышла. — Я тогда был уже женат.
Лу пригубила кофе и отставила чашечку — кофе был неплохой, но похуже, чем в кафе напротив.
— Я слышала, вы задумали интересный проект.
— Вы имеете в виду сборник неопубликованных стихов?
— Именно! Рискованный проект, не так ли?
— Вроде бы — да. Но я себя слегка обезопасил, беру с авторов 50 пфеннигов за страницу.
— Всего лишь 50 пфеннигов? На этом не разживешься. Впрочем, в объявлении это не написано.
— Написано мелким шрифтом, вы не разглядели. Но я все еще не понял — в чем ваш интерес? Неужели вы принесли мне свои стихи?
Лу открыла портфельчик, вынула из него тонкую пачку листков и положила ее на стол.
— Я действительно принесла стихи, но не свои. Это неизданная поэма Райнера Мария Рильке.
Она нарочно произнесла полное имя Райнера, чтобы подчеркнуть значительность события. Киппенберг удивился:
— Неизданная поэма Рильке? — он взял в руки листки и начал их проглядывать. — Как странно — он ведь немедленно публикует все им написанное! Когда он сочинил эту поэму?
— Честно говоря, точно не знаю. Лет десять назад, не меньше. Она затерялась в его вещах — он бросил их у меня, когда мы расстались. А я ее неожиданно нашла, разбирая бумаги при переезде.
— А почему он сам ее не принес?
— Он о вашем проекте ничего не знает, так как газет не читает. И я решила сделать ему сюрприз.
— А он не рассердится?
— Райнер рассердится на меня? Вы шутите! — засмеялась Лу. — Он просто будет счастлив, что я о нем позаботилась.
Антон снова пролистал поэму.
— Бумага что-то совсем свежая. Не похоже, что это написано десять лет назад.
— Неужто вы думаете, что я принесла вам оригинал? Конечно, это копия. Оригинал я спрятала у себя. Когда придет время, Райнер поставит на нем автограф, и он станет библиографической редкостью.
Киппенберг быстрым, хорошо тренированным глазом стал читать поэму Райнера по диагонали. Отложив листки, он вздохнул:
— Странное творение. Прямо скажу — далеко не шедевр. Вы говорите, он написал это лет десять назад? Оно и видно — романтическая юношеская чушь. Вы уверены, что он согласится этот опус публиковать?
— Он согласиться на все, что я ему предложу.
Киппенберг поморщился:
— А вы уверены, что хотите эту поэму опубликовать? Вряд ли она сделает честь славному имени Райнера Рильке.
— Я позабочусь о том, чтобы она сделала ему честь.
— То есть? — поднял брови Киппенберг.
— Вы знаете меня много лет, Антон: я всегда добиваюсь своей цели. А сегодня я решила прославить имя Райнера именно этой поэмой.
— Но я еще не согласился включить ее в свой сборник. Снижение качества может ударить по моим шансам на его окупаемость, — отпарировал Киппенберг.
— Я уверена, что от моего предложения вы не сможете отказаться.
В глазах Киппенберга затеплилась тень понимания.
— Я готов выслушать все, что вы скажете, — сказал он.
— Сколько экземпляров вы планируете издать?
— Для начала 300.
— И сколько предположительно будет стоит один экземпляр?
Киппенберг покосился на дверь — Лу поняла: он знает, что секретарша подслушивает, совсем как Мари. Потом взял листок поэмы Райнера и написал на обороте цифру.
— Смело! — воскликнула Лу, взглянув на листок. И поставила под цифрой Антона 500.
— Издавайте столько. Я с ходу покупаю триста.
— Что значит — с ходу?
— Я плачу за них вперед.
— За все триста? И куда вы их денете?
— Штук 30 вы отправите мне, а остальные я подарю вам. Но вы сообщите в газетах, что бо́льшая часть тиража разошлась в первый же день.
— А дальше что?
— А дальше во всех главных газетах Германии появятся рецензии на сборник, восхваляющие поэму Райнера.
— Вы так в этом уверены?
Может быть, Лу не вполне была уверена, но Киппенбергу она этого не показала.
— Вы наверно догадываетесь, что предложения мне делали не только молодые поэты, но и молодые критики. И некоторые из них сейчас весьма влиятельны.
Киппенберг понизил голос:
— Но это же авантюра! Нас могут схватить за руку!
Лу тоже понизила голос:
— Главное, держите язык за зубами, и никто нас не схватит. Вы же не станете отрицать, что Райнер Рильке очень талантливый поэт? Талантливый, но недостаточно признанный. Разве такой уж грех протянуть ему руку помощи? Ведь он бедный, больной и бездомный.
И положила на стол конверт с деньгами, Антон молча взял его, пересчитал кредитки и сунул конверт в карман.
Лу поднялась, готовясь уходить.
— Значит, договорились? А на какой месяц вы планируете выход сборника?
— Я предполагаю, что сборник выйдет в мае будущего года.
— Отлично, это дает мне достаточно времени на подготовку.
Под пристальным взглядом секретарши Киппенберг проводил Лу до двери, поцеловал ей руку на прощание и прошептал:
— Жаль все-таки, что я тогда не сделал тебе предложение.
Петра
Лу провела еще неделю в Берлине для того, чтобы встретиться со своими бывшими поклонниками, тем более что некоторые из них были больше, чем поклонники. Я не берусь воспроизвести все их разговоры, но один, особенно впечатляющий, все-таки приведу.
Лу
Она послала своему приятелю Мартину Буберу открытку с предложением встретиться через три дня в кафе Каплинского на Курфюрстедам. Почта в Берлине работала отлично, и Лу была уверена, что, получив открытку, Мартин сумеет выкроить время для встречи. И не ошиблась — еще издали она узнала за стеклянной стеной кафе красивую голову Бубера, освещенную стоящей на столике лампой. Увидев ее в дверях, Мартин, широко раскинув руки, пошел ей навстречу:
— Лу, дорогая, как я рад вас видеть! Вы еще прекрасней, чем были, когда мы работали над вашей знаменитой книгой «Эротика»!
Лу не стесняясь поцеловала Мартина в смуглую щеку.
— Да, вы как издатель моей книги проделали отличную работу, достойную таланта ее автора!
Они вернулись к столику у окна и, заказав кофе с прославленными крошечными пирожными Каплинского, пару минут сидели молча, наслаждаясь взаимным пониманием и симпатией. Когда официантка, закончив расставлять приборы с пирожными, оставила их наедине, Мартин сказал: